Офтоп
Сергей Звезда

«Самый ужасный момент за день — это когда я проснулся»

Правила выживания в одиночной камере и неизбежные изменения рассудка.

Одиночная камера на острове-тюрьме Райкерс, Нью-Йорк. Фото AP

Срок в одиночной камере называют самым тяжёлым испытанием для осуждённых. Изоляция, какой бы продолжительной она ни была, неизбежно меняет состояние тела и разума человека. Прошедшие через пытку признаются, что реабилитироваться после такого почти невозможно, а многие эпизоды и ощущения выветрить из памяти уже не получится.

Журналист GQ Натаниэль Пэнн (Nathaniel Penn) поговорил с теми, кто провёл в одиночной камере от месяца до более чем 20 лет. Издание опросило 48 человек, в числе которых оказались нынешние и бывшие заключённые. И хотя в камере они не всегда осознавали, как течёт время, репортёр почти полностью восстановил хронологию «дня сурка».

День сурка

По оценкам экспертов, в одиночных камерах США ежедневно содержится от 80 до 90 тысяч заключённых. Точное число и причины их содержания в строгом режиме назвать невозможно из-за отсутствия общей базы.

GQ назвало одиночные камеры «американским ГУЛАГом» и «тюрьмой тюремной системы», которая вместо снижения уровня насилия провоцирует его. Учёные уверены в непоправимом вреде для психики и тела, но не могут этого доказать: аналогичные тесты на лабораторных животных противоречат закону о гуманном отношении к ним.

Заключённый рискует попасть в «одиночку» за насилие, азартные игры, оскорбления, отказ убирать камеру, попытку самоубийства или даже пение. По решению охраны, его также могут наказать за активную общественную позицию, непопулярные общественные взгляды или поданные жалобы.

Изоляция может быть разной. Один её вид подразумевает полное отсутствие контактов с другими людьми и содержание в тесноте. В помещении размером меньше парковочного места слышен только надоедливый звук тусклой флуоресцентной лампы, которая никогда не гаснет. Единственный запах — это запах цемента. Если заключённому повезёт, он окажется в комнате с окном.

В ином случае человек попадёт в камеру, откуда днями и ночами напролёт слышны крики и тирады других осуждённых. Звуки открывающихся и закрывающихся дверей, звона ключей и шипения раций, скорее всего, запомнятся им на всю жизнь.

Температура в камере редко бывает комфортной. Порой осуждённым настолько холодно, что они спят в куртке и ботинках. Иногда жара вынуждает оборачивать тело мокрыми тряпками.

Обоняние также покажется лишним чувством. Если тот, кто находится на этаж выше, изобразит на стене «картину» из крови или отходов, неприятный запах тут же проникнет в близлежащие камеры. Когда охрана распылит слезоточивый газ против заключённого-нарушителя, жечь глаза начнёт всем его соседям.

Мигранту в калифорнийской одиночной камере дали возможность позвонить. Фото Getty

Рассвет

Дэнни Джонсон (Danny Johnson), 24 года в одиночной камере: «Я знаю самую ужасную вещь, которая случалась со мной каждый день. Это момент, когда я просыпался».

Джейкоб Барретт (Jacob Barrett), 20: «Камера пахнет туалетом мужской раздевалки захудалой волонтёрской организации. Там люди пукают, блюют, истекают потом, размазывают фекалии по стенам и окнам, а также засоряют унитазы».

Стивен Чифра (Steven Czifra), 8: «Люди не понимают, когда я пытаюсь объяснить. Я нахожусь здесь восемь лет, и каждый день люди получали какой-то новый опыт. У меня есть опыт только одного дня, каждый из которых похож на предыдущий».

Утро

Глен Тёрнер (Gleen Turner), 24: Мой завтрак состоит из еды, которую обычно подают маленькому ребёнку: половина чашки с кашей, сок или молоко, сахар.

Каминанте Азул (Caminante Azul), 15: У вас есть не так много времени на то, чтобы поесть. Иногда доходит до неразберихи: охрана может выдать еду, на мгновение отвлечься и сразу же забрать поднос.

Клинт Террелл (Clint Terrell), 4: Почти всё время ты голодаешь. К тому моменту, как я завершу одну трапезу, мне уже захочется приступить к следующей. Я съедаю всё сразу же, как приносят: наверное, проходит пара секунд.

Роберт Салим Холбрук (Robert Saleem Holbrook), 10: Если ты не стоишь у двери во время разноса еды, ты серьёзно рискуешь возможностью перекусить.

Джеральд Шульц (Gerard Schultz), 18: Мы обязаны открывать рты и показывать охраннику, что у нас с дёснами и губами и есть ли что-то под языком. Нас заставляют запускать пальцы в волосы, показывать уши, вскидывать руки вверх, шевелить пальцами и поднимать яйца.

Даниэла Медина (Daniela Medina), 4 месяца: Ты чувствуешь себя как в фильме «Молчание ягнят».

Холбрук: Затем двое охранников приставляют играющее радио к двери. Я должен повернуться к выходу спиной, после чего меня выведут во двор.

Виктория Браун (Victoria Brown), 5: Предполагается, что у тебя есть свободный час в день, но так никогда не происходит. Чаще всего речь идёт о часе в неделю. Это зависит от погоды и начальника охраны. Если идёт ливень, прогулки отменяются.

Федерико Флорес (Federico Flores), 16: Другие заключённые сразу мне посоветовали найти занятие на этот час: «Если любишь читать, читай. Если любишь рисовать, рисуй».

Райан Райсинг (Ryan Rising), 4: Лучше всего тратить время на тренировки. Если ты не будешь заниматься, ты больше никак не спустишь свою злость.

Тёрнер: В некоторых местах допускается телевизор или радио, в некоторых — нет.

Шульц: Заключённые, которым отказали в доступе к телевизору или радио, с высокой степенью вероятности причинят себе вред или попытаются совершить самоубийство.

День

Деннис Хоуп (Dennis Hope), 22: Как правило, обед представляет собой горшок с едой, где чаще всего встречается лапша. В консервированных овощах часто находятся насекомые — кузнечики, сверчки или их части тела. Порция настолько мала, что вам едва хватит на пять укусов.

Андре Скотт (Andre Scott), 1 месяц: Вместе с другими заключёнными я мог бы пройти онлайн-курс какого-нибудь колледжа. В одиночной камере я просто лишён каких-либо форм продуктивности.

Реджинальд Дуэйн Беттс (Reginald Dwayne Betts), год: Я проводил время за мыслями о будущем, которое я был не в состоянии ни вообразить, ни предсказать. Я просто надеялся, что я таким образом готовил себя хотя бы к чему-то. Порой я надолго увлекал себя совсем простыми вещами: «Могу ли я сделать 100 отжиманий в день? Могу ли я сделать 200?» В одиночных камерах правит скука, и у меня было не так много способов забыться.

Леон Бенсон (Leon Benson), 11: Невыносимая обстановка приводит к тому, что многие в «одиночке» начинают страдать от «словесного поноса». Будто бы любой шум обязательно заглушит одиночество и страх.

Рэй Люк Левашур (Ray Luc Levasseur), 13: Если выкачать воду из туалета и прокричать туда что-нибудь, унитаз выступит в качестве мегафона. Так можно общаться с заключённым в соседней камере.

Грегори Когер (Gregory Koger), 7: Скажем, ты и я находимся в соседних камерах и разделены одной стеной. И по какой-то причине ты мне не нравишься. Я потрачу 24 часа на удары по общей стене. А когда вы попытаетесь поговорить с кем-то под вашей камерой, я постараюсь заглушить реплики любым шумом.

Холдбрук: Шум в одиночной камере — это точно та же энергия, что выплёскивается у заживо погребённых.

Крис Медина-Киршнер (Chris Medina-Kirchner), 6 месяцев: [Когда заключённый хочет помыть голову и к нему приходит охранник] у тебя есть пять минут, а температуру воды ты регулировать не имеешь права. Она может быть как чертовски горячей, так и невероятно холодной. От последнего у людей попросту мыло застывало на лице и в глазах.

Браун: Если из обычной камеры отправить письмо очень сложно, то сделать это в «одиночке» почти невозможно. Письмо — это оружие против вас. Готовьтесь к тому, что ваша почта исчезнет. Вы увидите запечатанный конверт с вашим именем, но текст внутри написали не вы.

Райсинг: Ты не получаешь почту и чувствуешь себя брошенным. Начинаешь думать, что никто не в курсе происходящего с тобой. Но если не будешь придерживаться графика и своих занятий, сойдёшь с ума и станешь по-настоящему агрессивным.

Брайан Нельсон (Brian Nelson), 23: В первую неделю я начал говорить сам с собой. Я постоянно ощущал, что вижу что-то странное краем глаза, поэтому я резко поворачивал голову, будто бы пытаясь не упустить это. Ты действительно видишь кого-то ещё в камере и слышишь голоса.

Хавьер Пануко (Javier Panuco), 5: Никто из нас не просил помощь у психолога. Мы будто бы негласно договорились о культуре «мачо»: если кто-то узнает о твоей депрессии, тебя заклеймят возможным информатором. Не хотелось бы быть таким парнем. Поэтому фраза «всё не так уж и плохо» стала механизмом выживания. Нужно было поверить в собственную ложь.

Флорес: Таблетки превращают тебя в другого человека. Ты начинаешь говорить как в мыльных операх. Даже самые исключительные люди вдруг начинали бубнить в пустоту. В следующий момент они стучали по стенам и бросались фекалиями. Человек на таблетках постоянно говорит себе: «Я должен быть сфокусирован».

Хоуп: Больше всего я боюсь потерять здравомыслие. Бесчисленное множество заключённых теряли связь с реальностью и сходили с ума.

Вечер

Ойоре Лутало (Ojore Lutalo), 22: Женщины из журналов получают имена. Ты говоришь вслух: «О, она хочет поговорить со мной вечером».

Пануко: Думаю, в тюрьме я мастурбировал больше, чем в подростковом возрасте.

Браун: В соседней одиночной камере была девушка, которой очень хотел засадить охранник. Все кричали на него: «Чего ты к ней пристал? Ты же видишь, что она тебе не подходит». Но он невозмутимо отвечал: «Кто-то обязан сделать что-то для меня». Так что я дала этому охраннику то, что ему было нужно, потому что я не хотела подвергать опасности кого-то ещё. Я убедила себя, что это не было изнасилованием, ведь я формально согласилась.

Тёрнер: В голове ты снова и снова прокручиваешь каждый разговор, останавливаясь на каждом моменте, пусть и незначительном. Тебе необходимо почувствовать и проверить, реальный это был разговор или воображаемый.

Скотт: Если охрана захочет, они не потушат свет даже ночью. Заключённые намеренно ломали лампы, чтобы хоть немного поспать. Естественно, за это они получали наказание.

Холбрук: Как можно заснуть? Вы либо уже привыкли к постоянному шуму, либо вам дали психотропные препараты.

Фрэнки Гузман (Frankie Guzman), год: Я даже не могу описать, что со мной происходило. Я не имел власти ни над чем. И я пришёл к конкретному выводу: я — ничто.

Последствия

Пануко: К моменту, когда я вышел на свободу, у меня не оказалось ничего. Полицейский, ответственный за условно-досрочное освобождение, предложил пойти в приют для бездомных. Он сказал, что если я не захочу там остаться, мне выдадут ваучер на номер в отеле. В приюте мне не понравилось, о чём я и сообщил полицейскому, который прямо на улице сжёг ваучер и оставил меня возле бездомных.

Барретт: Даже если я знал эту сволочь, визжащую по ночам, я хотел задушить его подушкой. Так что после 20 лет в одиночной камере я могу спать только в тишине. Я стал пользоваться берушами.

Дэнни Мурило (Danny Murilo), 7: Я убираю комнату с запредельной тщательностью. В тюрьме к тебе в любой момент могут прийти и перевернуть весь твой хлам.

Когер: Трёхмерные вещи стали для меня шокирующими. Я вёл машину и не мог отвлечься от деревьев, которые движутся с одной скоростью, а дома за ними — c другой.

Пануко: Я не могу остаться один, даже в ванной комнате. И закрывать там дверь.

Левашур: Постоянно вижу флэшбеки о насилии. В первый год на свободе я пошёл в магазин, где вместо коробки с крупой увидел отрубленную голову. Это был кто-то, чьё жестокое избиение я однажды видел. А ярость — это моя основная эмоция даже в разговоре с людьми, которыми я дорожу. Люди говорят, что я действительно жесток и с трудом сдерживаюсь. Но я не хочу пугать людей, поэтому часто их сторонюсь.

Чифра: Только через пять лет после выхода на свободу моя девушка могла безболезненно касаться почти любой части моего тела. До этого я постоянно был в агонии: толкнувшему меня я мог запросто зарядить в лицо. Сейчас я терпимо отношусь к касаниям моих детей, но далеко не всегда. Уверен, что ярость ещё не раз попытается вырваться наружу.

Тюрьма строгого режима Pelican Bay. Фото: The New York Times

В России

Аналогом в России являются штрафные и дисциплинарные изоляторы. Согласно закону, заключённый рискует оказаться в ШИЗО за нарушение порядка. Максимальный срок составляет 15 суток, однако новая провинность грозит повторным попаданием в изолятор.

Выдворенные в ШИЗО лишаются права на свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов, а также получение передач и бандеролей. У них остаётся право на ежедневную часовую прогулку. Работают они отдельно от других заключённых. По желанию к осуждённому может прийти священнослужитель.

#золотойфонд