angelic milk — панки из Петербурга, которые поют на английском, подписаны на западный лейбл и все ещё продают пластинки

Большой разговор редактора TJ с участниками группы.

К 2019 году из-за всепроникающей популярности хип-хопа все больше музыкантов начинают экспериментировать с рок-звучанием. Это касается как западных артистов — больших и маленьких, так и российских — старающихся найти новое звучание творчестве или копирующих чужие приёмы. А хэдлайнерами крупных фестивалей наряду с известными рэперами становится «Пошлая Молли», чьё звучание старательно повторяют менее крупные музыканты.

На таком фоне сильно выделяются петербургские панки angelic milk. Во-первых, потому что идут совсем другим путём: пишут песни на английском языке и снимают клипы в декорациях американской глубинки, а также попадают в музыкальные журналы вроде NME и Stereogum и подписываются на шведский лейбл PNKSLM. Во-вторых, потому что стали известны довольно давно: группа давала интервью «Афише» ещё в 2015 году, а два года спустя выступала на фестивале Stereoleto.

В 2019 году у angelic milk вышел новый альбом «Divine Biker Love» с бодрой, громкой и слегка консервативной музыкой, которая напоминает о ранних 2000-х, но в то же время отдаёт Grimes и электроникой. На март у группы запланированы концерты в Петербурге и Москве. Редактор TJ связался с участниками angelic milk — Сарой, Валей, Ромой и Веней, чтобы поговорить о возвращении рока, американском стиле в творчестве, современной России, интернете и феминизме.

Я так понимаю, что ваш основной ориентир и в творчестве, и в дистрибуции — это США и Европа?

Сара: И Япония ещё.

То есть вы не особо рассчитываете на Россию.

Сара: В какой-то мере, да. Но хотелось бы захватить и Россию тоже.

Валя: Мы не отгораживаемся. Почему меньше, понятно: из-за текста. Тут языковой барьер очень важен.

Сара: Мне хочется верить, что в России есть люди, которые знают английский язык.

Вряд ли дело в барьере: если натолкнуться на ваш клип на YouTube, который снят в таком стиле и декорациях, будто вы там американцы или европейцы. Понять, что вы русские, практически невозможно.

Сара: Не в этом дело. Мы ни от кого не хотим отдаляться. Мы, наоборот хотим, со всеми дружить, чтобы как можно больше людей о нас знало здесь. Просто не хочется ограничиваться. А если петь на русском языке, то это сразу сужает очень сильно планету до масштаба одной страны. Этого делать не хочется.

Можно попасть куда угодно, может произойти что угодно. А когда мир огромен — это кайфово. Сразу ощущаешь больше перспектив и какую-то широту реальности.

Включаешь клип Rebel Black, там американские трейлеры, американские машины, американский город. И так просто ты не поймешь, что вы — российская группа и как-то связаны с Петербургом.

Валя: Нас вдохновляют вещи из любимых кинофильмов, а они в основном западные. Так получилось. Вся эстетика, которая присутствует в песнях, приходит оттуда. Не знаю, почему. Просто нравится и очень красиво.

Сара: Наш второй EP называется «Teenage Movie Soundtrack». Потому что мы подумали о том, что мы играем настолько разную музыку и её невозможно объединить в какой-то определённый жанр, но все это могло бы быть саундтреком для какого-нибудь фильма о подростках. Поэтому релиз назвали именно так. Нет такого музыкального стиля, но это максимально объединяет всё, что мы делаем.

Валя: Я думаю, нам всегда хотелось уйти от реальности и создать свою параллельную реальность, куда поместить всё, что нам нравится. И так делают подростки. Это такой концепт перемещения во времени и пространстве. Такая антивселенная.

Сара: В России многие группы конструируют российскую действительность в своей музыке и им нравится максимальный реализм во всём. Мы делаем всё наоборот: нам нравятся романтические вещи. Мы — мечтатели. Это, конечно, по-своему у нас получается. На самом деле я хорошо представляю, какая у нас аудитория. Им нравится мечтать о чем-то, им нравится что-то красивое.

Русская музыка, наоборот, идёт в сторону мечтательной, подростковой и романтической. Особенно если говорить о популярных рок-группах. Вы кого-нибудь слушаете или не связываетесь с ними?

Валя: Слушаем, конечно. А ты про какие группы?

Про «Пошлую Молли», самую популярную рок-группу среди подростков. Они собирают большие площадки и они ориентированы именно на эту аудиторию.

Сара: Они, конечно, классное название выбрали — «Пошлая Молли». Это тотальнейшая пошлятина в музыкальном плане.

Рома: У нас разное мнение об этом.

Сара: Я уже писала, что я не против русских групп и не сижу и хейчу всех. Но пока что мне никто не походит по духу. Я никого не слушаю особо, потому что не ощущаю с ними связь. Они могут играть непохожее на то, что играешь ты. Это что-то довольно далекое от тебя. Поэтому ты чувствуешь, если бы вы увиделись, то сразу нашли бы общий язык.

Shortparis нам нравятся. Я приходила на их концерт в 2013 году, а на тот момент моя первая группа только распалась. И они дали мне очень мощный толчок заниматься чем-то ещё. Я смотрела на них и думала: эти ребята делают что-то крутое прямо сейчас. Там на сцене должна быть я, почему я и другие смотрят на кого-то другого.

Ваше последнее интервью было в 2017 году. Что изменилось за два года?

Сара: Всё, абсолютно всё изменилось. Писали альбом всё это время. Вышло очень долго, но зато он получился довольно крутым. Мы очень ждали этого. Я лечилась в дурдоме. А все остальные — не знаю, что делали.

Валя: Переживали сильно.

И помогло в написании песен?

Сара: Да, конечно. Абсолютно всё помогает в создании песен на самом деле. Любые средства хороши, если что-нибудь пытаешься писать.

Сколько лет вы уже на PNKSLM (музыкальный лейбл из Стокгольма, работающий с рок и панк-группами)?

Сара: Четыре года уже. Уже давно с ними. Мы ездили выступать два раза в Швецию. Один раз в Стокгольме, а другой раз — в Стокгольме и Гётеборге.

Для тех, кто совсем не в теме — как вы попали на шведский лейбл?

Сара: У меня были выложены какие-то записи просто на bandcamp, и они просто искали на этом сайте, нашли нас и списались. Сначала это всё казалось очень странным: я не понимала, что это вообще за развод такой. Но в итоге всё вышло клёво. Они очень хорошие ребята. Мы ездили к ним. Они, конечно, странные немного.

Почему странные?

Сара: Сложно сказать. Я не знаю, если честно, почему. Так просто не смогу объяснить.

Роман: Они просто на своей волне. Деловые гаражные рокеры.

Сара: А это довольно странно само по себе.

А кто ваши коллеги по лейблу?

Сара: У них довольно популярная шведская группа Les Big Byrd, а также Sudakistan.

А что лейбл для вас делает — устраивают концерты?

Сара: Нет, они не очень-то занимаются букингом. Они привозили нас чисто на свои вечеринки. Букинг-агентство мы сейчас ищем. Так что, если есть кто-то, кто будет читать это интервью, который занимается этим или знает кого, то на нам очень нужно букинг-агентство.

Обсуждали это с PNKSLM?

Сара: Лейбл не занимается турами и всем таким. Они делают винил. У нас было сделано 500 винилов. 100 пластинок были эксклюзивными. Их очень быстро раскупили. Сейчас оставшиеся пластинки лежат по музыкальным магазинам.

Валя: В общем, они только издают музыку, но не занимаются концертами.

Вы продаете диски, кассеты, винил. В 2019 году вы рассчитываете с этого заработать или имидж такой?

Роман: Виниловые пластинки стоят дорого. Все выпускают их. Все большие компании, типа Sony, делают переиздание всех-всех своих групп на виниле.

Сара: Винил — это навечно. Это носитель, который может хранить музыку — насколько я понимаю — довольно долго. И поэтому они будут ценны в любом случае. Продажи винила очень большие по миру. Я читала, что пару лет назад их продажи достигли уровня 80-х годов прошлого века. В то время выпуск виниловых пластинок был огромен, вот и сейчас продают столько же.

Вам это приносит какой-то доход?

Валя: Да, мы получаем проценты с продаж винила. Прошлый альбом и старые записи полностью окупили производство.

Сара: По сравнению с тем, сколько мы хотим получать, это, конечно, очень мало. Но нам делали запись на прикольной студии в Стокгольме. Вот пластинка «Teenage Movie Soundtrack» записана там. И было довольно прикольно. Это из тех вещей, которые они сделали для нас.

Валя: Там было круто находиться. Как будто у кого-то дома живешь, и куча инструментов валяются.

А цифровые продажи у вас есть?

Сара: Да, конечно. На bandcamp неплохо слушают.

А Boom от «ВКонтакте» и Apple Music?

Валя: Мы не занимались русскими сервисами очень долгое время. Всё это делал наш лейбл. Он не подключал ни Boom, ни «ВКонтакте». Вот сейчас альбом вышел, а мы даже не знаем, что такое Boom на самом деле.

Сара: Лейбл, что зарабатывает, откладывает нам. И в скором времени все это они должны нам прислать.

Валя: Там раз в квартал приходят отчёты. Наш альбом вышел два месяца назад, поэтому пока рановато говорить о каких-то продажах. Мы на самом деле не сильно думаем об этом.

Сара: Не знаю, а я всё время сижу и думаю про это. Вот ведь в данную секунду кто-то сейчас слушает angelic milk — это же клёво.

Если включить ваш альбом и не знать, что группа из 2019 года, то по звучанию об этом узнать не получится. Если только намеренно не лезть в Google. Вам нравится эта некоторая консервативность или вы просто играете, что умеете?

Сара: Мне кажется, если мы играем романтическую музыку, то всё старое — тоже романтичное. Мечты о каких-то прошедших временах.

Роман: Мы специально делаем музыку, которая близка к прошлому по звучанию, но хотим внести что-то свежее. Это называется ривайвл в каком-то смысле.

Вы не хотели как-то осовремениться? Например, москвичи из «Казускомы» играют рок в стиле 1970-х, но сделали фит с рэпером Хаски, а та же «Пошлая Молли» использует автотюн.

Сара: Я бы хотела сделать что-нибудь. Мне в последнее время нравятся рэперы, которые играю такой поп-панк-рэп. У них панк-музыка с электронными барабанами, как у Lil Peep. Но я не уверена, что готова делать такое.

Валя: Мне кажется, это сложная тема достаточно. У нас звук не такой старомодный: он достаточно сильно компрессированный. Он звучит не как старая запись. Возможно, какие-то партии или какие-то ходы использованы, как в олдскульных композициях. Но в целом наш звук — не старый. Нарочито делать его новым и добавлять каких-то супер-вау эффектов, барабанов или сэмплов, как у Grimes или ещё у кого-то, мы не стремимся.

Вы — питерцы, которые делают англоязычную и максимально далёкую от российской действительности музыку. Она может быть не очень интересна в России, может не особо зайти людям на Западе. Не боитесь, что лишили себя популярности из-за этого?

Сара: Мы все уверены, у нас всё будет офигенно. Не то, что мы уверены или во что-то верим. Мы просто знаем, что мы станем самой крутой группой в самое ближайшее время. Я даже не рассматриваю вариантов о каких-то неудачах.

Роман: Мне кажется, что в 2019 году в России уже все говорят на английском языке достаточно хорошо.

Плюс в России есть группы, которые похожи на вас, тоже играют такой панк или инди-рок. Есть Summer Coma: ребята пели на английском, а потом записали альбом на русском языке. Есть группа Verbludes.

Роман: Ты поёшь на русском, если ты хочешь завоевать русскоязычную аудиторию — это факт. И мы это прекрасно понимаем и отдаём себе отчёт в этом. Много людей, которые не понимают английский язык, поэтому они и предпочтут любую русскоязычную группу, чтобы было просто, понятно.

Сара: Да ладно? Серьёзно? Я совсем не понимаю этого!

Валя: Не суди по себе.

Сара: Есть интернет, и нас могут услышать люди по всему миру. Не думаю, что это станет проблемой, ведь английский язык — самый распространённый язык.

Какая главная проблема музыки в России?

Сара: Она очень тривиальная, приземлённая и пошлая. Она обрыганская. Слава богу, не вся. А то, что она очень приземлённая — очень хороший эпитет, я считаю. Она не возвышает твой дух, и тебе не хочется смотреть на небо и плакать и не хочется любить.

Можете назвать парочку интересных групп?

Сара: Мне нравится karla homolka. Они тоже поют на английском языке.

Веня: Я не могу сказать ничего нового, потому что каждый человек, который немного ориентируется в этом, уже все и так знает.

Роман: Из российских мне нравятся Summer Coma и Verbludes.

Сара: MENK очень хорошие.

Роман: Ghost Hippies хорошие тоже. «Увула» прикольная.

Немного вопросов про реальность, а не про фантазию. Вы вообще сильно волнуетесь за то, что происходит сейчас в России?

Сара: К сожалению, закрываться в фантазию всё сложнее. Я думаю, никто из нас изначально не был большим любителем политики. И все это сейчас довольно грубо врывается в мир каждого человека абсолютно насильственным путем.

Валя: В мой никак не врывается.

А остальных участников?

Роман: Конечно, волнует. Потому что все больше тем становятся открытиями для общественности. Не только те, которые связаны с законопроектами. Все больше становится новостей про воздействие лично каких-то людей на ребят, которых потом сажают ни за что. Про чуваков, которых избивают на митингах, в СИЗО и прочее. И когда ты думаешь, что это произошло лично с каким-то человеком, это больше как-то волнует тебя.

Что думаете про отмену концертов?

Сара: Это очень страшно. Это всё больше и больше похоже на книгу Оруэлла «1984». И если раньше задавались вопросом: как в реальности будет выглядеть антиутопия, как у Хаксли или как у Оруэлла. Все ставили на Хаксли, но на самом получилось наоборот. Мы постепенно погружаемся в мир тотального контроля. Но в наших головах всегда будет наш мир и у нас всегда будет любовь, которая победит всё.

Будете ли вы отражать происходящее в своей музыке?

Валя: Я привык не рефлексировать по поводу того, что происходит в мире, потому что это — бесконечный театр и бесконечный цирк, который будет всё время и никуда не денется.

Если об этом начать рефлексировать, то в это нужно углубляться. Мы специально закрывались от всего этого, чтобы сделать что-то обособленное от этого. Лично я на какое-то время привык жить в этом ритме. Конечно, меня все это беспокоит, но лично сильно не касается.

Сара: Я бы порассуждала об этом на новом альбоме.

Что должно произойти, чтобы вас это затронуло? Отменить концерт?

Сара: Да, это очень страшно. Это как мера чего-либо, примененная государством к людям. Это именно страшно, потому это нарушение гражданских прав. Это совсем не правильно и неэтично.

Валя: Потому что ты чувствуешь, что твои права ущемляются. Я просто привык, что мы живем в каком-то несправедливом мире. Я понимаю это и многие вещи мне кажутся несправедливыми, но так всегда было.

Много времени проводите в соцсетях? Читаете новости?

Валя: Кто у нас вообще интересуется новостями? Лично я — нет.

Веня: Я специально дистанцировался от новостей в прошлом году из-за президентских выборов. Специально не читал все новостные ленты.

Валя: И как себя чувствуешь?

Веня: Прекрасно.

А почему вернулся?

Веня: Потому что всё равно меня начало как-то касаться. Особенно эти темы, связанные с беспределом властей. Когда этот театр абсурда переносится на каких-то конкретных людей, ты вновь чувствуешь, что это происходит здесь и практически с тобой. С такими же, как и ты, людьми.

Сара, ты в инстаграме писала, что очень мало девушек занимаются музыкой и тебе этого не хватает.

Сара: Кстати, мне после этого написали девочки. Я так рада этому. Я хочу что-нибудь сделать с этим: создам лейбл и начну заниматься организацией концертов.

А почему так с женской музыкой в России?

Сара: Я не знаю. И это очень грустно. Честно говоря, я не чувствую какого-то сильного подавления в нашей тусовке. Оно есть, но оно не мешает людям, которые действительно хотят этим заниматься. Я не знаю, почему все сидят и ничего не делают. По-моему это сказала Кортни Лав, что каждая девочка на своё шестнадцатилетие должна получать гитару. А может это не она сказала и я все придумала сейчас (это цитата из фильма «Начисто» — прим. TJ).

Валя: Мне кажется, что у нас некая депрессия в стране, как в Америке.

Поможет ли популярность феминизма что-то изменить?

Сара: Я очень надеюсь. Я надеюсь, что феминизм будет развиваться и приносить какие-то позитивные изменения. У меня большие надежды по этому поводу.

В России девочки всё равно всё больше сталкиваются с сексизмом, чего где-либо в Европе. Возможно, это влияет на то, что они меньше осмеливаются делать свои проекты. Им страшнее, потому что они себя чувствуют в жизни более потерянно, чем мальчики. Возможно, это и мешает какому-то развитию. Очень хочется верить, что ситуация изменится. Я бы приложила к этому все усилия, насколько меня бы хватило.

Вы говорили в интервью, что все пытаются быть одинаковыми, что люди стесняются различий и что нормкор — полный отстой. Сейчас ситуация изменилась или всё так же?

Сара: От нормкора ушли. Даже если смотреть на моду, а нормкор — это изначально мода на одежду, сейчас гораздо популярнее что-то более яркое и странное. Все популярные артисты так и одеваются. Самый популярный модный дом — это Gucci, а они делают безумные штуки. Все от этого тащатся. И это очень круто, что появилось больше пространства для каких-то странностей.

Вам не кажется, что тот же Gucci, та же популярность платьев у парней, ярких цветов в принципе — это всё заслуга не рок-музыки, а рэп-музыки.

Сара: Нет, мне кажется, что всё циклично. И сейчас все эти позиции будут обратно возвращаться.

Веня: Рэперы как себя называют сейчас? Рок-звёзды.

Валя: Рэп популярен в этом десятилетии — это точно. Это бессмысленно отрицать. Конечно, они приложили к этому усилия.

Почему року именно это не удалось?

Валя: Урбан-музыка была популярна в Америке. Это были чёрные артисты, им приходилось довольно непросто, у них были свои лейблы. Всё равно это такая культурная особенность: в немалой степени повлияло еще и то, к какому классу ты относишься. Так сложилось, что всё это с помощью интернета превратилось в выбор слушателя.

Рэп-артист — это дешевле с точки зрения организации концертов. Например, как диджеи. Сейчас очень популярны диджеи. Просто они одни. Им не так и много нужно, чтобы приехать. По факту, устраивая концерт, куда приглашаешь рэпера, — это экономически более выгодно во многом. Но на больших фестивалях хедлайнеры в основном именно рок-музыканты.

Сможете назвать по одной крутой рок-группе современности, которые появились в последние пять лет?

Валя: Tame Impala все знают.

Сара: Мне очень нравятся Starcrawler. Они клёво поднимаются. Через год о них буду знать абсолютно все. Они офигенные, у них офигенные связи. У них солистка — дочка известного музыкального и фэшн-фотографа. Музыка у них — такой олдскульный гранж. Конечно, это не что-то супер новое, но по ним видно — ещё секунда и они будут везде.

Веня: Iceage. Они — самая роковая группа.

В марте у вас концерты в Москве и Петербурге. Сколько вы не играли перед публикой?

Роман: Сколько мы не играли концертов? Наверное, уже год.

Сара: Мы не играли с лета. В последний раз мы выступали на показе Татьяны Парфёновой в Царском Селе. До этого играли на открытии магазина Undiz в ТРЦ «Галерея», а до этого дали концерт в мае на мой день рождения в Петербурге.

А когда были западные выступления?

Валя: Очень давно.

Валя: Мы не очень любим выступать на самом деле.

Вы не любите концерты?

Валя: Мы очень любим концерты, но концерты не любят нас.

Сара: Я обожаю этот контакт с людьми. Именно из-за концертов я поняла, что мне прикольнее играть музыку, под которую будут слэмиться и танцевать. Тогда я пойму, что происходит, и я смогу максимально как-то завести людей и ввести в какое-то определённое состояние. На самом деле это и повлияло на то, какую музыку мы играем.

Мне нравится писать быстрые громкие рокерские песни. Это самый кайф. Я очень люблю играть их на концертах.

Какой самый худший концерт у вас был?

Сара: Давайте составим десять самых худших концертов. Ну что, первый — это, наверное, как раз на мой день рождения.

Что-то пошло не так. Самое интересное — это концерт на «Стереолете». Вот это было очень эпично. Я не помню его целиком. И Рома не помнит его тоже целиком.

Как так получилось?

Сара: В какой-то момент я оказалась в гримёрке. Сижу в ней и думаю: сейчас же нужно идти играть. А мы уже сыграли, я все пропустила. Это был тотальный блэкаут. Я думаю, мне что-то подсыпали на самом деле.

Роман: Я даже знаю, кто именно.

Сара: Я просто выпила две банки пива. Но было прикольно. Мне куча моих знакомых сказали, что это был лучший концерт. Очень много людей сказали, что у нас было лучшее шоу. Потому что у нас был не концерт, это было именно шоу.

А самый лучший концерт когда был?

Сара: Самый лучший? Их было много. Самый прикольный концерт был в Швеции, в первый раз в Стокгольме. Это была среда, и там было офигенно. Мы всех раскачали. Нам чуваки с лейбла сказали об этом. Они офигели — у них никто не танцует на концертах в среду, а мы заставили их это сделать.

А что запомнилось из российского тура?

Сара: В Краснодаре был очень хороший концерт. В Воронеже, в Ростове-на-Дону, в Пскове. В последнем городе был эпический концерт. Там был такой крутой звук, там был такой прикольный клуб. И на нас туда пришло не очень много людей, но они так веселились.

Это был последний концерт в туре, и мы доезжаем до Пскова и спрашиваем друг у друга: ребята, а кто-то хоть какой-то промоушен делал? Мы заходим на страницу встречи и видим, что там всего четыре участника.

#интервью #музыка #рок #петербург