Интернет
Сергей Звезда

Новые «Намедни» — главный документальный YouTube-сериал последних лет. Леонид Парфёнов объяснил нам, как всё устроено

Интервью TJ и подробный рассказ об обратной стороне передачи.

Съёмки проекта «Намедни» Фото здесь и дальше — от авторов программы

С марта Леонид Парфёнов выпускает на своём YouTube-канале новые серии передачи «Намедни» о 2004-2010 годах. Последний к этому моменту выпуск посвящён 2008 году. Журналист, как и всегда, отобрал главное, что, на его взгляд, нам запомнилось, смешав несовместимое — от слухов про Владимира Путина и Алину Кабаеву до «Евровидения» и торрентов.

Обновлено:
На YouTube <a href="https://www.youtube.com/watch?v=VzzfcSK41u8" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank">вышел</a> выпуск про 2009 год: «Умер Майкл Джексон. „Аватар“. Superjet. Магнитский. Пикалёво. ЕГЭ. Закрыли Черкизон». А потом и про <a href="https://www.youtube.com/watch?v=fEvIdp5Z9BU" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank">2010</a>: «iPad. Отставка Лужкова. Собянин. Леди Гага. Викиликс. Навальный. ЮКОС-2. Янукович. Трололо».

Парфёнов стал одним из первых телевизионщиков, который, как и подобает тренду, перебрался на YouTube. Но к главному проекту своей жизни он вернулся далеко не сразу, сначала набрав аудиторию через «Парфенон» — более личный и привычный для платформы блог. Сейчас же «Намедни» — это уникальный пример телешоу, которое без больших изменений перенеслось в интернет, не умерло там в агонии и умудрилось не затеряться среди более удобоваримых форматов. Даже с крупными для YouTube затратами.

«Намедни» или «Немедля»

Новые «Намедни» не совсем корректно называть так из-за нерешённого конфликта с правообладателем — НТВ. Однако в соцсетях и СМИ, включая TJ, пишется именно так из-за неотделимости бренда и его лица. Да и сказать «Намедни» несколько проще, чем «исторический цикл с Леонидом Парфёновым». Именно так программа называется сейчас официально.

До того, как выпускать «Намедни 1946-1951», мы задумались о правах. Было несколько цепочек переговоров на уровне Леонида и руководителей НТВ. И нам было сказано: «Да, окей, фигачьте. Наши юристы свяжутся с вашими, и мы подумаем, как это красиво всё обыграть». Потом всё затянулось: «Ой, они не могут, свяжемся в конце недели».

Илья Овчаренко

В первом сезоне после YouTube-перезапуска «Намедни» сохранили историческое наименование, хотя за три дня до премьеры команда получила ответ со стороны НТВ — «по вашему вопросу вынесено отрицательное решение». К тому моменту менять что-либо было уже поздно: бренд был в титрах, на заднем плане и в речи Парфёнова. Названия тех эпизодов про 1946-1951 годы не изменились и по сей день. НТВ, где программа выходила с 1993 года до увольнения Парфёнова в 2004 году, открыто не возражал, но и не хотел оформлять согласие официально, объяснял журналист. По словам Овчаренко, жалоб от НТВ на первый сезон нет до сих пор.

Если спонсором первого сезона «Намедни» был «Альфа-Банк», то второй сезон проекта производился совместно с «Яндексом». Компания также взяла на себя всю рекламную составляющую. Публиковался он не только на YouTube, но и в «Яндекс.Эфире». Когда НТВ направил возражения «Яндексу» с напоминанием об авторских правах, компания, по словам Парфёнова, «предпочла не спорить». В октябре 2019 года программу переименовали — в заголовках выпуска остался номер года и перечисление нескольких событий.

Фразы «Это „Намедни. Новая Эра“», разумеется, нет и в новом сезоне, который выходит только на YouTube и с другими партнёрами. Формальное название, несмотря на споры об авторских правах, оказалось не такой уж и важной деталью.

Логично, что программу называют «Намеднями». Хотя у нас даже была мысль назвать это всё «Немедля».

Но потом, когда я куда-то улетел, мне позвонил Леонид и сказал: «Я всё придумал. Пусть не будет названия, пусть будет только год и фраза „с Леонидом Парфёновым“. И все сами будут говорить „Намедни“».

Илья Овчаренко

Экономика новых «Намедней»

«Когда мы начинали „Парфенон“, была договорённость, что этот проект делается, чтобы через пару сезонов найти деньги на „Намедни“», — вспоминает Овчаренко. Так и произошло: канал появился 16 февраля 2018 года, а первые YouTube-«Намедни» — в марте 2019 года.

Команда Парфёнова надеялась продолжить партнёрство с «Яндексом» и в третьем сезоне, однако отношения прекратились за несколько недель до съёмок. «Когда мы показали, как будут выглядеть 2004-2010 годы, они сказали „Да-да-да“, но потом очень долго тянули лямку и в начале декабря [2019 года] заявили, что не будут участвовать. Почему, неизвестно», — рассказывает TJ Овчаренко.

По словам продюсера «Намедни», при переговорах с «Яндексом» он показал сценарий выпуска про 2004 год, который включает начало второго срока Путина, трагедию в Беслане и украинскую Оранжевую революцию. Темы остальных выпусков, как утверждает Овчаренко, он не раскрывал.

На вопрос о том, связано ли прекращение партнёрства с «Яндексом» с повышенной политизированностью нового сезона, Овчаренко отвечает: «Не знаю, может быть. Мне напрямую так никто не говорил. Но если бы я был на месте „Яндекса“...скорее всего, они это прогоняли. Они просто не имеют права. Если там будет жопа, то ты понимаешь, что может быть. Мы живём в стране, где нужно следить за тем, что ты говоришь».

В «Яндексе» отказались комментировать вопрос политики в новых «Намеднях», но заявили TJ, что по итогам сезона получили «запланированные объёмы просмотров» и остались «довольны» партнёрством с Парфёновым. «К сожалению, мы не договорились по условиям продления сотрудничества, которые устроят обе стороны, но мы не исключаем возобновления нашего партнёрства с Леонидом в будущем», — добавила представительница компании.

Деньги на третий сезон «Намедней» пришлось искать в короткие сроки, и то, что они нашлись, продюсер Парфёнова считает «магией» и везением. Первым из новых спонсоров стал Okko: сериал эксклюзивно выходит в онлайн-кинотеатре, его реклама также присутствует в каждом эпизоде. Второй, как указывает Овчаренко, «должен быть очевиден зрителям».

Пакет рекламных интеграций в «Намеднях» продаётся дороже, чем в «Парфеноне», но точные суммы не раскрываются. Потенциальным партнёрам объясняют, что это «история на века», которая будет набирать просмотры даже спустя долгое время после премьеры. Обычно на YouTube итог по показателям подводится через неделю после публикации, уточняет собеседник TJ: «В случае Wylsa ролик вообще живёт до полутора суток, хотя есть и вечные темы».

Серии «Намедней» не снимаются отдельно, сезон делается сразу блоком. Выпуски монтируются по очереди — постпродакшн начинается за две недели до премьеры.

Ориентировочная стоимость одной серии — 2,5-3 миллиона рублей.

Ориентировочная стоимость третьего сезона с учётом расходов на постпродакшн — 20 миллионов рублей.

Все права на видеофрагменты «очищаются», то есть правообладателям выплачиваются необходимые суммы.

Парфёнов получает фиксированный гонорар — сумма не раскрывается. Проект в целом работает «в состоянии около нуля».

«Намедни» на YouTube планируется продолжать. Осенью 2020 года — выпуски про 2011-2015 годы, весной 2021 года — про 2016-2020 годы.


Сумму, которая тратится на производство «Намедней», Овчаренко называет «невероятной»: «Столько на YouTube не стоит практически ничего». Продюсер называет её принципиально важной для себя. «Есть проекты, которые позволяют зарабатывать, но есть те, что делаются для души и для истории», — отмечает он. Впрочем, продюсер получает доходы от «Парфенона» и других шоу.

Проект работает в состоянии около нуля, не считая гонораров авторам и всей съёмочной группе — там всё у всех чудесно. Для меня же это во многом имиджевая история и осуществление профессиональной мечты.

Илья Овчаренко

Ни одна из серий третьего сезона «Намедней» не набрала и миллиона просмотров — и такими показателями команда Парфёнова откровенно недовольна. «Результаты выпуска про 2004 год повергли меня в шок», — признаётся Овчаренко. По его словам, реклама для «Намедней» в YouTube закупалась лишь дважды — для выпусков про 1953 (со смертью Иосифа Сталина) и 2004 годы. Оба раза не принесли ощутимых результатов, тогда как с аудиторией для проекта помог документальный фильм Парфёнова «Русские грузины», набравший к этому моменту почти 1,5 миллиона просмотров.

«Намедни» — это одна из самых оптимальных форм, чтобы объяснить и показать молодому человеку, изучающему историю, как это было по-настоящему. Не сухие определения, а интерпретированные Леонидом в полуигровой и полуироничной, но очень чётко сформулированной форме.

История же очень круто заходит, когда её подают в таком вот игровом формате. И лучше, к сожалению или к счастью, ничего не появилось и, мне кажется, в ближайшее время не появится.

Илья Овчаренко

«Намедни» даже при небольших изменениях после ухода с телевизора всегда полностью соответствовали «ютубному» формату, считает Овчаренко. «Что популярно на YouTube: какие-то истории, топы, рассказы о чём-то, хроника, реакции. В „Намеднях“ всё это есть». Он настаивает, что YouTube – это территория искренности и личностей.

Если эти личности начинают быть не собой, то это моментально становится видно. У многих телевизионщиков, как я это называю, телевидение головного мозга. Они не могут перестроиться с того, что за ними все бегали, — миллион продюсеров и отдельная девочка, которая только приносит кофе — на YouTube.

Я общался со всеми звёздами телевидения — от Дмитрия Диброва до Елены Малышевой. Они просто не понимают, зачем я приехал такой наглый. Я говорю им: «Я вам сделаю инфраструктуру, продажи, расскажу, что, куда и как, сделаю правильный YouTube-канал. Если что, правильно продвину. Но придумывать за вас я ничего не буду. Если вы сами не можете — извините».

Илья Овчаренко
* * *
Блок person недоступен

В соцсетях сейчас часто фантазируют: «Какими же интересными получатся „Намедни 2020“». Вы уже думали об этом?

Когда придёт время, тогда и будем думать. Во-первых, 2020 год не закончился. Во-вторых, для серии нехорошо и неинтересно, когда она сводится к одной теме — как коронавирус. Наверняка будут ещё и другие события кроме сегодняшнего, которое нам кажется главным и подавляющим все остальные.

Понимаю, что до сюжета и разработки программы ещё далеко. Может, вы даже в шутку обсуждали с кем-то концепт.

Пусть сначала год пройдёт. Я вообще никогда импровизационно не занимаюсь такими вещами. Нужно сесть, посмотреть события года, явления, какие-то тренды. Пытаться долго и придирчиво составить список этих феноменов. И тогда ты смотришь на эту картину.

Феномен есть, но как именно и каким образом его решать в смысле информационного монтажа? Тему коронавируса надо будет разнести на составляющие. Есть феномен, например, нынешнего отношения к Китаю и нынешних мемов, например, по поводу летучей мыши, да? А статистика: врёт-не врёт? А путь Швеции. А поющие на балконах итальянцы. А рефрижераторы в Нью-Йорке? А новый адрес такой: «Коммунарка».

Это нужно структурировать, это же не наука, это, в общем, инфошоу. Нужно решить, каким образом, словесным и экранным, это будет представлено, какая будет структура для этого рассказа.

Всё равно что если бы спецвыпуск журнала был бы посвящён коронавирусу. Какие-то вещи в нём выходили бы в виде интервью, какие-то — репортажей, какие-то — в виде инфографики, карт мира и статистики, были бы яркие заявления и прочее. Понимаете, один только сериал путинских обращений к нации — это особая тема с печенегами и со Сциллой. Так что — нет, сейчас не следует на ходу пытаться придумать, как потом про это рассказывать.

В соцсетях также постоянно шутят, что мы ещё не всё пережили в 2020 году. Например, сначала к нам прилетит НЛО, потом будет нашествие зомби и так далее. У вас как человека, как журналиста, есть ощущение, что в 2020 году — это ещё не всё?

Нет, я таким ощущением не живу. Я с самого начала говорил, что явление, придя, никогда не уходит, оно остаётся в людях. Вот пришёл международный терроризм, и с тех пор мы по-другому летаем, по-другому выглядят меры безопасности и прочее-прочее. Этой эпохе борьбы с международным терроризмом уже 19 лет, если считать от 11 сентября.

Это [последствия коронавируса] тоже никуда не уйдёт, и мы будем с этим жить. Например, что-то не выйдет из онлайна вообще. Это новый опыт, который никуда не денется. Он не обязательно будет прямо присутствовать: это не значит, что мы всё время будем ходить в масках и перчатках, но в разных формах он, повлияв на жизнь, в этой жизни и останется.

Вы довольны новыми «Намеднями»? Или вы, может быть, пересматриваете и думаете, «вот здесь бы я уже поправил что-то»?

Мне они представляются адекватными. Всегда можно сделать лучше, но когда знаешь условия, возможности и то, как ты это делал... И это же совсем недавно было.

Я ничего не пересматриваю, потому что всё равно уже ничего не исправишь. Но если всё-таки смотреть давнишние вещи, то в силу того, что изменился ты сам, ты бы и их сделал сейчас по-другому. Есть такое чувство, оно возникает.

Но когда съёмка была в феврале, полагать, что ты в апреле посмотришь на что-то и скажешь: «Я ли это? Да надо было всё по-другому!» — это как-то странно. Потом, это ведь технология, несколько месяцев подготовки, съёмочные дни по 10 часов каждый, три или четыре смены озвучки. Что тут именно переделывать?

Это огромная работа, к которой нельзя подбежать и «вот здесь вот» подправить маленький винтик. Это всё делается как большая технологическая линия, в которую нельзя вмешаться для исправления какого-то мелкого элемента.

Когда я впервые узнал, что вы выпустите «Намедни 2004-2010», то первая мысль возникла такая: «Мы уже что ли можем полностью переосмыслить эти события? Они же были только что. Это фактически первые годы „Намедней“, которые я помню лично». У вас нет ощущения, что у событий есть срок давности, только после которого мы можем более-менее объективно на них посмотреть?

Нет. Мы делали когда-то итоги года в формате «Намедни по годам» для одноименной еженедельной программы. И почти все СМИ делают «Итоги года».

Не знаю, как принято сейчас, но это нормально, если ты честно смотришь на события и понимаешь, что ты напишешь в лиде, как ты сформулируешь новизну, в чём тут инфоповод и феноменальность произошедшего. Прежде такого не было, а теперь это случилось и вот так мы это запомним. Я не вижу необходимости в какой-то дистанции.

Время идёт очень быстро и, судя по комментариям, большинство из событий и реалий 2000-х, которые с этими событиями связаны, люди не вспоминают активно, сами. Это, скорее, припоминание. Это всё уже ушло в пассивную память, уже требуется некоторое усилие. И когда называешь какие-то такие пароли и информационные хэштеги, то в ответ: «А, да-да, правильно! Ой, хорошо, что ты помнишь. Было же, было, да, вот такая фигня».

И потом, правда – много времени прошло. В комментариях пишут: «Неужели это было? Господи, на какую там чушь велись?». Это я ещё максимально смягчаю тексты комментариев про политические вещи, которые тогда происходили. Нет, у меня нет чувства, что 2007 год — это так свежо, что ещё и говорить о нём нельзя.

Как вы думаете, какие события из новых «Намедней» будут больше других вызывать ностальгию?

Что пройдёт, то будет мило. Да почти всё, кроме политики, вызывает ностальгию, потому что людям свойственно жалеть о прошедшем. Оно было и больше не будет. Сколько видел это в комментариях: «Ой, я помню первый айфон свой. Ой, как же это было, тяжёлый же такой был, весь железный» и прочее.

Это, видимо, какие-то кусочки умирания. Больше ты не будешь таким. Ты можешь быть лучше, богаче, интереснее, успешнее, но того больше не будет. Оно немножко умерло, и немножко в этом умер ты. Это естественное человеческое чувство жалеть о конечности существования. Всё то, что прошло, напоминает про то, как всё кончается. Может, ты не задумаешься «значит, кончусь и я», но это всегда маленький звоночек конечности бытия.

Некоторые истории людей в новых «Намеднях» обрываются так, что зритель, который существует в вакууме, запомнит их только за условно хорошие дела. Например, Елена Исинбаева, Николай Валуев. Вы намеренно «обрезали» истории этих людей до момента, когда они были гордостью России и ничем больше?

Понимаете, какая штука, надо находиться в границах информационного повода. Женщина впервые прыгнула на пять метров. Это было там и тогда, а не здесь и теперь. Что там потом было? Это не так важно. Она [Исинбаева] всё равно останется первой женщиной в истории, которая на тех соревнованиях в Лондоне прыгнула на пять метров.

А досказывать потом одно, потом другое...Это не вопрос того, что я хочу запомнить их за то, а не за одиозные, на ваш взгляд, общественно-политические шаги. Я не собираюсь никого обелять, но феномен Исинбаевой для меня продолжения в этом смысле не имеет.

В каких-то случаях нужно забегать вперёд, и, может быть, даже возвращаться. [Поэт Дмитрий] Быков. Какой это год? Когда он получил «Большую книгу» и «Национальный бестселлер» за том про Пастернака (2006 — прим. TJ)? Там я говорю, что потом будет одно, другое, «Гражданин Поэт». Хотя «Гражданин Поэт», как феномен, будет потом. Быков будет в нём упомянут, в кадре будет Михаил Ефремов — но это важно для характеристики Быкова, как я его там называю, «Гаргантюа изящной словесности», который за всё берётся и много чего делает без конца. Кажется, что он разбрасывается, а он просто бешено плодовитый. Это работает на понимание феномена Дмитрия Быкова.

Вас часто спрашивают, почему в выпуск попадает одно или не попадает другое. Больше всего критики — скорее, шуточной — сейчас о том, что в выпуске про 2007 год нет ничего про субкультуру эмо. Поэтому хочу прояснить, как вы выбираете события для «Намедней»? Бывают ли такие события, от которых вам особенно тяжело отказываться?

У меня не было никаких таких событий. Кроме того, в томе моей книги эмо есть. К тому же не очень понятно, чем их обэкранивать. Если бы я знал, что будет такой резонанс, я бы сделал так или иначе.

Всегда так бывает, что кто-то считает «Не нужно вот это, а вот нужно то». Сколько народу написало, что нет этой эмо-песенки «Сентябрь», а есть Налич. «Да кому он нужен, этот Налич?». Между тем, у «Сентября» 1,6 миллиона просмотров, а у «Guitar» Налича почти 8 миллионов за те же 13 лет.

Я ведь не золотом на мраморе пишу. Пожалуйста, снимите свой сериал по годам и феноменам. Я никому не запрещаю. Это такой мой взгляд, я так на это смотрю.

Есть многие вещи у меня...Вот я архитектуру люблю, поневоле она на меня больше впечатления производит. Хотя мы стараемся, конечно, затрагивать субкультуры и всевозможные модные поветрия, которые, может быть, влияют только в этот момент и только на этих людей, а потом не будут иметь продолжения. Но они интересны как черта времени.

В этом смысле, может быть, было ошибкой, что мы не сделали про эмо. Раз есть много людей, которые говорят, что они должны были быть. Тем более, что они в томе есть. Правда, не в 2007, а в 2008 году. Потому что я искал инфоповод и нашёл его в 2008 году, тогда эмо занялась Госдума.

Понимаете, какая штука, нельзя оставаться в границах субкультуры. Я же не «Намедни Эмо» пишу, да? Мне было важно посмотреть, а когда они стали столь значительными, что уже не только они сами про себя говорят?

Парфёнов объясняет своим зрителям, почему выпуск про 2007 получится таким, каким получился Скриншот из записи прямого эфира «Парфенона»

На ваш взгляд, как получилось, что многие считают вас главным летописцем нашей истории? В таком виде её больше особо никто не переосмысляет.

Я смею надеяться, что это происходит от удачности формата. Я не знаю, почему никто не делает этого. Почему не возникает программ в формате рассмотрения событий года. Мне кажется, это вечный формат. Таких сериалов в советское время было много.

Мой вклад только в том, что я наконец-то стал соединять политическое и неполитическое, и трагическое, и моду, и шлягеры, и войны и кризисы. Потому что они все начинают воздействовать и вместе создают контекст эпохи. В то время, как советский подход означал, что есть серьёзные исторические события, среди которых не мог бы находиться, не знаю, плащ-болонья и журнал «Юность».

Вам не кажется, что мы как-то особенно плохо помним свою историю? С чем это может быть связано?

Люди должны проживать историю, должны её чувствовать. Ну да, беспамятство — это плохо. Но мы живём в третьей стране за 100 лет. Конечно, когда столько раз обнулялись исторические результаты и выкидывались достижения...Да даже не достижения, а наследие предыдущей страны оказывалось выброшенным, девальвированным, третируемым и прочее. Конечно, это отшибает память.

И это же не только этого касается. У нас антиквариата существенно меньше, чем в Италии, во Франции или ещё где-то. И он не переходит из поколения в поколение. Кто может похвастаться, что у него есть ценные фамильные вещи, передаваемые от прабабушек к правнукам?

Это проблема? Или это само пройдёт?

Это история России такая в 20-21 веках. Это касается не только того, что вы помните или не помните. В массе своей люди не знают, как звали их прадедов. В Италии или во Франции знают своих прадедов, потому что, там, например, есть семейный бизнес. Всем известно, что «эта наша траттория основана в 1875 году и пра-пра-дедушку звали Джузеппе: он построил её, а потом дед надстроил второй этаж, а затем два дяди по папиной линии пристроили эту веранду». В результате это передаётся, а люди, естественно, в этом живут.

У вас нет ощущения, что мы очень быстро забываем даже про те вещи, которые случились вчера? Норд-Ост, Беслан и так далее. И приходится напоминать...

Да, приходится напоминать. Говорю же, это распространяется не только на недавнее прошлое. Это в принципе особенность — такое неукоренённое прошлое своей семьи, своей страны, своего сословия, своего региона, своих людей. Это проявляется у нас везде. Такое слабое общественное мнение, такая слабая проработка нацией проживания, эмпатии и чувства того, что это было с нами, что это наше общее прошлое, это нас объединяет, это наш совместный опыт.

В ваших реконструкциях постоянно есть параллели и созвучность. Как вы считаете, время абсолютно циклично и всё повторяется? Или есть хоть что-то кардинально новое за последние годы?

Буквально не повторяется вообще ничего. Понимаете, оттого и интересно рассказывать про то прошлое, которое всё ещё чего-то говорит людям. Если это прошлое — чистый нафталин, не даёт никакого резонанса и не воспринимается как имеющее отношение к сегодняшнему дню, то это и не надо никому. Это научно-популярное кино, а не документалистика.

Другое дело, если люди услышат что-то связанное с сегодняшним днём: «Ах, вот откуда всё началось и как до нашего времени дошло». Это трогает, потому что всё ещё остаётся с нами и влияет на нас.

Например, в 2007 году важно объяснить феномен айфона, поскольку именно тогда установился тактильный контакт, очень личные взаимоотношения с гаджетом, который стал спутником жизни. До него было разное, а тут случилось что-то совершенно другое и выводящее гаджетоманию на принципиально новый виток.

Я, кстати сказать, поразился во время съёмок, как невелика разница [между старыми и новыми айфонами], кроме того, что он тогда был тяжёленький. В принципе, ничего особенного. Всё было уже тогда. И тут особенно понимаешь, что самое главное — это то, что и осталось: это то, что он родной, тёпленький, в ладошке, есть очень интимный контакт с этим существом, которое просто живое.

Да, многие действительно считают, что именно тогда случилась основная революция.

И наше дело выявлять эту феноменальность. А что тут произошло? Почему был взрывной эффект? Как тут что-то щёлкнуло?

Легче ли делать новые «Намедни», чем старые? Сама информация в разы доступнее, пропаганды меньше.

Мне не мешает ни отсутствие информации, ни пропаганда, ничто. Я делал том про 1930-е годы, где самая главная задача была — сделать его цветным, хотя время было в основном черно-белым. Но чёрно-белый альбом массовая публика листать не будет.

Например, ты должен объяснить, почему была мода на лётчиков и на авиацию. Почему это главная профессия в стране и почему все дети вождей становятся авиаторами. Почему создаются такие романтические картины, как «Будущие лётчики» Дейнеки. Откуда взялось понятие «Сталинские соколы». Почему асов, которых знает вся страна – Громова, Чкалова — каждый раз встречает Сталин, и они сидят за одним столом. В этом смысле нет разницы, объяснять про Медведева или про Чкалова, айфон или патефон.

«Намедни» — это один из немногих форматов, который без каких-то крупных изменений пришёл из телевизора в интернет. В чём феномен «Намедней», почему их готовы смотреть и на YouTube?

Все 22 серии, с 1946 по 1960 годы и с 2004 по 2010 годы, мы сделали абсолютно эфирным способом. Никакой ютубовской специфики в них нет. Вот «Парфенон» — да, такое в эфир не передают. Он сделан в жанре: «Вот я тут с вами, вот тут на мобильник снял, а вот здесь такой кусочек, а это я вам покажу, а тут чокнусь с вами бокалом прямо в объектив».

Но люди в интернете смотрят кучу фильмов. Они же не задумываются над тем, что эти фильмы не для YouTube созданы. А пакет «Намедней» снимается технологически, в «Амедиа», где снимаются сериалы. Какая разница — снимать документальный сериал или игровой.

Мой вопрос был в том, что тем, кто пришёл из телевизора в интернет, нужно было серьёзно меняться. Многие из тех, кто пытался делать для YouTube в прежнем ТВ-формате, быстро закрывались или впустую тратили деньги. А у вас получилось.

Я сначала делал блог, два полных годовых сезона. Там я работал в ютубовском формате. Когда возникла экономическая возможность снимать для YouTube серии «Намедней», тогда мы занялись этим. Не так, что мы пришли с деньгами, потом деньги кончились и после этого мы закрыли лавочку.

Один ролик «Намедней» хронометражом 1 час 40 минут — как долго это делается?

Я вам объяснил, что это делается пакетом, все семь серий сразу. Всё введение пишу сразу. Более того, я пишу одновременно введение всех серий.

Например, сначала снимаются все движения слева направо, без предметов и всего остального. А потом снимаются все движения справа налево. Теперь всё снимается в центре, что с предметами, затем — с большими предметами, которые завозят в студию. Теперь снимается всё то, что происходит в комнате слева в декорациях. Это для всех серий сразу. Я просто каждый раз надеваю всё одинаковое.

Это длится пять смен по 10 часов работы в кадре каждая. Плюс три или четыре смены чтения за кадром — они длятся по четыре часа, больше не продуктивно, голос садится. Месяца два-три идёт подготовка сценариев. Плюс режиссёрская подготовка: какие будут предметы, как всё будет решаться, что ещё придумать и так далее.

Потом идёт монтаж. Он идёт всё то время, пока выходят серии. Никакой новой готовой серии у нас ещё нет (разговор состоялся через четыре дня после выхода очередного выпуска — прим. TJ). Она будет в предмастере примерно за четыре дня до того, как мы её выложим. Потом мы будем её подправлять, корректировать. Так что нет такого понятия, как сделать одну серию. Можно сделать пакет, и это требует почти полгода.

Насколько трудно вам искать реквизит? К примеру, у вас первый айфон, выпуск «Коммерсанта» за конкретный день. Такого много.

Это ищут реквизиторы. Им задачу даёт режиссёр, мы что-то обсуждаем. Есть вещи, которые заведомо должны быть. Вот этот айфон, который мы сколько раз уже упоминаем, точно должен быть. «Коммерсант» может быть, а может и не быть. Какие-то вещи используются в виде фотокопий.

Если говорить про газеты, то Daily Mail с письмом Пастернака, из-за которого была вторая волна скандала с доктором Живаго — это была фотокопия. Но это была подлинная газета Daily Mail, с которой сделали фотокопию. И я с ней ходил, потому что где найдёшь оригинал 1959 года? Оригинал-то нашли, но мне никто не дал бы увезти его в студию.

Автомобили в каких-то случаях получалось достать, в каких-то случаях — нет. В каких-то случаях было понятно, что обязательно нужна «Волга» ГАЗ-21, потому что это кардинальное изменение стилистики. Но, по-моему, почти всё получилось. Не совсем тот был Trabant для объяснения разницы между ГДР и ФРГ: просто он выпуска попозднее, не самый классический. Всё-таки они такие пластиковые и очень недолговечные. Да ещё и в Москве найти Trabant — это непросто.

Вы доверяете кому-то сценарий на этапе работы над ним? Или вы один сидите и только потом делитесь с командой?

Знаете, какая штука, 2004-2010 годы я сначала сделал книжкой, собственно, что я вам показывал. Поэтому это всё уже было написано. Другое дело, что книжный вариант и экранный — это разные вещи. Поэтому я попросил редактора Андрея Шилова проверить этот мой книжный текст, провести сокращение и переложение.

Потому что себя коротить очень трудно. Для тебя текст уже состоялся в таком вот виде. Ты на него смотришь и просто не понимаешь, что с ним можно сделать. Тебе всего жалко. Поэтому надо со стороны смотреть для того, чтобы решить — это выкинем, это не будем, это перескажем двумя словами, тут будет синхрон, поэтому текстом не нужно. Такое вот перелопачивание. Это делает сначала Андрей, потом с этим полуфабрикатным материалом сажусь уже я и переписываю. Особенно много бывает изменений касательно ведения в кадре, потому что подача...

Должна быть не книжная, да.

Я как ведущий — это немножко другая функция, чем я как журналист. Часто бывает, что из сегодняшнего времени мне-ведущему совсем по-другому нужно сформулировать информационный заход. Что вот тут такое было, что вот это неспроста, это стоящее событие, человек или явление.

Вы несколько раз говорили про перевыпуск нескольких эпизодов, например, 1961-1970. Сначала говорили, что вам нечего сказать нового, а потом — что хочется что-то скорректировать.

Нет, это две разные истории. Фильм я переснимать не буду. Том переделывать по дизайну стоило бы, но пока не доходили руки. Пока я слишком занят томом про 20-е годы.

Да, дизайн тома [про 60-е] хотелось бы сделать по-другому, заменив иллюстрации, несколько переверстав. Просто потом было развитие формата, поэтому мне немножко жалко, что первый том сделан с неточным пониманием законов жанра. Тогда, в 2007 году, доступ к различным материалам, не только фотографическим, был гораздо хуже. Сейчас это можно сделать богаче, интереснее.

* * *

Антон Лапенко сказал Дудю, что прообразом его персонажа-журналиста послужили именно вы. Смотрели его сериал на YouTube?

Я видел, я по этому поводу отшучивался и комментировал, что он действительно одну черту хорошо изображает. Моё обыкновение мотать башкой в такт самоварам. Как мама говорит моя, я ещё в детском саду на ёлке так читал стишки. Что ж, меня это повеселило.

У нас есть старая традиция спрашивать, с каких трёх сайтов вы начинаете свой день.

Ой, нет у меня ничего такого. Я, строго говоря, просматриваю «Медузу». Во-первых, я смотрю мессенджеры, не прилетело ли чего за ночь из-за разницы во времени. И второе — это ну да, строго и постоянно я смотрю только «Медузу». С неё иногда перехожу [по ссылкам], поскольку там всегда подсвечен источник: может быть, перехожу на «Ведомости», в «Коммерсантъ» или ещё куда-то.

Если вышел свежий «Парфенон» и YouTube ночью досчитывает какую-то свою статистику, то я утром смотрю эти цифры. Не то чтобы я прямо бегу проверять, как там мой гриб и вырос ли он. Я не тот человек, чтобы рассказывать о каких-то привычках заходов на сайты.

Про «послевоенное» время. У вас сгорел билет в театр «Ла Скала» в Милане на конец февраля. Вы говорили, что как только снова будет можно, вы обязательно съездите туда. Есть ли у вас ещё какие-то послекарантинные желания?

Посткарантинность будет же наступать пошагово. Я стараюсь об этом не очень думать, потому что иначе не хватит терпения дождаться. По мере того, как можно будет сделать какой-то шаг, я буду смотреть, какой конкретно и как его сделать. Если пойти в ресторан, то в какой. Ежели полететь куда-то за границу, то куда. Всё будет зависеть от того, что и как будет открываться.

Сейчас Noma открылся. [Шеф-повар] Рене Редзепи написал, я на него подписан, потом прочитал в СМИ. Это ресторан знаменитый копенгагенский в варианте open-air. Это не дорогущий сет, как обычно, а авторские бургеры и вино. Конечно, я сразу представил, как там это здорово, потому что это на интересное место на берегу озера на окраине Копенгагена. Но туда невозможно попасть, потому что нельзя прилететь извне ЕС. Если прилететь, то посадят на 14 дней на карантин.

В этом году, очевидно, ещё не будет массовых зрелищ, в том числе не откроются театры. То есть театры просто пропустят сезон: они уже пропустили половину этого и, очевидно, пропустят осеннюю часть.

Я стараюсь поменьше про это думать, иначе начнёшь сходить с ума. Психологически это сложнее, когда ты всё время обдумываешь «Эх бы, если бы мне бы сейчас бы я бы». Надо научиться жить, исходя из сегодняшних возможностей.

Так что писать том про 1920-е годы, редактировать новые серии «Намедни», на удалёнке править монтаж «Русские грузины»-2 и не считать деньки. Это, знаете, как до дембеля доживать — невозможно. Надо жить сейчас.

А можно небольшой совет, как не сходить с ума во время всего этого?

Надо заняться делом. Надо решить чётко, что ты и при этих условиях можешь делать, и тогда этим заниматься. И просто понять, что сейчас вот такие правила жизни. И всё, нечего на них сетовать.

#намедни #парфёнов #youtube #интервью #тв #история