Обвинённая по двум статьям за мемы во «ВКонтакте» Мария Мотузная об известности, критиках и жизни за границей

Большое интервью с уроженкой Барнаула, которая покинула Россию после возвращения её дела в прокуратуру.

В 2018 году с уголовного дела против 23-летней жительницы Барнаула Марии Мотузной, которую обвинили по статьям 282 (экстремизм) и 148 (оскорбление чувств верующих) УК РФ, началась волна обсуждения сроков за репосты. В мае из-за картинок во «ВКонтакте» про религию и «унижение негроидной расы» к ней пришли с обыском, а 23 июля она рассказала о деталях дела в Твиттере.

Её история вызвала резонанс: в СМИ стали чаще обращать внимание на дела за активность в соцсетях, а также критиковать руководство «ВКонтакте» и Mail.Ru Group (владеет соцсетью) за сотрудничество со следствием. В августе компания обратилась в Госдуму с предложением о декриминализации репостов и амнистии осуждённых. Вслед за этим против дел за репосты высказался Верховный суд, а 3 октября Владимир Путин предложил законопроект о частичной декриминализации статьи 282 УК об экстремизме.

9 октября суд вернул в прокуратуру дело Мотузной, объяснив это появлением «новых обстоятельств». 15 октября истёк срок давности её дела по статье об оскорблении чувств верующих, а два дня спустя девушка рассказала, что уехала в Киев и не планирует возвращаться в Россию. Она хочет попросить политическое убежище в Европе.

TJ поговорил с Мотузной о пользе публичности во время уголовного дела, волне критики на фоне отъезда из России, угрозах в Киеве и решении «уйти в тень».

Как тебе помогла огласка во время уголовного дела?

В самом начале это помогло тем, что в первую очередь мне нашли адвоката Алексея Бушмакова. Со мной связались из [правозащитной организации] «Агора» и предложили свою помощь. Я не знаю, как было бы всё, если бы не было огласки, но могу предположить, как говорят адвокаты и люди. Если бы не приходили толпы журналистов на заседания судов и не было всей шумихи в СМИ, то, возможно, всё закончилось бы по-другому.

С чем ещё помогла огласка?

Мама своим сильным мнением, переживанием и неизвестностью ещё больше нагнетала, а друзья шутили и им казалось, что всё не всерьёз. Я не ощущала моральной поддержки до того, как начали узнавать об этом другие люди. А после — стало полегче и спокойней на душе.

Перед отъездом из России ты была в Москве и поучаствовала в эфире православного телеканала «Спас». Зачем?

Для меня это было возможностью поехать в Москву, чтобы дальше уехать [из России]. Мне пришло предложение от телеканала «Спас», я сбросила его адвокату, а он сказал: «Круто, давай». Я не знала, может, за мной следили или не дали бы уехать из Барнаула, а здесь было официальное разрешение суда [на поездку в Москву].

Когда смотрела эфир, то видела, что нарезали многие моменты, но не так жутко, как могли бы. В целом, они гнули свою линию и особо не давали мне высказаться, но я ожидала худшего.

Как гнули свою линию? Выставляли ярой атеисткой?

Нет. В первую очередь я пошла туда, чтобы обратить внимание на статью 148 УК РФ (оскорбление чувств верующих — прим. TJ). Я пришла туда не говорить о том, есть ли бог, а поговорить именно об этой абсурдной статье. Каждый раз, когда я задавала конкретные вопросы в лоб священнослужителю, то он очень плавно уходил от них, углубляясь в историю. Я не умела и не умею уходить от вопросов, поэтому когда мне задавали вопросы вроде «Что будет после смерти, если ты не веришь в бога», то я отвечала прямо.

Эфир для тебя был поводом перебраться в столицу?

Не совсем перебраться в столицу, а именно уехать из неё [в другую страну]. Если ехать из Барнаула, то это гораздо более трудоёмко и сложно, учитывая то, что я девочка, и ехать автостопами нереально совсем. А здесь у меня было официальное разрешение сесть на самолёт, полететь в Москву, а оттуда можно было поехать хоть куда. У меня давно сложился план уехать из страны, а получилось только сейчас осуществить.

Интервью со «Спасом» было частью плана?

Да, но не то чтобы плана, а просто всё удачно сложилось и мне это очень сильно помогло.

16 октября в Москве ты должна была участвовать в закрытой конференции, посвящённой декриминализации статьи за репосты. Ты не пришла.

Да, всё верно. Изначально оба моих адвоката были против моего участия там, но я хотела поехать туда только для того, чтобы добраться до Москвы. Так как у меня вышло пойти на канал «Спас» и была причина поехать в Москву, то я решила не идти на эту конференцию, потому что всё было сомнительного вида. Потом мой адвокат писал, что как хорошо, что я туда не пошла.

Почему конференция казалась сомнительной (cреди её участников были фигуранты громких дел за экстремизм, которые во время заседания, как говорится в документах, помогали «выявить перегибы в преследованиях за экстремизм» — прим. TJ)?

На ней присутствовало много людей — представителей власти, которым в силу своего опыта я не доверяю. Я не сильно верю, что они с добрыми намерениями могут прийти на конференцию. Это закон, которому они должны следовать. Мне не верилось, что они доброжелательно относятся к людям с такой статьёй.

Плюс на конференции был рэпер Птаха, который записывал пропагандистские видеоролики за Путина, а потом он каким-то образом оказался на этой конференции. Это всё выглядело странно.

В интервью RTVI ты говорила, что к тебе обращались с просьбой о помощи люди, которых обвиняют по аналогичным статьям.

Таких случаев довольно много. Из последнего меня очень удивила ситуация мужчины, который писал мне во «ВКонтакте» и в Твиттер. У него трое детей и беременная жена. Ему тоже заблокировали счета (по закону, банки обязаны блокировать карты подозреваемых в экстремизме — прим. TJ). Я написала об этом у себя на странице. С ним связались правозащитники из центра «Мемориал».

Потом я уезжаю в Киев. Проходит день, и он мне пишет во «ВКонтакте». Там три сообщения: «Пожалуйста, удалите этот пост. Моя жена недовольна». Мне показалось, что это связано с тем, что я уехала и тем, что обо мне нелестно отзываются на федеральных каналах. Пришлось удалить посты.

Как ты думаешь, резонанс вокруг твоего дела помог менее публичным обвиняемым в схожих статьях?

Не могу знать. Мне не рассказывали о конкретных примерах, но мне хотелось бы в это верить. Насколько я знаю, за неделю до моего последнего суда в Саратове был случай, связанный с частушками о судьях, и там закрыли дело. В Красноярске закрыли дело по сроку давности. Я точно слышала о нескольких случаях и надеюсь, что это благодаря этому.

Что ты думаешь о частичной декриминализации статьи 282 УК, которую предложил Путин?

Я знаю изнутри всю ситуацию, что такое декриминализация и как она будет работать. Очень много людей по стране мне пишут: «Видишь, декриминализация, что ты дёргаешься?». Им хватило этого, как и многим людям. Я думаю, что это было сделано с целью успокоить общественность и вернуть всё в своё русло. Я уверена, что и дальше будут продолжаться все посадки за репосты.

У тебя теперь есть пресс-секретарь (после отъезда Мотузной из России согласованием интервью с ней занимается отдельный человек. Он же объявил, что Мотузная больше не будет давать интервью «маленьким изданиям» — прим. TJ).

Это не пресс-секретарь, а мой друг. В тот день, когда я приехала в Киев, у меня случился нервный срыв, когда начала читать комментарии от украинцев. В это же время мне писало очень много журналистов. Мы разговаривали с моим другом, он предложил помочь и распланировал встречи. Это правда помогло разгрузиться. Потом начались шутки про пресс-секретаря, хотя такого слова я нигде не писала.

Кто он?

Я начала с ним общаться с одним из первых, когда начался резонанс. Он очень сильно помогал мне по всей теме и давал советы. Он занимается SMM-продвижением, поэтому предложил мне помочь правильно распределить моё время. Мне показалось, что он в этом лучше понимает. У меня голова не соображала, как сопоставить график и всё такое, поэтому взяла время, чтобы отдохнуть.

В Твиттере пишут, что ты якобы стала считать себя такой известной и крутой, что, подобно Оксимирону, можешь отказывать изданиям или выбирать, кому давать интервью, а кому нет. Это переросло в мем.

Сейчас я понимаю, что сама виновата в потоке этих шуток. Возможно, мне не стоило брать тайм-аут и кого-то нагружать своими обязанностями, но вышло как вышло. Он написал такой текст про то, что я отказываю маленьким СМИ. Это как раз из-за того конфликта, который вышел с «Сибирь.Реалии», где получилась очень некрасивая ситуация.

Это выглядело не так, что мы будем общаться только с крутыми изданиями, просто крупным СМИ я больше доверяю. Я знаю, что TJournal или «Дождь» не переврут мои слова и не напишут, что я состою в экстремистской организации, как вышло с «Сибирь.Реалии». Кто-то кого-то не понял, и в итоге как снежный ком обернулось в мем на тему того, что я зазналась.

О конфликте с «Сибирь.Реалии» чуть позже. У тебя есть название для этой волны критики? Это травля?

Честно, я сама не понимаю, что происходит. До того, как я уехала из России, были совсем единицы людей, которым я не нравилась и которые писали мне плохие вещи. Это скорее были ватники «за Путина». Это было объяснимо, и они всё равно терялись в общей толпе позитива и поддержки.

Как только я уехала из России — началось. Я не знаю, в чём причина. Сначала это была атака ботов, которые писали, что я русская и «проваливай», потом я вижу сюжеты из центральных каналов, где показали твиты о том, чтобы я уезжала из Украины. После — я вижу медийных личностей из Москвы, которые вроде меня поддерживают, но всё равно появляются шутки. Я просто не могу понять, в какой момент я что-то сделала не так.

Может, было проще не отвечать этим людям?

Мне об этом говорил мой друг, да все говорили, чтобы я не отвечала и не реагировала. А я не могу, потому что меня это настолько сильно задевает. Когда меня задевает, то у меня начинаются слёзы и эмоции. Я не могу с собой совладать. Мне кажется, что если я не отвечу, то они что-то подумают. Я не знаю, что у меня в голове, но эти эмоции и обиды захлёстывают меня, я не могу с этим справиться. Мне нужно обязательно ответить.

Ты плакала из-за этих сообщений?

Конечно, это очень часто происходит. Я эмоциональный человек, меня легко задеть. Когда происходит такая ситуация, то это очень сильный эмоциональный надрыв.

Есть конкретные люди, которые были сначала на твоей стороне, а потом изменили позицию?

Например, Маша Баронова (бывший координатор «Открытой России» — прим. TJ ) всегда меня поддерживала, ретвитила и писала подбадривающие вещи. Потом в её же твиттере я увидела шутки на тему пресс-секретаря. Она добавила, что с её стороны это гадко, потому что она знает, что такое травля и преследование, но она не может не поучаствовать в веселье. Старый главред «Лентача» всегда про меня писал статьи и поддерживал, а здесь возник конфликт и в этот же день вечером выходит статья о том, как я зазналась.

Ты не думала, что эти люди отчасти правы, и ты стала о себе слишком высокого мнения?

Честно, нет. Может быть я чего-то не замечаю, но внутренние ощущение какие были, такими и остались. Может, я где-то неправильно поступила и сказала, потому что сложно контролировать эмоции. Я правда не справляюсь. Может быть и правда где-то неправильно ответила или где-то себя повела некрасиво. Мне кажется, что я всё такой же человек. Я отвечаю по возможности обычным людям, общаюсь с местными журналистами. Может быть да, но не знаю — я просто этого не вижу.

Для некоторых твоя ситуация видится так, что ты решила воспользоваться своей медийностью для того, чтобы подзаработать и уехать по политическому убежищу в Европу.

Во-первых, я не понимаю, как можно подзаработать. Я поехала в Киев на мамины деньги, которые она мне одолжила с последующим возвратом, если у меня получится заработать и устроиться в Европе — если доеду. Я никакой выгоды не извлекла в плане достатка. Это был планомерный поступок. Когда в мае только всё началось, и никто об этом не знал, то я уже собиралась уезжать, но не было финансовой возможности. Возможно, я бы уехала и всего этого не было, если бы тогда были деньги.

Что касается «предательства России» и прочего, я не контролировала медийность. Когда всё началось, то шло по накатанной, и я не могла это остановить. Мои планы на тот момент не менялись по отъезду, а я просто не могла их транслировать, потому что мне бы не дали уехать. Люди в своих ожиданиях сами обманулись, но я же не виновата в этом. Я нигде не говорила, что буду бороться до конца и пойду в оппозицию. Я изначально хотела уехать, что в итоге и сделала.

Почему ты уехала из России в Киев?

Здесь нет экстрадиции. Здесь я могу посидеть и подумать, куда мне ехать дальше и что делать, а потом отсюда поехать куда бы то ни было. Белоруссия — небезопасное место, потому что Россия в отличных с ней отношениях. Казахстан — тем более. Я собиралась ехать автостопом через Минск, потому что там нет пограничников, но в итоге подумала, что я не нахожусь в уголовном розыске и на мне нет кредитов, поэтому — почему я не могу полететь на самолёте.

Я приехала в Киев как в транзитную безопасную зону, что тоже некоторых обидело. Я не имею в виду, что здесь плохо жить, но изначально у меня был другой план. Я не собиралась выбирать Украину как постоянное место жительства. Здесь можно подумать, что делать дальше, и никто не придёт и не заберёт обратно в Россию.

Потому что украинские власти не будут договариваться об экстрадиции?

Я думаю, что да. Я уверена. Здесь много прячется политических беженцев из России, которые мне писали. Я знаю точно, что всё в порядке и меня не сдадут.

Почему ты не хочешь попросить убежища в Киеве?

Потому что уже мне здесь ужасно некомфортно. Я не выхожу из дома, потому что мне постоянно приходят угрозы и ужасные слова. После такого здесь оставаться не хочется. Когда я ехала сюда, то изначально допускала мысль, что здесь и останусь. У меня есть украинские корни и родственники проживают на Украине.

Я не искала лучшей жизни — я искала спокойной жизни. Я лишена была этого в России в последние полгода. Мне пишут русские и [предполагаемые] украинцы, что за мной скоро придут, и когда я умру, то по мне никто не будет плакать. Это добивает окончательно, поэтому сижу в четырёх стенах и никуда не хожу.

Ты говорила с россиянами, которые попросили политическое убежище на Украине?

Те, кто выбрал политическое убежище на Украине, говорят ехать дальше, в том числе из-за здешнего отношения к русским. Мне не удалось с ними подробнее поговорить об этом. У меня есть здесь знакомые, с которыми я познакомилась по той же ситуации и общаюсь с ними несколько месяцев. Они мне говорят, чтобы я не переживала, и адекватные люди меня поддержат, а все остальные — боты и неадекваты. Неадекваты неадекватами — они есть везде, но напороться на них в реальной жизни очень не хочется.

В Твиттере гуляет твоё сообщение от 2014 года, где ты пишешь о том, что шокирована происходящим на Украине. Спустя четыре года ты ищешь там убежище.

На тот момент мне было 19 лет, я ездила в стройотряд и была занята студенческой жизнью, не вникая в новости. Всё, что доходило до меня, это рассказы родственников или студентов из стройотрядов — это пропутинские организации. Это не было политической позицией. У меня просто были другие интересы и занята была другими делами.

Оказавшись в Киеве, я узнала, какое на самом деле положение вещей: как начинался и как происходил Майдан из первых уст. Это тотально отличается от того, что преподносится в России, и неважно, какие СМИ об этом писали — федеральные или оппозиционные. В целом, в России никто не знает, как тут было. Мне неловко за твит, но это четыре года назад. Аналогично меня судят за картинки, которые я выкладывала три года назад. Я другой человек и мыслю по-другому.

Как тебе удалось вылететь из страны? Разве тебя не могут остановить в аэропорту и развернуть?

Я тоже так думала, но ещё в мае консультировалась с юристами. Мне сказали, что подписка о невыезде — это номинальная вещь, которая идёт под твою ответственность, не существует баз подписок о невыезде. Есть база уголовного розыска и должников по кредитам. Если человек под прицелом, то да, тебя могут внести в базы ФСБ.

Для меня политическое убежище представляется штукой, которую используют на грани тюрьмы или смерти.

У меня не было грани тюрьмы или смерти, но зачем мне нужно было сидеть и выжидать? Могло и не быть другой возможности. Никто не мог знать, что меня ждало в будущем. У меня были мотивы думать, что меня не оставят в покое. Возвращаться в Барнаул и дожидаться итога, чтобы потом, как некоторые писали, «в тапках, рыдая, убегать из страны», зачем?

Киев — плацдарм, где ты подготовишь себе визу и деньги, а после этого куда-то полетишь?

Да. Изначально я допускала мысль, что, возможно, здесь останусь, но сейчас мне наоборот настолько морально плохо, что хочу поскорее отсюда уехать. Я ещё не видела город, хотя здесь провожу шестой день, но сижу дома.

Как скоро ты планируешь покинуть Киев?

Честно, не знаю. Я думаю, в течение двух недель что-то прояснится. Сейчас общаюсь со многими людьми, которые предлагают мне помощь и разные варианты. У меня в голове полная каша. Я надеюсь в ближайшее время что-то понять.

Какие варианты предлагают?

Просто пишут, что могут помочь там, там или там. Предлагают приехать в Испанию. Мне пишут много всего, поэтому сейчас пытаюсь всё разложить по полочкам.

В какую страну ты планируешь уехать?

Я могу сказать, что это будет Европа. Это не секрет, просто у меня слишком много мыслей и не могу сказать о какой-то конкретике.

Ты уверена, что власти этой страны дадут тебе политическое убежище, зная о том, что ты улетела из России и была в более-менее спокойной Украине?

Конечно, я уточняла этот нюанс. Согласно Дублинской конвенции, в которой не участвует Украина, она не является безопасной страной для беженцев. Учитывая, сколько угроз мне поступает, это не должно помешать. Конечно, я не могу знать наверняка, но пребывание на Украине не должно помешать.

Ты боишься возмездия?

Люди, которые общаются со мной в Киеве, постоянно пишут, чтобы я была осторожна. Если я не беру трубку около часа, то уже паника вселенских масштабов и шутки про «Новичок». Но я не считаю себя человеком, который может кому-то мешать, уехав из страны. Я ничего особо не сделала, чтобы меня уголовно преследовали. Может быть, это моё легкомыслие. Надеюсь, что я буду права.

Как родственники восприняли твою идею уехать?

Мы с мамой вдвоём, поэтому ей одинаково тяжело, как и мне. Она понимает, что так мне будет лучше и спокойней ей самой. Она в дальнейшем планирует приехать ко мне, куда бы я не поехала дальше. Мы что-нибудь придумаем.

Ты теперь полностью начинаешь новую жизнь. У тебя нет большей части друзей. Нет семьи и работы. Ты далеко от родных краёв и в чужой стране. Каково это?

Это тяжело, поэтому мне вдвойне обидны эти нападки в интернете. Явно человек не бросит так всё из-за прихоти вроде «я хочу в Европу». Если бы я действительно чувствовала себя в безопасности и понимала, что дело закроют, то я бы даже не дождалась, когда его закроют, поехала спокойно работать — так было бы гораздо проще.

Я действительно оставила своих друзей. Это очень тяжело, потому что здесь я одна и дальше так будет продолжаться. Я не знаю, как всё переживу. Я не отбрасываю возможности, что в какой-то момент меня всё доломает, возьму билет и вернусь в Россию — пусть меня посадят, но зато мама ко мне сможет приходить. Как бы это смешно ни звучало, но это правда очень тяжело.

Ты всерьёз рассматриваешь возможность вернуться в Россию?

В минуты отчаяния, когда разговариваешь с мамой по видеосвязи, приходят мысли. (Плачет). Если дальше будет всё ещё хуже, то почему бы и нет. Я сорвалась в отчаянии, переехав в Киев, так почему не могу поступить ровно также — резко? Но о возвращении в Россию думаю только в моменты истерики. Когда у меня трезвые мысли, то понимаю, что возвращаться мне нельзя.

У кого ты остановилась в Киеве?

Арендую квартиру посуточно и продлеваю по мере пребывания. У меня были варианты остановиться у знакомых или родственников, но я не могу кого-то смущать и теснить. Мне проще встретиться с друзьями и родственниками на нейтральной территории. Мне комфортней находиться в своей зоне, чтобы у меня была своя квартира, в которой я могу посидеть, поплакать, посмотреть сериалы или послушать музыку. Я не хотела никого обременять собой.

На момент возбуждения дела у тебя заблокировали карту, и ты попала в список экстремистов. Тебя оттуда не исключили?

Нет.

Ты лишилась банковских карт?

Да, у меня сейчас нет никаких карт. Мама мне дала свою карту «Мир», но эта карта нигде не работает, кроме России.

Как ты оплатила билеты на самолёт? Наличными?

Нет. На тот момент у меня была карта, потому что находилась ещё в России, поэтому расплачивалась картой «Мир». Мама закинула на неё деньги на билеты, поэтому могла тратить.

Как теперь в Киеве?

Только наличные деньги. Мама на днях выслала мне денежный перевод. Я спрашивала номер карты у своего киевского друга. Конвертация и так далее — всё очень сложно и проблематично, но по-другому пока никак. Пока у меня нет работы и возможности саму себя содержать, то приходится принимать помощь от мамы и окольными путями получать деньги.

В издании «Сибирь.Реалии» вышла статья, где запрещенную в России организацию «Артподготовка» Вячеслава Мальцева назвали организатором твоего отъезда в Киев. На чём основана эта версия?

В городе Бийск, который расположен рядом с Барнаулом, жил парень Сергей. Он написал мне, когда начался резонанс [по уголовному делу], что он из Бийска и уехал в Швецию, получив политическое убежище. К нему пришли накануне моего прихода — к нему 7 мая, а ко мне 8 мая. Естественно, мне было интересно, как он уехал, потому что я сама хотела уехать. Потом общение потерялось, потому что я туда и так ехать не хотела.

В Швецию?

Да. У него был жёсткий план: какие-то транзитные самолёты, потому что лететь без визы, ночевать в Минске, пользуясь другими симками. Это не для меня. Наше общение на этом и поутихло (Мотузная полагает, что Сергей выступил источником «Сибирь.Реалии» и рассказал изданию о том, что «Артподготовка» организовала отъезд девушки — прим. TJ).

Сергей числится в «Артподготовке»?

На данный момент я не знаю, но числился. Он общался с Мальцевым и производил там какие-то деяния, из-за чего к нему и пришли.

Ты знала, что он в «Артподготовке», но общалась с ним как с частным лицом?

Конечно. Он уехал своими силами без какого-либо финансирования, хотя и участник «Артподготовки». [В статье «Сибирь.Реалии] говорится, что «Артподготовка» «организовала побег» для меня. Это смешно, что там такого организовывать?

Билет в Киев не так дорого стоит.

Конечно. Это стоило около 7 тысяч рублей. Если бы меня перевозили на машине в багажнике, то это можно было так назвать, но я просто села на самолёт и прилетела.

В той же статье говорилось, что твоя мама обращалась к депутату Госдумы Сергею Шаргунову с просьбой о помощи, так как опасалась, что тебя могут «втянуть в политику».

Честно, я не знаю. Я не успела это спросить у мамы, потому что из-за разницы в часовых поясах не успеваем общаться. Мама очень мнительный человек, который очень сильно за меня переживает и бьёт во все инстанции. Она очень верующая и везде распространяет просьбы [молиться]. Я сомневаюсь, что моя мама общалась с журналистами, а тем более с каким-то Сергеем. Если бы это было так, то я бы первая об этом узнала.

При каких обстоятельствах ты готова вернуться в Россию?

Я готова вернуться в Россию, если мне ничего не будет угрожать — вообще ничего. Я считаю, что это возможно при глобальных изменениях, например, декриминализация или жёсткий контроль первой части 282 статьи. Это может быть смена власти. Это должны быть такие изменения, которые правда меня обезопасят, а не так, что «возвращайся, всё хорошо», а потом неизвестно, как аукнется.

Нужно что-то масштабное.

Я уверена, что да. Когда я была в Москве на телеканале «Спас», то ко мне подошёл сотрудник съёмочной группы и дал номер телефона женщины, которая работает экспертом-лингвистом. Он сказал, что ей год назад положили на стол моё дело и она отказалась проводить экспертизу и писать заключение. Мужчина предложил позвонить и поговорить с ней. Я позвонила.

На тот момент в Москве мне ещё казалось, что я ничего не смогу и вернусь домой. Когда я ей позвонила, то она сказала, что это правда, а главное, она сказала, что была цель меня посадить. Это меня очень сильно шокировало, потому что я никогда не вмешивалась в политику и спокойно сидела дома. Я не была ярким человеком, которого бы заметили.

Резонанс вокруг этого нелепого закона раздулся изначально из-за меня, поэтому вряд ли бы мне это простили. Если тогда меня хотели посадить, когда меня никто не знал, то сейчас тем более. Это стало решающей точкой, когда я точно приняла решение уехать из страны.

Ты планируешь участвовать в российской оппозиционной деятельности?

Я не хочу быть тем человеком, который уехал в Европу, сидит из-за бугра и кричит: «Ребята, выходите на улицы». Это как минимум несправедливо по отношению к соотечественникам — из безопасного места подбивать всех выходить, чтобы они попадали под аресты. Что касается помощи таким же, как я, то да. Я с радостью буду это делать, учитывая, что у меня есть контакты многих юристов и журналистов.

Твой друг, который помогает тебе разбираться с запросами, обращался к различным СМИ, в том числе к TJ, с предложением, чтобы ты писала колонки на новостные темы. В чём суть?

Когда мы с ним начинали общаться, он говорил, что нужно написать «Медузе» и TJ с предложением вести колонку. На тот момент я ему сказала: «Что ты несёшь?». Я абсолютно не тот человек, который заслужил свою колонку в таких изданиях. Я не знала, что он всё-таки это сделал [говорил со СМИ об этом предложении]. Я переложила на него груз социальных связей на несколько дней и правда не знала, что он всё-таки это предложил.

В разговоре с TJ друг Мотузной пояснил детали предложенной концепции. «Мы предлагали несколько разных форматов от „Маша объясняет мемы“, эдакий +100500 только с мемами, а не видео. Колонка [в изданиях], где Маша раз в неделю рассказывает обо всём, что произошло за неделю». Собеседник отметил, что обсуждал эту идею с Мотузной и предположил, что она забыла об этом из-за стресса и других дел.

В одном из интервью ты говорила, что хотела бы заняться общественной деятельностью, но не знала какого рода. Почему ты не попробовала посоветоваться с Фондом борьбы с коррупцией Навального? Ты была волонтёром организации и хотела устроиться в штат.

Если бы я была бы кому-то действительно интересна или кто-то хотел бы помочь с работой, то это предложение поступило бы. Меня приглашали только на съёмки к Навальному, только поучаствовать в передаче и не более того. Что касается этого и колонки, то я не умею этого всего. Я очень стеснительная и не умею писать предложения: «А давайте вы устроите меня на работу?». Мне проще сидеть без работы. Я никогда бы на такое не решилась.

Вокруг тебя концентрировалась медийная сила, но теперь ты от неё отказалась. Переехала в другую страну и говоришь, что готова помогать людям, но не планируешь ничего масштабного. Тебе не кажется, что у тебя была возможность реально попробовать на что-то повлиять в стране, но ты спасовала?

Не считаю, что я спасовала. Как я тебе сказала ранее, у меня изначально был план. То, что происходило далее, не зависело от меня. Я не могла это регулировать. То, что меня воздвигли в ряды оппозиционеров, — это общественное мнение. Я нигде не говорила о том, что буду в оппозиции и свергну Путина. Я плыла по течению и ждала удачного момента.

Мне обидно, что многие решили, что я сдалась и предала кого-то, но я не могу повлиять на чужое мнение.

Ты уходишь в тень.

Да, это так. Публичность и медийность не для меня, как я поняла за это время. Это не моё. Я никогда не хотела публичности, но так всё произошло. Я не уверена, что смогла бы. Я на грани нервного срыва, находясь в другой стране, где уже нет особо публичности. Мне очень тяжело, и я не смогла бы, как Навальный. Я не лидер, поэтому не смогла бы вести деятельность, которую ведут люди из московской оппозиции. Вести за собой кого-то и двигать свои темы — нет, это не для меня.

Какое завершение своей истории ты видишь?

Я надеюсь, что это будет удачное окончание. Я найду, куда мне поехать, как устроить свою жизнь, и уйду в тень. Я не планирую вести публичную деятельность, а просто хочу устроиться в жизни и жить, вспоминая обо всём как о страшном сне. То, что сейчас происходит в интернете, меня очень сильно огорчает.

Критика?

Нет. Тонны шуток, причём некоторые из них нехорошего контекста — пошлости и так далее, чего раньше не было. До нашего интервью мне написала подруга о том, что хочет сменить окружение и перестаёт общаться со всеми своими друзьями. Это в тот момент, когда она мне очень сильно нужна. Мы так с ней и не поговорили. Даже друзья от меня отворачиваются.

Твоя подруга решила перестать с тобой общаться?

Не только со мной, но да, она решила сменить своё окружение, в которое в том числе вхожу я. Представляешь, как я воспринимаю это в такой ситуации? Я немного в шоке.

#интервью #срокизарепосты #экстремизм #политика