Мигрень. Жизнь под анестезией

Я не знаю, в какие рамки должно поместиться то, что будет написано ниже. На какую аудиторию рассчитано то, что излито здесь, в этом незамысловатом тексте. Здесь ты не увидишь художественных эпитетов, незыблемых описаний нерукотворных, врезающихся в память пейзажей. Здесь ты увидишь просто текст одного человека, даже не писателя, ибо не учат этому в институтах, грамоту эту не осваивают в академиях, а талантом этим одаряют рандомно, да и не на получение денег рассчитано сие повествование. Мотивация литературных рабов, возможно мощнее, но цель текста ниже – помочь таким же горемыкам избежать моих ошибок.

Тематика такова – боль. Жизнь на обезболивающих.

Как шутит моя подруга: по мне можно писать диссертацию…

Возможно тема и не нова, но перелопатив горы и горы информации в интернете, случаев, подобных тому, с которым я столкнулась, я не нашла.

Предисловие

…Будь я в горах, или на море, живи я в большом городе или в глухой деревушке среди природы, в поселке, среднем между деревней и городом, работай я спокойно, работай я тяжело, учись я, не работай вовсе, занимайся я духовной практикой, занимайся я спортом, игнорируй, впадай в депрессию, пей траву, господи, да хоть с бубном пляши, богу молись – все, всё, что угодно: она всегда со мной. Она не покидает меня.

Она – мой навязчивый спутник.

Я хочу от нее избавиться раз и навсегда.

Я готова грызть асфальт, биться головой о стену, но это не поможет.

По всем показателям я здоровый человек. У меня абсолютно все в пределах нормы.

Но я больше половины жизни глотаю обезболивающие. Провожу жизнь, так сказать, под анестезией. Не просто раз в неделю, а через день, либо каждый день – как повезет.

Я наркоманка из-за обстоятельств.

Если это тебе интересно, дальше подробнее. Правда, хэппи-энда не будет. Сегодня тоже была таблетка обезболивающего, завтра может и не быть, а послезавтра точно. Я не то, что программирую себя на это. Я просто каждый раз надеюсь на перерыв от них. Но каждый раз моя надежда умирает. Воскресает. Умирает. Воскресает. Как и я во время приступа. После. Во время. После.

Если неинтересно, бросай это неблагодарное дело, так как речь дальше пойдет на тему «Мигрень. Жизнь на обезболивающем.» Дальше ты подробно увидишь мигрень изнутри. Но не с медицинской точки зрения, а с точки зрения страждущего ей.

Глава 1.

Начало

Впервые с болью я столкнулась в пяти-шестилетнем возрасте. Точно не помню, но я помню, что всю голову будто разрывало изнутри. И я плакала. Для ребенка тех лет это было здоровски мощная боль. Родители дали мне цитрамон, и я уснула. Дело происходило в деревне, я дитя лихих 90х, потому сейчас в детоцентрическом обществе 21 века сложно понять: как не вызвать скорую. Вот так. Мы выживали как могли. Через два часа боль прошла вместе со сном – как рукой сняло, можно сказать. Более того: к врачу мы обратились весьма нескоро.

В общем, в дальнейшем боли случались, и боли эти сопровождались рвотой. Почему-то дома к этому относились естественно – типа: «Бывает». Я помню, как выглядели все тазики дома. Только соседка бегала причитала, мол как это страшно, это же может быть инсульт.

Тем временем такие приступы были недолгими, проходили сном, и происходили редко: может раз в год, а может раз в полгода.

К врачу мы обратились, когда в пятом классе, перегревшись на солнце, я впервые упала в обморок. Что могла предложить медицина в 2000 году? Энцефалографическое обследование в психиатрической больнице, потому что больше нигде не было, и внимание, мне был поставлен диагноз: вегетососудистая дистония, повышенное внутричерепное давление, искривление позвоночника. Врач, к которому я попала, сказала, что начинаются проблемы с шейным отделом, показала, как нужно прохрустывать шею, чтобы с ней не было проблем в будущем. Детский организм тогда бы это выдержал и перерос.

Невропатолог уже в районной больнице назначил банальное лечение. Я помню уколы – витамины. Аскорутин, диакарб+аспаркам, лечились мы долго, даже кажется все лето. По рассказам, мне вроде стало легче. Затишье перед бурей.

В 16 лет все обострилось. После окончания полового созревание приступы стали чаще, раз месяца в три, до 12 часов. Проходили сном.

К тому времени открылась частная клиника, на тот момент единственная в городе.

Мы прошли обследование там в трех проекциях ‒ ЭЭГ, РЭГ и ЭХО. Вежливая девушка вынесла мне какие-то бумаги, сказала, что сосуды справа сужены, и что нужно лечиться, иначе скоро в глазах будут появляться мушки, я буду терять сознание. Как лечиться никто не сказал.

Что такое частная клиника и медицина как бизнес мы еще не ведали.

В 17 лет с первого курса пошло-поехало: чаще и чаще. В период сессии мне приходилось сдавать зачеты, при этом отлучаясь в туалет на рвоту.

Это было сложно: обычно в мигренозном приступе я превращалась в не соображающий зеленый овощ, когда болит половина головы, тошнит и рвет, притом ты не знаешь, что с тобой: это не сильно сподвигает тебя на какие-то действия, хочется лежать.

Почему меня это сильно не удивляло и не вызывало беспокойство? Сложно ответить. Я знала, что у меня такое бывает. И все. Я знала, что это пройдет.

В День студента случился очередной приступ. Для этого мне не нужен был алкоголь: в то время, как все вокруг отмечали и потребляли его в немеряном количестве, мне было не до этого. Раздражал звук, запах, мерцающий свет. Ночью я уехала домой, и мигрень не проходила до утра. Впервые я попробовала обезболиться чем-то более сильным, нежели цитрамон. Это был Налгезин, и мне помогло. Я подумала: зачем терпеть? И теперь в моей сумке всегда был Налгезин. Я опустошала анальгетики пачка за пачкой, приступы все равно случались, если было больно, я пила таблетки, если вырву – вырывала и приступ шел своим чередом. Далее я стала пробовать разные обезболивающие, пока не словила себя на мысли, что в начале недели у меня целая пачка того же Ибупрофена, а в конце я выбрасываю пустой блистер. Мне было 18, и мы посетили невропатолога. Мне 18. Я в кабинете невропатолога, и не представляю себе, что за последующее время я обойду десятки неграмотных, некомпетентный, совершенно равнодушных врачей, для которых я рядовой случай, и всем в принципе наплевать, я сдам кипу анализов, обзаведусь огромным количеством заключений и рекомендаций, назначений, ввалю такую сумму, за которую я могла бы купить квартиру-студию, о которой я мечтала... Даже диагноз корректный я получу спустя годы.

А пока мне 18…Аккуратный врач назначает мне ношпалгин, что-то еще спазмолитическое, что-то для кровообращения, и хорошо питаться. Пить чай с молоком. Аккуратный врач запретит крутить и вертеть шею – скажет: «Вы навеки станете пациентом невропатологов, если полезете в шейный отдел»…

Ты приходишь с вопросом. Ты искренне веришь, что тебе ответят. Тебе ответят! Ведь медицина – это истина в первой инстанции. Как показывают в фильмах – специалисты докапываются до причины, находят ее, и даже если не находят выход, назначают лечение, есть же способы смягчить течение заболевания, паллиативные варианты… Но ведь я здорова.

Старые больничные ободранные стены. Совок ушел, мы победили и независимы. Девушку можно вывезти из деревни, а деревню из девушки – нет. Совок можно развалить, а совковую разруху в голове людей – нет. Такой болезни, как головная боль нет. Поболит и пройдет. Завяжи и лежи. И другие совковые премудрости. На стыке тысячелетий, на стыке эпохальных событий, казалось бы, в мире сверхтехнологий, в мире, где запускают ракеты, где бионические протезы давно не ново, где в кувезах донашивают 500-граммовых малышей, нам – людям миллениалам, которые, возможно, войдут в историю цифрового переворота, нам в ободранной больнице люди в белых халатах с совковым образованием ставят диагноз ВСД, шейный остеохондроз, суженные сосуды.

Я продолжаю жить с этим и мучиться.

Приступы со временем все тяжелее.

Я пробую разные обезболивающие.

Прихожу в студенческую больницу. Меня осмотрела пара врачей, говорят: у вас мол ВСД, депрессивная болезнь в какой-то степени. Мне рекомендуют стационар.

Я отказываюсь.

С высоты прожитых лет уже сейчас я понимаю, что хронизация мигрени произошла около 19-20 лет. Болело то слева, то справа. И приступ стандартно раз в месяц – уже на сутки со рвотой. Отпускало только спустя сутки. Сон, таблетки, больше мной ничего не предпринималось, я полностью выпадала из жизни. Надо мной носилась мама с тазиками, водой, чаем с лимоном, чем угодно, чтобы помочь. Но пока само не проходило – ничего не помогало.

В 20 я перенесла грипп, и на его фоне произошло несколько приступов мигрени подряд: два или три дня, кажется, со рвотой, мы попробовали уколоть спазган, и это помогло, я помню эти мучения: недели на три я выпала. Мы ставили капельницы для сосудов. Сработал эффект плацебо, и лечение якобы помогло. Но просто «лимит приступов» за месяц исчерпался, и я вернулась на учебу.

Сосудистое лечение много раз применялось в моем случае, но современные исследования говорят, что это бесполезно. Теперь все становится на места, почему никакого эффекта это не производило.

Прошло еще какое-то время.

Врачи единогласно придерживались того, что это сосуды. О боже, в каких дебрях медицинских заблуждений я жила.

В один из прекрасных дней, когда я снова заболела, и боль продержалась четыре долгих дня, я решительно собрала сумку с вещами, сказала: «С меня хватит», и поехала сдаваться в стационар. Я искренне желала, чтобы с причиной этих болей разобрались. И зачем-то верила, что врачи с этим справятся.

Меня положили в больницу на две недели. Я проходила обследования, и спустя пару дней невропатолог поставила мне диагноз – мигрень. По результатам анализов все было в норме. В один из дней случился приступ: классика. Рвота, боль. Беспамятство. Ни один из препаратов, которые мне кололи в панике медики, не смог помочь. Пока через сутки не прошло, не помогло ничего. Когда меня выписали, мне сказали пить суматриптан. Мол это не лечится, а приступ нужно купировать. Назначали еще профимиг на месяц. Но это тоже не очень помогало.

Две недели потрачены без толку.

Так я познакомилась с врагом. Так я узнала, что со мной.

Тогда мне казалось: что за чушь?! Диагноз «мигрень»? Такое бывает? Это вообще болезнь?

Я была слишком наивна, и верила в то, что «это понарошку», это не может быть серьезно, это какой-то розыгрыш. Ну не может быть такой болезни. Это что-то незначительное.

В общем с 20 лет ничем нелеченая болезнь стала все очевиднее хронизироваться. Все чаще и чаще я испытывала боль слева и справа по очереди – каждый раз с разной стороны, уже могла проснуться с мигренью, бывало такое, что сразу открывалась рвота. Приступы тревожили раз-два в месяц, длительность их составляла 24 часа. Уже на их основании приходилось что-то отменять: какое-либо мероприятие, поездку куда-нибудь или отдых в клубе – какие это были годы. Годы пьянства и разврата. В этом я себе не отказывала. Порой даже меня одолевала искренняя и неподдельная злоба: алкоголь и сигареты оборачиваются болью, а их отсутствие – снова боль. Я пила коктейли, гремела клубная музыка, дым стоял коромыслом, танцы до утра, порой в нескольких клубах, потом жесткие похмелья… Я вела обычный образ жизни студентки. Учеба, кутеж на выходных. Беззаботность. Самое золотое время. Болезнь не так остро чувствовалась. Романы, переживания, друзья, общение, вёсны, лето, море. У моря снова алкоголь. Да, пила я много. Если брать в учет объемы выпитого, то для нормальной девушки на тот момент я пила многовато… Но будем считать, что свой лимит алкоголя за те годы я исчерпала на все свое будущее наперед. 20 лет… Из обезболивающего я принимала нестероидные противовоспалительные средства (НПВС), порой усиленные дозировки, и спазмолитики, да, и иногда брала у хозяйки квартиры, где жила, темпалгин.

Я была легка на подъем. Только боль могла остановить меня. Не всегда НПВС помогали, и тогда я погружалась в сон. Тот режим, в котором я жила, позволял это сделать. Я старалась всегда беречь себя, как это делали мои родители. Я жила в съемной комнате возле университета и всегда могла прийти домой и лечь.

Бывало так, что откуда-то приходилось уезжать в срочном порядке, но нечасто.

Скажем так: сильных неудобств не было. Либо я так не считала в силу юношеского максимализма.

Глава 2

Хронизация

К 22 годам моя учеба подошла к концу. Еще в старших классах я решила для себя: окончить университет и отработать свой диплом, а дальше будет видно. Потому я устроилась работать в школу.

Мне прописали ОК. Теми знаниями по мигрени, которыми я обладаю сейчас, тогда я похвастаться не могла, и не знала, что мигреникам противопоказаны гормональные таблетки. В общем, у меня начались недомогания. Я пропускала работу и впала в немилость директора. Со временем я бросила ОК: это произошло на интуитивном уровне.

Однажды, перед работой мне нужно было приехать на анализы для санитарной книжки, и в этот день у меня был приступ. С тошнотой. Как я держалась на ногах, одному богу известно: рядом была моя семья. Меня не оставляли в тяжелую минуту. После сдачи анализов я выпила солпадеин. И мне стало лучше. В аптеке посоветовали номигрен босналек. Я купила и выпила одну таблетку после солпадеина. Мигрень прошла. Осталась слабость. Тогда я поняла, что все-таки во взрослой жизни, когда ты болеешь, и когда такие симптомы ‒ это не шутки, никто не пойдет тебе на встречу. Никто не будет готов к тому, что с тобой происходит. Эти таблетки стали моим спасением на время. На то время, пока они помогали. Потом я применяла двойную дозировку. А потом поняла, что даже после двойной дозировки боль не проходит. И произошел исторический момент: я купила амигрен. Как и советовала в свое время невропатолог в студенческой больнице. Никогда, слышишь, никогда не повторяй моих ошибок, если ты мигреник. Если ты единожды-дважды-трижды выпил триптан, если ты убедился(лась) в том, что это помогает, и он должен всегда быть в твоей сумке, это все. Это зависимость. Ты наркоман. Беги, лечи мигрень, спасайся, но ни за что не пей его так часто, не пей его каждый день.

Триптан мощнее меня. Я села на него с первой таблетки. Триптан стал чудом для меня. Выпила таблетку – полчаса и боли нет, как и не бывало. Мне казалось – вот спасение. Моя проблема решена, теперь я могу спокойно работать и жить. Триптан. То слово и тот препарат, от которого я не могу избавиться уже восемь (!!!) лет. Только подумай! Восемь лет приема триптана практически каждый день. Я не заметила, как это произошло со мной. Я оглядываюсь назад. Я понимаю, что не могла иначе. Что я могла с тем уровнем медицины? Что я могла с тем финансовым уровнем? Что я вообще могла, живя вслепую.

Два года работы в школе, точнее два года ненавистной каторги, я принимала триптан примерно трижды в неделю, и примерно дважды в месяц пропускала работу по причине приступов. Да. Приступы все равно были. Когда тебя рвет, триптан не усваивается.

Директор все два года думала, что я беременна. Это так комично – беременность длиной в два года.

Один раз случилось так, что я выпила номигрен, он не помог, и я выпила амигрен. Как сейчас помню – мне было очень плохо. Оказывается, если совместить эти два препарата, можно добиться спазма коронарных сосудов, что потребует немедленной реанимации. Но обошлось. Я всегда так рисковала.

Я часто запивала триптан виски. Иногда пивом. Пила его в похмелье. Пила кетанов. Что только ни было за те годы. Никто не бил тревогу. Никто не бил в барабан – этой девушке нужна помощь.

Безусловно, я не теряла надежды и старалась разобраться самостоятельно. Я прошла МРТ головного мозга – все в норме, только немного сдвинут второй шейный позвонок – таков вердикт.

После я посещала медицинский частный центр и невролога, тщательно выполняла его предписания, но точно не помню диагноз: кажется, ВСД, как всегда. Из лекарств отчетливо помню Тонгинал. Из осмотра отчетливо помню: «Девушка, у вас очень слабые мышцы спины, в вашем возрасте такого быть не должно».

В 24 года я пережила стресс, скорее положительный.

Развязались, скажем так, оковы нелюбимой работы и нелюбимого человека. Я стала свободной и счастливой, съездила на море, как будто переродилась. Нашла новую и интересную работу, но очень тяжелую. В целом, жизнь в корне поменялась.

Необходимо было некоторое время пропить ОКи, и, помнится, за неделю произошло два (!!!) адски жестких приступа мигрени со рвотой. Тогда я поняла, что это из-за противозачаточных, и что мигрень носит гормональный характер. Это и сейчас мне понятно. Я работала очень много, мало спала, почти не ела. Мне очень нравилась моя работа, я боялась, что меня уволят, а еще я не хотела прессинга со стороны начальницы, а он был всегда. Ежеминутно и ежесекундно. Первый год я продержалась молодцом. Пила триптан 3-4 раза в неделю. Во время приступа колола кетанов внутримышечно – вот так методом проб и ошибок для себя определила, что мне помогает. Немного отклонюсь от хронологического хода событий. Как-то мне на глаза попался документ: предписание врача-терапевта в поликлинике МВД города Москвы одной женщине-мигренику. Там было написано: во время приступа: Амигренин 50, Кеторолак внутримышечно. Лекарства с тем же составом, что «предписала» себе я сама. Без врачей… Это все, что нужно знать о том, как я мигрень пять лет лечила.

На втором году на этой должности на нервной почве ресурс организма исчерпался. Я жила в постоянном стрессе, питалась очень плохо и скудно. Моя боль участилась до ежедневной. «– Беги к врачу! – Беги к нормальному врачу! – А где же я найду нормального?» – примерно таким был мой внутренний диалог.

Но я ходила к врачу. Как же не ходить?

Однажды я вошла в длительный приступ. Я не знаю, что называется статусом, но после полутора суток мучений, мы вызвали скорую. Приехали двое мужчин, зашли и натоптали мне в квартире, укололи магнезию и уехали. Пожалуй, тоже не очень картина складывается о медицине, не правда ли? Ничего не прошло, рвота, боль. К вечеру я собралась в больницу и вызвала новую скорую. Приехал нерусский врач с медсестрой, хотел уколоть или дать мне клофелин. Я побоялась, хотя сейчас понимаю, что не стоило. Потом меня отвезли в хорошую больницу, но меня туда не приняли из-за прописки. Врач очень хотел, чтобы меня приняли именно в ту неврологию… Мол там очень хорошие специалисты. Он молодец, он боролся за меня, видно, что переживал и понимал, насколько мне плохо. И он сделал все, что мог, оставив о себе хорошие воспоминания и уважение. Он очень расстроился, что, к сожалению, меня пришлось отвезти в областную больницу, где до таких, как я, никому нет дела.

Мне оперативно сделали МРТ в порядке очереди, где присесть даже места не было, я стояла у стены, потихоньку опадая, так как тошнота и боль не прекращались; какой-то местный невролог сказал, что это приступ боли, сказал купить катадолон, который даже не прошел клинические испытания и впоследствии был снят с производства. Чем закончилось дело? Меня отпустили, я взяла такси, приехала домой, рвоты уже не было, поэтому я выпила антимигрен 100, и все. Приступ ушел. На этом мое приключение закончилось. Аттракцион: покатайся по городу на скорой. Больше в моей жизни скорых не было ни разу. Я зареклась. Я сама себе скорая помощь.

Следующий такой раз случился на работе в начале весны. Я уехала с работы, и несколько дней была дома. Съездила в неотложку на УЗИ щитовидки и сердца, которые оказались в норме.

Потом уже в теплое время года я легла в стационар.

В отделение неврологии.

Меня осмотрели, сделали рентген шеи. И сказали, что причина моих бед в смещении шейного позвонка. В моем стиле верить врачам и доверять им. Лечащая невролог сказала носить воротник Шанца, и мол через полгода все станет на место и головные боли прекратятся. Также мне назначили капельницы для лечения сосудов, типа кавинтон и иже с ними. Я подслушала, что назначают дедулькам из неврологии. Так вот – мое лечение ничем не отличалось… Я пролечилась неделю. Ничего не помогло. Воротник Шанца, пошитый в ортопедическом салоне индивидуально для меня, я также стабильно носила ‒ не помог. С ним наблюдались головокружения.

Время шло. Я пила и пила триптаны каждый день, разные, все, которые есть в аптеках. Каждый. День. В день по таблетке. И так год до отпуска. Уехала в отпуск к морю и думала, что там мне станет легче, но нет. В отпуске боль не проходила, интенсивность была средней, порой даже сильной. Она всегда была со мной. И там мне приходилось ставить укол и скупать все триптаны в аптеке. Там, в полном одиночестве, в том прекрасном сентябре 2016 года, сидя утром на пляже, завернутая в одеяло, с большой чашкой кофе, у моря, укрытого утренним туманом, в компании двух уличных собак, ожидая привычно проплывающих здесь дельфинов, загоняющих кефаль в это время года, я поняла: я что-то делаю не так. Я увольняюсь. Только прикасаясь к бесконечности можно немного прозреть, хоть на секундочку прислушаться к своему сердцу, к своему замученному, истерзанному, стрессующему, болезненному телу, и хоть что-то в этой жизни поменять.

Я приехала с твердым намерением: снова пройти подробное обследование, найти иголку в стогу сена, и понять: ЧТО СО МНОЙ НЕ ТАК?

Мы рождаемся, в нас закладывают не прописные истины. Нас расписывают, как чистый лист, от наших родителей зависит то, что именно в нас будет заложено. Есть простые вещи, которые настолько очевидны, что их невозможно не увидеть невооруженным глазом.

Если у меня болит, значит есть причина. Ведь не может, ну не может болеть просто так. Я привыкла осязать, ощущать, понимать через призму своего видения. Ведь должно же быть что-то, за что можно зацепиться? Как эта боль зарождается? Может что-то давит? Спазмирует? Может действительно шея, или спина, или зубы. Или новообразование? Боль ведь всегда – следствие чего-то. Вот тогда, пять лет назад, никто мне не мог объяснить, что есть первичная боль. Что эта боль и есть сама болезнь.

Что она – сама себе причина.

В этих мыслях и в этом неведении я жила почти 30 лет.

Глава 3

Осознание

В октябре я приехала с моря. Успокоенная, умиротворенная, но с мыслями о том, что нужно решать что-то со своим здоровьем. Я посоветовалась со своей семьей, готовой поддержать меня во всем, и все одобрили мой уход с потогонной работы. Уволившись, я приступила.

Я продолжила свой, казалось бы, бесконечный путь обследований. В глубине души я надеялась, пусть все это и неправильно, что у меня какое-нибудь новообразование. Что мне его вырежут и боль пройдет. Боль пройдет. Сколько бы я за это отдала. Сколько в этих двух словах «боль пройдет» надежды, сколько в них отчаяния, слез, депрессии, сколько в этих словах всего. Если на секунду представить, что боли у меня нет, то я самый счастливый человек. Пусть у меня нет квартиры, машины, норковых шуб, кучи золота и что там еще приносит людям счастье. Нет боли. Всего два слова. Люди. Вы живете счастливо, поверьте! Если вам не приходится испытывать это. Если вашу жизнь она не превратила в кошмар. Если вы не умирали тысячу раз за годы своего существования. Если вы не зависите от обезболивающего. Счастье – оно в самой простой вещи. Оно в здоровье. Недаром его желают на каждый праздник. Недаром каждый говорит об этом. Может даже машинально каждый говорит: главное – здоровье. Крупной дрожью вибрируют внутри моей души эти слова. Уж очень сильно они задевают внутренние струны. Вы себе не представляете, насколько главное – это здоровье. Нет ничего важнее и главнее здоровья. Когда тебе нездоровится – тебя не обрадует ровным счетом ничего. Мне нездоровится много лет.

Точно не помню, с чего я начала той осенью. Кажется, с МРТ. Которое ничего не выявило. И далее по списку. Прошла кипу обследований: анализы крови помню, рентген кажется шеи, ходила в неврологическое отделение. В шкафу одно за другим накапливались заключения. Ничего серьезного обнаружено не было. Лабиринт исследований, как у Кирилла Скоробогатых (Врач-невролог, цефалголог, к.м.н., ген.директор Университетской клиники головной боли). В общем, последней на моем пути была допплерография сосудов мозга и шеи, которая ничего не обнаружила. Врач УЗИ только сказал, что я депрессивная, и стоит обратиться к психотерапевту. Дал мне бумаги в коллекцию моих заключений. И только хотел меня выпроводить, как обо мне услышал заведующий этой частной клиникой. Пригласил к себе в кабинет, выслушал меня и рассмотрел все мои заключения и снимки, которые были у меня с собой. Он сказал, что у меня мигрень, отягощенная абузусной головной болью. Откуда он знал, при том, что он терапевт и врач-педиатр? Он предложил мне лечение мигрени ботоксом в его клинике. На тот момент это было уникально: в Украине нигде больше этим не занимались, не говоря уже о нашем городе. Я выслушала его, узнала о стоимости и намотала эту информацию на карандаш.

Решиться на это при том, что я безработная, при том, что денег катастрофически не хватало, было сложно. Сумма казалась очень большой. Да и моё упорство в поиске причины не давало мне понять, что я ищу цветок папоротника в купальскую ночь. Я не найду ее. Что это болезнь. Что она независима. И что ее нужно срочно лечить. Что лечить ее нужно было еще вчера. А лучше в 17 лет…

До этого, зимой, мне на глаза попалась статья о правке Атланта. Якобы если Атлант поставить на место, то весь позвоночник станет на место, нужно будет только некоторое время заниматься гимнастикой для спины. Я рискнула. Я верила.

Связалась с ребятами-правщиками, и записалась на правку. Правщик Илья Бурлаковский сам избавился от шейной мигрени этим способом, и я уповала на такой же эффект в том случае, если моя мигрень тесно связана с шеей.

Я дождалась их приезда в Белгород, и поехала на правку. Тогда, помнится, это казалось чем-то нереальным. Мне очень понравилось, да и ощущения после правки были потрясающими. Некоторое время я чувствовала себя неплохо. Сработало плацебо и в этот раз. Но мигрень не прошла. Увы…

В связи с тем, что здоровье было таким, сложно сказать, что плохим, но скорее непредсказуемым, я не работала. Порой мне приходила мысль, что чрезмерные нагрузки – причина болей. Но нет. В идеально спокойном состоянии, в режиме нормального сна и принятия пищи, без мозговых нагрузок, без сильных потрясений и физических нагрузок ничего не менялось. Все было абсолютно так же. Необратимый процесс был запущен, и просто смена деятельности не могла бы размотать клубок, который был свит из долгих лет накопления болей и расшатывания болевой системы моего организма. Я слишком далеко зашла, слишком все запустила, я неумолимо приближалась к точке невозврата, которая наступила в моем случае через несколько лет.

Я обратилась к остеопату. Мне его хвалили: говорили, что не крутит и не вертит, все делает безболезненно. Сходила. Дважды по его рекомендации. Бесполезно.

До этого был тот, который и крутил, и вертел. Бесполезно.

Мне порекомендовали врача, который лечит по методу Фоля. Это что-то новенькое. Нужно сходить. Я пришла, и следует отдать ему должное, он сказал, мол вы не мой пациент. Вы ортопедически неустойчива, попробуйте обратиться к такому-то такому. И дал мне контакты. К такому-то такому я не пошла, так как было дороговато.

Мы вообще на тот момент жили весьма скромно, и в один момент мне это надоело.

Весной я пришла устраиваться на работу, что было вовсе несложно. Работа офисного планктона без чрезмерной нагрузки. Таблетки поглощались, бывала мигрень выходного дня со рвотой. Жизнь шла своим чередом. Периодически я пропускала дни на работе: меня было кем заменить. Сильных стрессов не было. Я не теряла надежды. И в конечном итоге обратилась к вышеуказанному такому-то такому. Таким-то таким оказался очень интересный врач. Я не буду называть его фамилии, но лечит он нетрадиционной китайской медициной, является иглорефлексотерапевтом. Меня он заставил снова обратиться к воротнику Шанца, и с ним мы занимались краниосакральной терапией. Это помогло как плацебо – на коротких пару дней… Увы.

Сказать, что я свыклась с тем, чем я болею? Нет. Сказать, что привыкла к боли? Нет. Сказать, что я по уши в болоте триптановой зависимости. Да.

Уровень жизни дорожал, необходимо было решать вопрос с переездом, на работе повысили штрафы, денег опять критически перестало хватать, я еле сводила концы с концами, мои спящие амбиции взыграли, в конце концов все это надоело хуже горькой редьки, и на фронте карьеры наступили перемены. Я уволилась и начала прорываться в недра работы на себя, где никто никому не подчиняется, никто не смеет снять с тебя штраф, а ты вправе ругать только сам себя, потому что начальник ты себе сам. И вовсе не потому, что я хотела бы стать железной леди, владеющей бизнесом, точнее раньше может я бы и хотела быть такой, и в какой-то степени стремилась к этому, но мягкость характера не позволила. Плюс сейчас моя болезнь загнала меня в угол, но ей не удалось меня сломить. Я работаю дома, высыпаюсь, наедаюсь. Лишний раз стрессу себя не подвергаю.

Потому что иначе свою жизнь я не построю.

Но я забегаю немного вперед…

Я уволилась из компании, в которой работала. Для того, чтобы уйти, я немного подготовила себе плацдарм, и так началось мое свободное плавание. Поначалу было непривычно. Я постоянно находилась в тепле, сытости, режим дня поменялся, после работы я выходила погулять. Триптан всегда был со мной. Звучит, будто я везде брала своего пса по кличке Триптан. Звучит, будто Триптан – мой друг. Иногда таблетки заканчивались, приступ начинался, и никого рядом не было. Ноги несли меня в аптеку – нужно было спасаться от боли. В каждой квартире, которую я снимала, где бы и с кем ни жила, фаянсовые друзья и тазики я знала наизусть. С каждой квартирой меня связывал не один приступ.

Тогда я жила в ближнем пригороде в малогабаритке. В комнате были длинные шторы до пола, этаж был первый, а потому в теплое время года деревья застилали свет. Полумрак для мигреника – всегда хорошо. Поначалу чувствительности к свету в обычное время не было – только во время приступа. Сейчас глаза чувствительны, очень чувствительны.

На тот момент я думала, что хуже быть не может. Я много читала в интернете, много интересовалась, узнавала, смотрела, изучала. Вся доступная информация по мигрени, которая существует, была мной неоднократно обработана. Мне ничего не оставалось делать, как и дальше биться. С этой штукой нельзя опускать руки. Стоит немного опустить голову – как по ней очень больно ударят. Она не даст расслабиться тебе ни на секунду. Это не та болезнь, с которой ты просто позволишь себе ничего не делать, иначе она настолько изнурительно будет тебя пытать: тебе придется обороняться, она как шершень будет жалить тебя в самые слабые места и только в голову, а ты будешь пытаться укрыть эти болезненные участки хоть каким-то щитом, мало-мальски не пропускающим ее настойчивое жало; ты будешь искать и искать средства борьбы с ней. С ней ты не будешь просто сидеть смотреть с окно и думать: о боже как я несчастна. Не без того, что есть минуты слабости, ты постоянно думаешь о ней – она позаботится о том, чтобы ты не забыла о ней. Ты можешь впадать из крайности в крайность: из депрессии в ощущения себя жертвой. Но ты не расслабишься. Ты не будешь жалеть себя всегда. Ты поднимешься и будешь бороться и искать средства дальше. Потому что это битва за качество твоей жизни. Если не жить сейчас, то, когда? Часто она вызывает здоровую злость и агрессию. Она искренне мешает жить. Она как намертво прилипший к твоей голове темно-зеленый осьминог, всеми щупальцами впивающийся в череп. Ты пытаешься его оторвать, делая себе больнее, и в итоге живешь с ним.

Я думала, думала, думала дальше… Уже в 2017 году решила сходить к врачу невропатологу в частную клинику. Ведь нельзя было оставлять это просто так. Я не говорю: «пускать на самотек», так как на самотек все давным-давно запущено. Каждый месяц у меня уходило 28-31 таблеток разнокалиберных триптанов. Кандидат медицинских наук и т.д., и т.п., и пр., и др., и со всеми возможными другими почестями заслуженный врач поставила диагноз: мигрень, мигрень с аурой и головная боль. Назначила кучу лекарств для сосудов. Я их пила три месяца, и кроме стойких высыпаний на лице не получила никакого эффекта… к сожалению.

Глава 4

Заблуждения

Когда я еще работала в офисе, моя подруга и коллега говорила: «Займись основательно спиной, может поможет». У нее есть друг, который помогает людям с больными спинами. Выравнивает даже самые запущенные сколиозы. Впоследствии я в этом лично убедилась. Жаль только, что к мигрени это не имеет никакого отношения. Я верила. Старое доброе совковое заблуждение: это у тебя в спине что-то защемилось, и голова болит. Это в шее смещено, вот и болит. Некоторые врачи подтверждали эти догадки. Моя мама, обеспокоенная всем происходящим, и больше всего на свете желающая счастья своим детям, плюс ко всему работающая в медицинской сфере, не раз обращалась заочно за консультацией к врачам. Так вот. Некоторые люди в белых халатах, будем называть это так, говорили, что в шее находится целый пучок нервов и сосудов, и если второй шейный позвонок смещен, то это теоретически может влиять на голову таким образом вызывая головные боли. Я, человек, не имеющий совершенно никакого отношения к медицине, но обладающий минимальными зачатками интеллекта, полностью с этим соглашусь. Но проблема в том, что у меня не головные боли. А мигрень. С детства. С того момента, как у меня не был смещен шейный позвонок…

В общем уже после увольнения, я увиделась со своей подругой, которая договорилась с Аликом, так зовут народного лекаря по спинам, чтобы он мной занялся. Нужно отдать ему должное – спину он мне визуально подтянул. Мы занимались с ним специальными индивидуально подобранными упражнениями полгода. Моя спина изменилась до неузнаваемости. Я спала на ровном полу полгода без подушки, как спартанец. И плюс всей этой терапии в том, что как только болит спина, или снова она выглядит неровной, можно повторить тот же курс самостоятельно – и ты новая монетка. Но на мои боли это не повлияло. Первые 10 дней, помнится, мигрень отступила – возможно, этому есть объяснение. Но потом все снова вернулось. Я пила триптан, было и на кетанове занималась. Обезболивающее было всегда. Приступы были. Я приобрела визуально ровную спину и уверенность в том, что спина и шея к мигрени не имеют никакого отношения…

Как я писала выше, я искала средства и дальше. Вдоволь начитавшись о чудодейственных свойствах ботокса, я решилась на него. Да что там говорить, я была готова на операцию по иссечению мышц, если ботокс мне поможет. Поработав некоторое время на себя, мне удалось заработать сумму, достаточную для инъекций ботокса в голову, шею и плечи. И записалась в ту клинику, где мне изначально предлагали это сделать.

Мне укололи его инсулиновыми шприцами: все как положено. Все было новым для меня. Я немного нервничала. В этот зимний вечер я уехала домой на такси, потому что у меня начался приступ. Я плакала. Если бы ты знал, дорогой товарищ читатель, сколько в своей жизни приступов я перенесла, и что такое этот приступ, ты бы может понял. Я постараюсь ниже описать то состояние, в котором я находилась во время приступов. Каждый раз во время приступа ты умираешь. А после – воскресаешь, как ни в чем не бывало. И хочется жить с новой силой, поверь. С небывалой силой. Треть жизни я провела в приступах….

Ботокс начал действовать ровно спустя месяц: мне стало легче. Приступы стали реже, боль стала меньше, но, если в процентном содержании, лучше мне стало процентов на 30. Это меньше, чем все мы ожидали. Ботокс ‒ не панацея. Об этом предупреждали в статьях. Его действие завершается спустя 4-6 месяцев после укола. Потом следует делать еще инъекции.

Я была в раздумьях. Сумма немалая, к тому же помог он не настолько, насколько хотелось бы…

Но я – искатель. Я продолжала поиски. Если кто-то спросит меня в чем смысл жизни, то мой смысл, наверное, в этом.

Через свою сестру-косметолога я нашла врача-невропатолога, который точно также колет людям, больным мигренью, ботокс. Это было сложно, сразу скажу. Я просто думала, что врач-невропатолог – это намного лучше, так как априори он компетентнее. Но если быть уж совсем честной: я думала он просто мне сделает ботокс дешевле, чем в частной клинике. Вот представь на секунду, насколько я разуверилась во врачах до того, как к нему попала.

К тому же перед этим мне порекомендовали врача из 15 больницы – заведующую сосудистой патологией, которая сказала – ваша мигрень нетипична. Вам бы лечь к нам, пронаблюдаться. Я дала ей лист с рекомендациями предыдущего врача, назначениями, которые выполняла, и когда она при мне в телефон сказала: «Окей, гугл, <название препарата>», логично, что я больше не пришла к ней на прием.

Параллельно я читала форумы, кому что назначали. Я читала о современных методах лечения мигрени: антидепрессанты+противоконвульсанты+бета-блокаторы. Слышала о вакцине, которая уже где-то и кем-то применяется. Которая раз и навсегда избавляет человека от мигрени.

К своему врачу я пришла подкованной от и до. Я знала, что такое кальциевый канал, что такое трициклик, что такое серотонин и его обмен, что такое НПВС, что такое пароксизмы, нейролептик, что такое болевой паттерн, что такое триптан, чем эпилепсия и мигрень похожи – их коморбидность, и еще уйму ненужных обывателю слов и их семантики.

Его лицо показалось мне знакомым. Так бывает, если ты встречаешь своего ангела-хранителя. Но на тот момент я подумала: наверное, очередной «врач».

Мне надоело каждому повторять свои симптомы: одно и то же. Я уже подумывала на бумаге написать, что да как, и всем давать читать.

Мне хотелось многое сказать, чтобы он все услышал, иначе думаю, опять не услышит все, что нужно, опять не диагноз выйдет, а чепуха, и не назначение, а просто набор каких-то ненужных моему организму таблеток.

Он внимательно и молча изучил мои последние анализы и исследования, задал вопросы только по делу, на том, что я хотела сказать лишнего, он меня прерывал.

Спросил, лечила ли я когда-нибудь именно мигрень, получала ли когда-либо препараты от мигрени, узнал, что не получала.

Когда я услышала, что вакцину от мигрени не колют, а капают, причем пока только в Северной Америке, я поняла, что похоже столкнулась с хорошим врачом. Задумалась. Это как увидеть НЛО. Или явление Христа народу в самом положительном смысле этого слова.

Ну и в том кабинете мне пришло осознание, что своего врача я нашла.

Что к другим я не пойду.

Что я шла к нему 13 лет – с тех самых пор, как произошло обострение болезни.

Он сказал: «У вас хроническая мигрень. Форма запущенная, так как никто ее не лечил. Вегетососудистые проявления связаны именно с ней».

Вначале он предложил ботокс, но в определенную дату. Оказывается, на ботокс могут выработаться антитела, и тогда никакой ботокс больше организму не поможет. Почему никто об этом не говорит? Нигде об этом не пишут?! Нельзя делать его часто! Ни в коем случае ранее, чем через полгода. Если однажды на ботокс возникнут антитела – забудьте об инъекциях.

Почему мне никто не сказал, что при моей форме болезни одного флакона мало?! Что нужно два. Что нужна еще и терапия…

И все. С ним я начала открывать те истины относительно мигрени, которые были для меня закрыты. Вся информация, обработанная мной, оказалась ненужной. Я ничего не знаю о своей болезни. Я знаю только, что нужно придерживаться его рекомендаций – только это мне поможет.

Помимо ботокса мы договорились о терапии. Делаем инъекции и запускаем терапию, так как одного ботокса мало.

Я хочу рассказать об еще одном периоде.

Летом 2018 года я пережила ад.

Предыдущий ботокс уже вышел, а уколотый заново еще не подействовал. Терапия тоже только началась и не успела подействовать.

Это был период беспомощности и безоружности перед болезнью.

То есть, считай, совершенно без лечения.

И случилось ужасное. У меня начались практически ежедневные приступы. Меня рвало по три дня каждую неделю. Я выпадала из жизни на три дня каждую неделю. То есть если раньше на сутки, то теперь на трое. Не помогало ничего. Я выкалывала по несколько шприцов лошадиных доз обезболивающего, противорвотного, лежала в беспамятстве, рвать мне было нечем, но диафрагма содрогалась, желудок спазмировал, мне хотелось лечь на ледяной пол в темной ванной, все что мне хотелось – спрятаться в темное холодное помещение, скорые вызывать бесполезно. Когда я приходила в себя мне было по-настоящему страшно за свою жизнь. Хотя мигрень не смертельная мол болезнь. Врач был на связи и говорил – вызывайте скорую, пусть вас седируют, он настаивал на том, чтобы меня хотя бы выключили. В сознании переносить это тяжело. Рвота каждые пятнадцать минут минимум 16 часов подряд. Перерыв. Потом опять. Обезвоживание. Мыслимо ли это?

В общем мне повезло, что спустя две или три недели терапия и ботокс обрели силу и этот ад в пределах планеты моего организма прекратился.

Но я столкнулась с другой проблемой: мне не подходил антидепрессант. Противоконвульсант мне еще не назначали.

Впоследствии мне назначили другой антидепрессант, ввели со временем противоконвульсанты. Каждый месяц я сдавала анализы крови, мы повышали дозировки препаратов, добавили миорелаксанты, экспериментировали с НПВС, корректировали терапию, делали ЭКГ, ЭЭГ, наблюдая электрическую активность. Выполнялось все необходимое для меня. Удивительно, но лишних анализов не совершалось, ненужных препаратов не назначалось. Именно на ботоксе и правильной терапии можно добиться отсутствия приступов и урежения боли до четырех раз в месяц. То есть боль тревожила меня один раз в неделю.

Приступы со рвотой прошли. Последний приступ случился в сентябре 2018 года, продлился пять часов. С тех пор – ни одного. Из жизни я не выпадаю. Но, к сожалению, когда ботокс вышел, на одной терапии боль участилась. Боль есть. Она – мой спутник. Как это выразиться – из диагноза «хроническая мигрень» «мигрень» ушла, а «хроническая» осталась…

Применяю триптаны, НПВС, и ищу теперь способы избавиться от боли.

К ней не привыкнешь.

На повестке дня иглоукалывание.

Я буду тем человеком, который испробует все.

За свои 29 полных лет я видела разные проявления мигрени. Много раз задолго до лечения ей удавалось обмануть меня. Она маскировалась под простудную боль, под невралгическую, под головную боль напряжения, под боль от давления, и каждый раз я принимала препараты от таких болей, но это не действовало. Ей очень даже удавалось зашифроваться. Когда я разгадала ее секрет, я била по ней триптанами, и ни разу они меня не подвели. Каждый раз они безошибочно ее находили, под каким бы видом она ни пряталась, и купировали ее в любом проявлении. Таким образом я поняла, что никакой другой боли у меня не бывает, кроме нее. Жаль только из врачей это понял только один и встретила я его так поздно.

Встреть я себя в 17 лет, я бы дала себе прошлой именно антидепрессанты и противоконвульсанты, и ни за что бы не довела себя до хронической формы.

Вся беда в том, что 13 лет назад не было такой терапии.

Сейчас мигрень развилась, мутировала, если хочешь, сейчас она затрагивает мои глаза, зрительные нервы, лобную долю, я чувствую ее, как она дрейфует порой по нервам внутри моей головы, пульсирует над бровью, или распускается как цветок. Ужасающий цветок. Носом каждый день выделяется понемногу крови. То ли от терапии, то ли от боли.

Не доводи до этого, я прошу. Если ты думаешь, что она пройдет, ты очень глубоко ошибаешься. Она сожрет без зазрения совести твои лучшие годы, она исполосует каждый участок твоей головы, она затронет каждый тоненький нерв, она устроит в твоей голове бардак, винегрет из ужасных мыслей, она сделает там короткое замыкание, ты будешь слышать каждый электрический импульс в твоем нейроне, тебя будут пугать яркие вспышки в ней – в твоей голове, которая является твоей частью, и должна быть подконтрольной тебе, а не боли, но ты поймешь, что не ты контролируешь себя, а болезнь контролирует твою жизнь. У тебя начнутся панические атаки. Тебя будет пугать то, что однажды боль ничем нельзя будет снять. Ты устанешь от самого себя, тебе просто захочется положить голову в морозилку. Ну или промыть мозг под краном.

Что я чувствую во время приступа?

Это целый букет ощущений, который сложно передать словами.

Вначале начинает болеть половина головы, тошнит. Потом будто отстреливают половину головы, либо с одной стороны вставляют вертикально железный прут, протыкающий насквозь половину головы, а потом по нему стучат. Ты не можешь наклониться, двигаться, говорить от боли, хочется, чтобы это прекратилось. Потом тебя рвет. После рвоты вроде наступает облегчение. Тебя все время морозит, колотит изнутри, а после рвоты бросает в жар. Рвать хочется с интервалом каждые 15 минут, и неважно, что нечем. В основном, это желчь. Пить воду или чай нереально. Я заставляла себя, чтобы было хоть чем-то опустошать желудок. Лучше в этот момент завязать голову. Потому что кажется, что у тебя их три. В эти 15-минутные интервалы ты пытаешься спать, потому что другого ничего не можешь. Лечь на бок не можешь – будет доставать тошнота. Лежать можешь полусидя, либо на спине солдатиком. Но от этого состояния тебе хочется толи убежать, толи избавиться, потому меня часто кидает по кровати, я ворочаюсь, меня колотит, стучат зубы, и холодно, и течет пот, я накрываюсь одеялом, я раскрываюсь, сама же в этот момент полужива, полубеспамятна, в пограничном состоянии каком-то, или агонии – я не знаю, как это назвать. Пытаюсь спать – без сознания это пережить легче. Мне все неприятно пахнет, я прошу открыть окна, даже если на улице минус 30, мне сильно ярко светит, я прошу чем-то застелить окна помимо штор. Мне приятно, если к телу прикасается что-то холодное… в попытках уснуть я вижу больше не сновидения, а видения, напоминающие галлюцинации в полудреме. Если мне что-то нужно, я выдавливаю из себя слова или односложные предложения, например: «Кетанов. Шприц. Чай. Лимон.». Мне это несут. Укол я ставлю себе сама. В мозгу издается сигнал скооперироваться, и я все делаю сконцентрировано и максимально сосредоточенно.

Мне немного легчает: я хотя бы могу уснуть.

Время кажется текучим и липким, иногда кажется бесконечным, иногда кажется, что оно остановилось.

Меня нет в эти моменты в мире живых.

И ничего нет важного в эти моменты.

Я не знаю кто я. Неважно где я. Неважным становится все. И мне кажется, я умерла.

Я умирала столько раз….

В один из приступов мне правда стало очень страшно.

Я обычно их переношу стойко, как так и надо. Прорвемся.

А в тот приступ на три дня мне стало страшно за свою жизнь. По-хорошему меня стоило госпитализировать…

Обычно людям не объяснить это. Только тем, кто сталкивался.

В моем окружении даже приходилось объяснять. Сейчас уже все в курсе ‒ переживают.

Здорова по всем показателям, а происходит вот такое.

Зато каждый раз, воскресая, я живу с новой силой.

Навожу порядок, готовлю еду, радуюсь окружающей среде, природе, мелочам.

Жизнь становится ценнее и ярче. Это и все «зато». Я бы отдала очень многое, чтобы боль исчезла.

Но если таков мой удел, что мне остается?

Я борюсь всеми средствами, какими могу. Я не сижу сложа руки, как можно? Столько борьбы в моей жизни. Каждый день – борьба. Вот уж не думала, что за свой организм мне придется бороться. Вот так маленькая проблемка в детстве переросла в огромную.

Родители, обращайте внимание на здоровье своих детей. Это не говорит о том, что поцарапал палец – и нужно бежать в больницу, по каждому пустяку туда бежать не стоит. Но если у ребенка болит голова, если его рвет при этом, это ненормально! Если после каждого приема пищи у него болит вокруг пупка – это ненормально! Это не у «всех детей». Я прочла руководства по лечению мигрени у маленьких детей. И вспомнила себя ребенком. Долгий период времени у меня болел живот после каждого приема пищи вокруг пупка. На это никто не обращал внимание. А это тревожный звоночек: один из признаков именно этой болезни – абдоминальная мигрень у детей. Потом началась классическая. Обращайте на это внимание. Заболевание лучше предупредить, чем потом лечить. Чем потом переживать адские мучения, поверьте.

Продолжение будет…

Т.И. Захарова