«Россия никогда не станет Советским Союзом»: экс-глава Госархива о Сталине, Грозном и правящей элите
Бывший глава Госархива России Сергей Мироненко дал интервью газете «Московский Комсомолец», рассказав, что для современных «мифотворцев» пропагандистские легенды о героях ВОВ стали важнее жизни реальных людей, Иван Грозный является тираном, и ставить ему памятники — мракобесие, а также о том, что Сталин был главным палачом и некоторые представители правящей элиты мечтают «перекроить государство по его лекалам».
Сергей Мироненко, научный руководитель Госархива РФ. Фото «Интерфакс»
О панфиловцах и патриотах
Доктор исторических наук, учёный Сергей Мироненко был уволен с должности главы Госархива 16 марта 2016 года, так как, формально, истёк срок его полномочий. В 2015 году между Мироненко и министром культуры Владимиром Мединским произошёл конфликт, после того, как глава Госархива открыл доступ к документам, разоблачающим ряд советских пропагандистских мифов, в том числе миф о «28 панфиловцах». В ответ на это министр культуры призвал руководство Госархива «заниматься своей профессией и не давать собственных оценок архивным документам».
В настоящее время Сергей Мироненко трудится на должности научного руководителя Госархива, и своего мнения панфиловцах и пропагандистских мифах не меняет.
Нашей историко-культурной идентичности в первую очередь угрожает враньё. Меня с детских лет учили: врать — это плохо. У нас что, не хватает людей, которые действительно отдали жизни за Родину? Но для сегодняшних мифотворцев вымысел важнее реальных человеческих судеб.
Тем самым они, по сути, солидаризируются с бесчеловечной сталинской системой, для которой человек был ничто. Напомню слова маршала Ворошилова, приказывавшего в первую очередь спасать не людей, а технику: «Бабы новых нарожают».
Мироненко напомнил, что судьба миллионов людей, погибших во время Великой Отечественной войны, до сих пор неизвестна. Однако, «поборников мифов, называющих себя патриотами, это, похоже, совершенно не волнует».
Также историк выразил недоумение, почему поиском и захоронением солдатских останков занимаются лишь отдельные энтузиасты, а посвящённой этому госпрограммы не существует.
Словом, патриотизм, я убеждён, состоит не в том, чтобы создавать мифы, а в том, чтобы искать настоящих героев, рассказывать о настоящих подвигах. Никогда не соглашусь с тем, что враньё может создать национальную идентичность.
О субъективности истории и Иване Грозном
Говоря об истории, как о культурном явлении, Мироненко не согласился с высказыванием министра образования Ольги Васильевой о том, что история — это «вещь субъективная», и добиться объективности в освещении событий прошлого невозможно.
Не следует путать историю и пропаганду. Поверьте, я абсолютно серьёзно считаю, что история — это наука. А цель науки — объективное знание. Да, как и во всякой науке, мы пока не всё знаем, не всё понимаем в нашем прошлом. Но мы стремимся к объективному пониманию.
Сколько бы разные люди, облечённые властью, ни говорили о субъективности истории, в ней есть свои непреложные истины, есть белое и есть чёрное. Как говорится в пословице, чёрного кобеля не отмоешь добела. Иван Грозный, например, был и останется кровавым тираном. Об этом свидетельствуют и народная память, и исторические документы.
По мнению учёного, ни один из великих русских историков — ни Карамзин, ни Соловьев, ни Ключевский, ни Платонов — не обошел своим вниманием преступления Грозного. Тем не менее, ему один за другим ставится памятники и даже раздаются предложения о канонизации, что является «настоящим мракобесием». И для того чтобы противостоять этому мракобесию, «необходимо точное историческое знание».
Поэтому, по словам Мироненко, очень важно, чтобы историки не вставали в позу «чего изволите», в которую их периодически пытается поставить государство.
Также учёный ответил на тезис одного из своих «высокопоставленных оппонентов», написавших в своей докторской диссертации о том, что «взвешивание на весах национальных интересов России создаёт абсолютный стандарт истинности и достоверности исторического труда».
Кто и как, собственно, взвешивает эти «национальные интересы»? Да и что это вообще такое? На мой взгляд, одним из главных национальных интересов любой страны является объективное знание своей истории.
Владимир Ильич Ленин, между прочим, и наличие всеобщей нравственности отрицал. Согласно его представлениям, это было классовым понятием: что хорошо для рабочего класса, что способствует делу революции, то и нравственно. Но это ведь не отменило общечеловеческую мораль — большевистский режим рухнул, а 10 заповедей остались.
То же самое с историей. Это большая ошибка, думать что с ней можно обращаться как со служанкой. Рано или поздно она всё расставит по своим местам.
О том, какие исторические документы до сих пор засекречены
Как рассказал Сергей Мироненко, рассекретить можно практически любой документ, однако эта процедура сталкивается со множеством бюрократических проволочек и большими бюджетными расходами: привлекается огромное количество экспертов, труд которых должен быть оплачен.
При этом, некоторые рассекреченные документы остаются невостребованными. Например, по словам экс-главы Госархива, существует «парадоксальная» ситуация с архивом Сталина, в который «может быть, историкам даже боязно заглянуть, потому что это приведёт к новым открытиям и к необходимости пересмотра, переосмысления».
Архив Сталина давно рассекречен, но... У нас в архивах такой порядок: если дело выдаётся исследователю, в нём проявляется запись о том, что такой-то тогда-то с ним ознакомился. Так вот большинство дел из сталинского архива таких записей не имеют. То есть в них никто не заглядывал.
И это далеко не единственный такой архив. В 1990-е годы у нас произошла настоящая архивная революция: рассекречены были миллионы дел по всей стране. Но историки, к сожалению, от этой революции сильно отстали.
Говоря о том, какие исторические документы до сих пор засекречены, научный руководитель Госархива заявил, что в основном это записи, касающиеся работы спецслужб и военной разведки, причём, с некоторых документов не снят гриф секретности с 1917 года.
Однако есть и документы, которые засекречивать, по мнению историка, было вовсе не обязательно, и это сделали только для того, чтобы «перестраховаться». Например, документы о перелёте Чкалова через Северный полюс, доступ к которым был открыт лишь несколько лет назад.
Я внимательно прочитал их и, честно говоря, так до конца и не понял, какие государственные секреты в них содержались. Разве что тот факт, что в экипаже Чкалова никто не знал английского.
Видимо, не ожидали, что они долетят. Представьте себе: воздушную границу Америки пересекает какой-то самолёт, ему с земли радируют: «Эй, парень, ты кто?». А он не может ответить. Но это, подчеркиваю, лишь мои догадки. Никаких более опасных тайн в этих материалах я не обнаружил. Но чтобы рассекретить их, пришлось создавать целую межведомственную комиссию. И так каждый раз.
По словам Мироненко, он хочет изменить действующий порядок, и сделать так, чтобы засекреченные документы становились автоматически доступны через 30 лет наложения грифа, (за исключением документов, содержащих гостайну) создав, по сути, презумпцию открытости архива.
О Сталине, НКВД, и современной политической элите
Говоря о рассекречивании архивов, зашла речь и о документах, касающихся сталинских репрессий, в частности, деятельности НКВД, список сотрудников которого был недавно выложен в открытый доступ. Отвечая на вопрос о том, правда ли, что до сих пор нельзя выдавать имена непосредственных исполнителей смертных приговоров, Мироненко ответил, что, во-первых, это не так, а во-вторых, их имена не так уж важны.
Имена некоторых из них известны. Это, например, известный комендант НКВД Василий Блохин, на руках которого кровь многих тысяч людей. Но в принципе для истории, думаю, не так важно, был ли это Блохин, Иванов или Сидоров. Важно, кто создал и запустил машину террора. Основная ответственность за репрессии лежит, несомненно, на высшем руководстве страны. Главные палачи — Сталин и его окружение.
Тем не менее, экс-глава Госархива отметил, что существует диссонанс между Россией и Германией, где до сих пор судят людей, работавших даже простыми секретарями в концлагерях.
Но у нас — в России, в Советском Союзе — не было своего Нюрнбергского трибунала. Следовательно, у нас нет основания для привлечения этих людей к ответственности.
Считаю, он не помешал бы. Но вероятность этого, конечно, невелика. Об этом в числе прочего говорит судьба законопроекта, внесённого в Госдуму бывшим членом Совета Федерации Константином Добрыниным, — о преследовании за оправдание преступлений сталинизма.
С тех пор прошло больше года, но что-то не вижу, чтобы этот закон обсуждался. Видимо, парламенту некогда заниматься такими вещами.
Говоря о тайнах прошлого учёный отметил, что есть ещё много секретов, над изучением которых стоит кропотливо работать, и мы ещё «очень далеки от полного понимания советской эпохи». Однако, что касается исторических секретных документов, экс-глава Госархива заявил, что ему не нравится используемое в их отношении слово «разоблачение».
Задача историка — разобраться в природе этих мифов, понять, какую роль они играли, зачем были нужны. Кстати, то, зачем они (разоблачения) вдруг понадобились сегодня, — тоже очень интересный вопрос.
Мироненко согласился с высказыванием, что старые мифы «берут на вооружение, дабы попытаться перекроить государство по лекалам, завещанным Сталиным». По мнению историка, некоторые представители правящей элиты очень хотели бы этого, но вернуться к прошлому уже невозможно.
Россия никогда не станет Советским Союзом. Возврата к прошлому нет. Но рецидивы каких-то элементов прошлого, да, возможны. Не могу не заметить, кстати, что являюсь специалистом по неудавшимся реформам Александра I, Николая I, Александра II.
Работу, посвящённую реформе 1861 года, я назвал «Великая, но неудачная»: если бы она удалась, не было бы сталинских колхозов. Почему Россия, ощущая необходимость кардинальных перемен, идя на эти перемены, постоянно откатывается назад? Вопрос, на который у меня пока нет ответа.