«Неполитизированность россиян — великий задел на будущее»: главное из общения Екатерины Шульман с TJ

Политолог и член Совета по правам человека о российской политике, гражданском обществе и видеоиграх.

27 сентября гостьей TJ стала политолог и член Совета по правам человека Екатерина Шульман. В течение часа она отвечала на вопросы о российском обществе, политическом кризисе и даже о видеоиграх. Мы выбрали самое интересное из общения Екатерины с пользователями. Полную версию смотрите на YouTube, куда для удобства мы добавили таймкоды.

Нынешний политический кризис базово связан с различием между уровнем развития общества и уровнем развития аппарата управления. В последние 15 лет общество развивалось довольно энергично. Система управления приспособится к общественному запросу. Когда уровень, если не общественного согласия, то, по крайней мере, пассивности, снижается, власть вынуждена приспосабливаться.

Что касается кризиса 2019 года, я ожидала его ближе к 2021 году. Наверное, никто не ожидал, что выборы в Мосгордуму станут таким триггером. Это вызвало силовую репрессивную реакцию. Она, в свою очередь, спровоцировала новую волну сопротивления. Сейчас оно в довольно активной фазе.

Статья 212.1 — это криминализация повторных нарушений правил проведения митингов. То есть за первые три нарушения — административка, за четвёртое — уголовка. Этой статьи не должно существовать в принципе. И даже в том виде, в котором она существует, она не может применяться, потому что в разъяснении Конституционного суда говорится, что простая повторность не образует уголовного состава.

Это очень плохая статья. Если мы это сейчас не остановим, и дела размножатся, их будут заводить на любого, кто три раза сходил на митинги.

Считается, что в России непопулярна экологическая тематика. На самом деле это не так. У нас непопулярна идея изменения климата, потому что люди не понимают, что это такое: какое глобальное потепление, когда в сентябре надо включать отопление в квартирах. Но если мы посмотрим на то, что их волнует в связи с благополучием городской среды, мы увидим, что экологическая повестка сверхполитизированна и сверхпопулярна.

На более или менее свободных городских выборах человек, пообещавший запретить вырубку лесов, победит кого угодно, потому что у нас типичные города второго мира с плотной застройкой, высокой концентрацией людей и несоблюдением экологических норм.

Нам нужно контролировать автомобильные выхлопы, терроризировать собственников заводов с установкой фильтров или вывозить их из городов. Это делается только политическими инструментами.

Видеоигры — большое социальное благо и фактор снижения молодёжной преступности. Но, судя по всему, игры просто физически удерживают в закрытых помещениях людей, которые в это время могли бы болтаться по улицам и совершать насильственные преступления. То есть видеоигры необязательно должны быть благом лично для вас, в этом есть нечто оскорбительное для индивидуума. Если вы считаете, что единственный способ удержать вас от хулиганства — привязать к стулу и дать игру, хорошо. Но, может быть, у вас есть другие способы провести время, которые лично вам принесут большую пользу. То есть я не агитирую за то, чтобы все срочно сели играть.

В видеоиграх также хорошо то, что это очень обширная и бурно развивающаяся экономическая область. В ней вращается больше денег, чем в любом другом энтертейменте. За видеоиграми будущее. Это очень перспективная сфера, которая, в том числе, даёт рабочие места.

В России политизированная публика в меньшинстве, и это очень хорошо — это великий задел на будущее. Есть такой бесчеловечный экономический параметр: дешёвая рабочая сила — это запас для экономического роста. Так и все эти неполитизированные люди — наша дешёвая рабочая сила. Их можно политизировать.

Наш политический режим часто называют персоналистской автократией, он сам тоже стремится производить такое впечатление. Я бы рассматривала его, как этатисткую систему (Этатизм — убеждение в том, что государство должно вмешиваться в жизнь общества и контролировать его экономические и социальные аспекты — прим. TJ), в которой власть принадлежит расширенной бюрократии. Что тут может сделать один человек — вопрос дискуссионный. Мы не должны ждать каких-то индивидуальных смен, потому что, как я уже сказала, аппарат управления приспосабливается. Он сопротивляется, ожидая, какую встретит реакцию. Важно это, а не конкретные фамилии.

Человек представляет себе двух субъектов: себя и власть. Дальше он думает, чего власть боится, а если она чего-то не боится, делать это бессмысленно. Он ставит себя в ложную дихотомию — либо идти подрывать Кремль, либо всё бесполезно. Чтобы вывести человека из этой рамки, надо объяснить, что нет субъекта под названием «власть».

Например, вы хотите, чтобы несправедливо обвиняемого освободили. Вы смотрите, какие были предыдущие случаи успеха таких кампаний. С журналистами, защищавшими журналистов, активистами, защищавшими активистов. Вы видите, что эти случаи схожи: есть некий набор инструментов которые с высокой долей вероятности приведут к успеху. Во-первых, это правовые инструменты, во-вторых, инструменты публичности, в-третьих — самоорганизации. Все эти инструменты не гарантируют результата. Но взрослый человек понимает, что не каждое действие увенчано успехом. Таким образом можно вычислить, чем следует заниматься. Власть оставьте в покое, её не существует, думайте о себе.

Пока рано говорить о перспективах «Умного голосования» на выборах в Госдуму в 2021 году. Законодательство может быть изменено, ЦИК уже выступает с соответствующими предложениями. На выборах 2019 года эта тактика показала себя политически выдающейся по эффективности. Через два года может получиться так, что будет, за кого голосовать.

«Умное голосование» — это инструментализация протестного голосования. Это практически голосование против всех, только со сдвинутыми акцентами. Возможно, в 2021 году можно будет проголосовать не «против», а «за».

#гостьтж #шульман