«Иван Грозный, Пётр Великий и Сталин отнюдь не одну великую Россию строили»

Председатель совета «Вольного исторического общества», экс-редактор журнала «Отечественные записки» Никита Соколов рассказал изданию «Афиша-Воздух» о том, почему в России необходимо пересмотреть отношение к прошлому государства и почему не должно быть единого учебника истории.

Никита Соколов. Фотография: Евгения Онегина

По мнению Соколова, «героический нарратив», принятый за основу школьных курсов в России, представляет собой «очень удобную модель для авторитарной власти».

В логике этого нарратива у русского народа не может быть иной судьбы, кроме как в рамках жёстко выстроенной государственной вертикали, без которой ему конечная погибель. Потому что русский народ вечно в осаждённой крепости: то это печенеги, то половцы, потом крестоносцы, потом поляки, французы, затем англичанка начинает гадить. А раз мы в осаждённой крепости, то все наши права человека и свободы второстепенны, все ресурсы надо вручить коменданту крепости, а демократические процессы только ослабляют нашу оборону.

При этом, как утверждает историк, с точки зрения науки такая модель несостоятельна, так как «Древняя Русь не была единым государством, а скорее — конфедерацией земель». Существующая политика власти «разрушает в обществе представление об историзме: о том, что люди в разные эпохи думали иначе, воображали мир иначе и были движимы иными мотивами, чем мы», — утверждает Соколов.

Иван Грозный, Пётр Великий и Сталин отнюдь не одну великую Россию строили, а преследовали совершенно разные цели.

История, по оценке председателя совета «Вольного исторического общества», используется как «протез» конституционно запрещённой идеологии.

Настоящий историк не может надёргать фактов из истории, для него они все составляют плотную ткань, точно пригнанные причинно-следственные цепочки. А для массового сознания история похожа на карту звёздного неба: где-то тут Иван Грозный, а где-то потом Пётр I. Что было между Иваном Грозным и Петром? Непонятно. Пустота. Наши вожди, употребляя историю для своих конъюнктурных соображений, лишают общество чувства историзма.

Соколов напомнил, что в России существует историко-культурный стандарт, в соответствии с которым должны писаться все школьные учебники. По его оценке, это своего рода махинация: «учебников может быть много, но стандарт всё равно один». За списком дат, имён и событий просматривается концепция.

Нам часто говорят: сделайте историю из фактов, а трактовки мы сами приложим. Так не бывает: факты возникают в результате осмысления прошлого, и пути этого осмысления должны быть разными. Поэтому мы и протестуем против единого учебника: если у общества широкий спектр видов на будущее, то у каждой части общества свои герои и свои образцы. В этом практическая польза от исторической науки — предоставить обществу широкий диапазон выбора, чтобы оно не ошиблось с планами на будущее.

Соколов подчеркнул, что России необходимо пересмотреть отношение к собственной истории, «должен возникнуть существенный, серьёзный разговор о нашем прошлом».

Мы живём в обществе, где продолжается холодная гражданская война между сторонниками авторитарной власти и сторонниками открытого общества. Поэтому никак не можем договориться, Сталин — герой или злодей, поскольку не произошло никакого учредительного действия после распада СССР. [...] Прямой разговор о прошлом опыте поможет выработке этого сложного согласия. Пусть у нас будет несколько регистров памяти, это нормально. Идентичность современного человека так и устроена: например, один человек может быть русским, считать себя казаком или помором, исповедовать буддизм и быть приверженцем какого-то музыкального стиля.