Офтоп
Александр Фаст

Человек-главред: вне актуального

Главные цитаты из интервью Алексея Венедиктова журналиста Snob.ru Ксении Соколовой, посвященного двадцатипятилетию радиостанции.

О современной журналистике

«Твоя задача — серфинговать в любых обстоятельствах, неважно, на какой субстанции: на воде, соляной кислоте, на говне жидком или не жидком; если ты взялся, то задачу надо решить и желательно первым. Или вовсе не берись, есть масса иных возможностей, и тот же Андрей Васильев [бывший шеф-редактор «КоммерсантЪ»] это демонстрирует. Можно уехать. Я, например, тоже человек достаточно зажиточный и могу спокойно уйти на пенсию, вместе с любимыми людьми куда-нибудь переехать. Но, во-первых, мне это скучно. Во-вторых, существует все же возможность, что дерьмовый серфинг когда-нибудь закончится, и можно будет вырваться на настоящий простор»

О взаимоотношениях с президентами

«Я заявлял это им всем — от Бориса Николаевича до Владимира Владимировича. Я всегда говорил одно и то же: „Мои условия таковы. Я работаю вот так, и не иначе. Моя ценность именно в том, как я работаю. Хотите — берите меня. Не хотите — убирайте“. В знаменитом разговоре 2000 года с молодым президентом Путиным после „Курска“, когда он упомянул про врагов и предателей, я сказал именно это. Нас ничего не связывало, но он меня знал, и я ему сказал, что вот я, перед вами, такой как есть»

О правде в глаза

На всех встречах президента с главными редакторами, Венедиктов задает именно те вопросы, которые интересуют его. Не для того, чтобы выпендриться или похвалить. По его словам, даже когда он говорит в эфире что-то серьезно антипутинское, президент знает: все то же самое могут повторить ему в лицо. В этом, с точки зрения Венедиктова и заключается «стратегия школьного учителя»:

«Работая школьным учителем 20 лет, я понял, что дети, особенно маленькие, пятый-шестой класс, ловят фальшак. Представьте, стоит учитель и что-то им говорит, а дети непостижимым образом чувствуют, когда им говорят правду, а когда врут. К тому же я — плохой актер. Когда я осознал, что мой фальшак будет всегда чувствоваться, я понял, что честность в отношениях — лучшая политика. С женщиной, президентом, друзьями и т. д. Например, если мне не понравилось, как поступил близкий друг, я считаю, лучше ему сказать об этом прямо»

О своей первой «смерти»

В 1994 году Венедиктов находился в Чечне, в составе миссии по вызволению четырнадцати офицеров, захваченных террористами Дудаева в грозненском Доме правительства. Проблема состояла в том, что военнослужащие в какой-то момент сами отказались возвращаться в Москву. Венедиктов, который тогда еще не был главным редактором «Эха», попытался записать их отказ на диктофон, когда чеченцы выгнали его из комнаты.

«Спустя 10 минут ко мне подходят и говорят: „Пойдем“. И выводят во двор. Ставят у стенки. Спиной к взводу бойцов, лицом к стене. Мне до сих пор иногда снится каждая выемка от пули на той стене. Я же говорю, трус. Чеченец спросил: „Глаза завязывать будем?“. Я к нему повернулся и сказал: „Не будем“. Он что-то по-чеченски скомандовал, они передернули затворы. А я стоял там, совершенно картонный, я отморозился… Вдруг они все засмеялись — ха-ха-ха, и повели обратно. Пошутили они. После этой шутки я двадцать лет уже живу как после смерти. А чего им стоило меня грохнуть?! Ничего не стоило»

О гневных сообщениях

«Я вам расскажу замечательную историю, которую еще никому не рассказывал. У меня в телефоне Лесин и Леся, понятно, стоят рядом. И вот, дело происходит в начале 2014 года. Леся в тот момент ушла с „Эха“ на 4 месяца, мягко говоря, по личным причинам, а Михаил Юрьевич меня прессовал. Однажды я психанул и написал ему эсэмэску: „Послушай, сука…“. Дальше несколько матерных слов в том смысле, что „если ты еще раз позволишь себе бла-бла, то я тебя, твою маму…“. В общем, как положено между нами, московскими пацанами. И я уже собирался это отправлять, когда у меня соскочил курсор, и я увидел, что, не общаясь с Рябцевой три месяца, я эту матерную инвективу посылаю ей! Буквально чудом я схватил себя за пальцы и оттащил от телефона»

О путинской критике

По словам Венедиктова, публичные «терки» с президентом у него случались всего два раза: первый раз — по грузинской войне, второй раз — когда Путин на встрече с главными редакторами, под камерами, заявил о том, что «„Эхо Москвы“ с утра до вечера поливает его поносом».

«Я Пескову говорю: „Дим, это чо?“. А он мне: „Ты хотел этой встречи? Вот сиди теперь“. В общем, тогда меня Владимир Владимирович поимел. Причем при таком раскладе ты не имеешь возможности сразу ответить, надо сначала все выслушать, утереться… Уже после всего я страшно обиженный говорю: „Вашу мать, президент на весь мир объявляет, что мы льем на него понос! Я хочу понять, что он имел в виду!“. Мне отвечают: „Он имел в виду понос как поношение“. Хотя в русском языке слово „понос“ означает конкретно „жидкие фекалии“, и все мировые агентства перевели это именно как жидкий кал!»

Об отношениях с Лесей Рябцевой

«Мое отношение к Лесе совсем иной природы. Сначала я на нее смотрел как на инструмент. И понял, что для меня она фантастический универсальный инструмент, который нельзя ломать. А сломать — это перевести отношения в другое качество. Еще я видел, что у нее просто нет желания этим [сексом] со мной заниматься… В каком-то смысле я даже жалею, что у нас нет и не было романа, потому что тогда можно было бы легко объяснить всем, что происходит. Наш симбиоз — это партнерство в самом высоком смысле этого слова, когда девочка-соплюшка, которая сама моложе „Эха“, отвечает на звук моей струны, а я отвечаю на звук ее. Нам даже не надо разговаривать, тем более вместе спать»

О самом главном

«Главная вещь — одна. Это твои отношения даже не с людьми вообще, а с конкретным человеком. Это возникновение связи, ответственности, обязательств, расхождений. Ты должен сделать все, чтобы сохранить людей, которых хочешь сохранить. Все остальное не имеет значения. Никакого! Вообще! Карьера, деньги, власть — это важно, нужно, но это все Apple-приложения. Зато когда к тебе возвращается человек, которого ты, казалось бы, потерял навсегда, ты словно получаешь еще два года жизни. Еще две жизни, как в компьютерной игре. И можно опять играть дальше»