Истории
Николай Чумаков

Семь тезисов из «Полночи в Чернобыле» — книги американского журналиста о катастрофе 1986 года

Краткий пересказ бестселлера, ранее не изданного на русском языке.

«Полночь в Чернобыле» — ранее не изданный на русском бестселлер журналиста Адама Хиггинботама. В своей книге он разбирается не только в обстоятельствах, которые привели к катастрофе 1986 года, но рассказывает о трагических последствиях и описывает, почему повторение трагедии вполне реально. В основу легли беседы со свидетелями аварии, ликвидаторами, родственниками, а также документы и архивные данные.

Специально для TJ редакция MakeRight.ru подготовила краткий пересказ ключевых тезисов из книги.

К созданию атомных электростанций относились с искренним энтузиазмом, но с самого начала у них были уязвимые места

Чернобыльская АЭС была задумана как первая атомная электростанция на Украине, и строилась практически с нуля, в чистом поле. До того все атомные реакторы создавались в строгой секретности, в закрытых учреждениях — «ящиках», и были частью советской программы создания ядерного оружия. Но в 1960-х годах партией было решено сделать атом «мирным», дающим электроэнергию для населения страны. Строительство было поручено Виктору Брюханову, который с большим энтузиазмом взялся за дело.

Сначала была построена инфраструктура, по которой можно было доставлять материалы и оборудование. От ближайшей железнодорожной станции провели ветку, построили новый причал на Припяти для приема тяжелых грузов. Рабочие проложили дороги через лес и возвели деревянные домики на колесах, оборудованные печью и кухней. В таком домике жил и Брюханов с семьёй. Была построена и начальная школа. Время от времени к строителям наведывались концертные бригады. Рабочие, жившие в лесном поселке, копали котлован под реактор и рыли искусственное озеро, резервуар, который должен был охлаждать водой четыре реактора.

Параллельно со строительством АЭС рос и поселок, современный атомград, который назвали Припятью. Он предназначался для сотрудников ядерного комплекса и их семей. Сначала построили несколько общежитий и многоквартирных домов, которые быстро заселялись молодыми энтузиастами, мечтавшими о новых технологиях. Затем уже поселок стали благоустраивать — появились дороги, отопление, магазины, школы.

Поселок Припять отделяла от АЭС санитарная зона, где нельзя было строить жилые дома, чтобы жители не подвергались воздействию низкоуровневой радиации. Но жители постепенно стали строить в санитарной зоне садовые домики и огороды, пренебрегая правилами.

Сначала в Чернобыльской АЭС предполагалось построить два реактора новой модели под названием РБМК так называемого канального типа, которые были мощнее западных. Партийное начальство требовало срочного запуска двух реакторов: запланировано было, что один запустят в конце 1975 года, второй — в конце 1979 года. А помимо этого, нужно было строить квартиры, больницы, пекарню, торговые центры, платить зарплату, выбивать редкие и дорогостоящие материалы для реакторов. Все это происходило на фоне эпохи застоя, когда в каждой промышленной отрасли процветали дефицит, растраты, бюрократия.

Строительные материалы и механические детали сплошь и рядом были бракованными, не хватало стали и циркония, железобетон и трубопроводы были низкого качества, и часто их приходилось выбрасывать. После заводской сборки каждую деталь нового оборудования разбирали до последней гайки, искали неисправности, ремонтировали и собирали по изначальным спецификациям.

Брюханов понимал, что не укладывается в сроки, ему часто доставалось от партийного начальства, возмущавшегося, что за три года АЭС так и не построена. Он просился в отставку, но его не отпускали. За долгие годы своего существования советская власть породила многочисленную партийную номенклатуру, где райкомы и горкомы партии курировали каждую отрасль промышленности, спускали директивы и требовали укладываться в сроки, даже если они были нереальными. И если в своё время партийный контроль был полезен молодому советскому государству, то со временем вмешательство партии во все процессы стало контрпродуктивным и запутанным. Постепенно уходила вера в идеалы марксизма-ленинизма, идеология становилась показухой. Но страх еще держался со сталинских времен, и это порождало атмосферу умалчивания, подхалимства, угодливости и полного подчинения вышестоящим. Во многом именно эта атмосфера сыграет свою роковую роль в Чернобыльской катастрофе. Фальсифицированные отчёты, завышенные оценки, недовыполненные задания выдавались за правду, и все это по цепочке передавалось дальше, вышестоящему начальству.

Сначала Брюханов пытался спорить с руководством, доказывая, что для строительства реактора нужно больше времени, что материалы и детали должны быть самыми качественными. Но после очередного партийного окрика махнул на все рукой и просто пытался сделать всё как можно быстрее. Крыша турбинного зала завода была покрыта битумом, что строго запрещалось по технике безопасности. Но нужный материал в СССР не производился, и битум разрешили оставить. Перед завершением строительства четвертого блока нужно было проводить долгие испытания турбин, но тогда сроки были бы нарушены, и Брюханов отложил испытания на потом, чтобы сдать работу вовремя.

Строилась АЭС, строилась и Припять. В 1985 году были готовы четыре реактора, а население атомограда разрослось до 50 тысяч человек. В 1986 году в эксплуатацию ввели пятый и четвертый блоки АЭС, и она стала самым крупным ядерным комплексом в мире. Работать на ней было престижно, многие молодые физики-энтузиасты ехали в Припять из Москвы, чтобы получить бесценный практический опыт. Но не только они работали на АЭС. Нужно было обеспечить работой всю Припять, и на станции было много обычных электриков и механиков, мало знакомых с ядерной энергией и радиацией, к тому же занимающих никому не нужные должности во избежание безработицы. Это никак не добавляло эффективности и безопасности такому сложному предприятию, как атомная электростанция, да еще крупнейшая в мире.

Возможно, будь работа на АЭС организована по-другому ещё на стадии строительства, катастрофы можно было бы избежать.

Атомная энергетика берёт свое начало от разработок ядерного оружия

В США первый ядерный реактор построили ещё в 1942 году, он стал первым этапом в развитии Манхэттенского проекта. Другие реакторы, построенные в США, производили плутоний для атомных бомб. Первую атомную электростанцию для гражданского использования построили на основе переработанных чертежей атомного авианосца. То же самое происходило и в СССР. Академик Игорь Курчатов и конструктор Николай Доллежаль вместе работали над проектом атомной бомбы, взорванной в 1949 году. Вскоре Курчатов предложил использовать атомную энергию в мирных целях. Поначалу это казалось нецелесообразным и непрактичным, но все же Берия из уважения к «отцу атомной бомбы» разрешил работу над проектом в 1952 году. В стране был создан институт для создания реакторов под названием НИКИЭТ (Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники).

Хрущев, сменивший Сталина, был заинтересован и в исследовании космоса, и в ядерных технологиях, понимая, что они помогут оживить советскую экономику. В Обнинске еще в 1954 году был создан реактор АМ-1, его даже подключили к московской энергосистеме, но он вырабатывал очень мало энергии, которой хватало разве что на работу локомотива. Для энергоснабжения столицы этого было явно недостаточно.

Тем не менее на фоне послевоенного восстановления обнинский реактор показал, на что способны технологии, и был встречен с восторгом и партийной верхушкой, и простыми гражданами. Мирный атом вошел в моду, физиков превозносили до небес, им посвящали фильмы, книги и статьи. Обнинский реактор между тем был нестабильным, он изначально создавался для производства плутония для бомб и был плохо приспособлен к мирным целям. Кроме того, перед самым окончанием строительства в обнинском реакторе обнаружилась неприятная особенность.

В обычных ядерных реакторах, которые охлаждаются водой, есть небольшое количество пара, который образует пузырьки в жидкости. Когда в качестве хладагента и замедлителя реакции используется вода, при увеличении объема пара реактивность падает. Когда пара слишком много, реактор выключается. В водно-графитовом реакторе, каким был обнинский, возникает противоположный эффект. Чем больше разогревается реактор и чем больше воды превращается в пар, тем больше растет его реактивность. Чтобы замедлить этот эффект, нужно вставлять графитовые стержни и с их помощью контролировать реактор. Если стержни по какой-то причине не сработают, операторы потеряют контроль над реактором. Тем не менее водно-графитовые реакторы активно вводились в эксплуатацию. Сегодня в мире осталось 15 водно-графитовых реакторов, и все они расположены в России.

Атомная энергетика развивалась и в Великобритании. Атомную электростанцию Колдер-Холл в 1956 году торжественно открыла молодая королева Елизавета II. Это вызвало бурю восторга в прессе, но и с этой электростанцией было не все гладко. На самом деле Колдер-Холл тоже производил плутоний в военных целях, а электричество нужно было для отвода глаз. Военное прошлое (и настоящее) наложило свой отпечаток на учёных-ядерщиков во всем мире: их деятельность была засекречена, рискованные эксперименты сочетались с упорным нежеланием признать свою неправоту. В итоге в одном из реакторов Колдер-Холл загорелись тонны графита. Пожар не могли потушить два дня, радиация распространилась по всей Великобритании и Европе, были загрязнены местные молочные фермы. Пожар чудом удалось потушить, добавив воду в котел, причем директор Колдер-Холл не был до конца уверен, утихнет ли пламя или случится взрыв.

Та же самоуверенность была свойственна ученым СССР, использовавшим «мирный атом» где только можно: для облучения семян и продуктов, чтобы дольше хранились, для промышленных взрывов и горнодобывающих работ, разрабатывались атомные танки и атомные самолеты. Всё было строго засекречено, и тем не менее и внутри страны, и снаружи все были уверены, что эксперименты с «мирным атомом» совершенно безопасны.

Но это была иллюзия, что показали события в Озерске, где на производственном объединении «Маяк» произошел взрыв радиоактивных отходов — из-за того, что системы охлаждения вышли из строя. Над «Маяком» образовалось облако радиоактивной пыли, в соседних деревнях пошел чёрный дождь, а затем — чёрный снег.

Как и англичане, советские атомщики яростно отрицали чрезвычайное происшествие. При этом за два года из окрестностей Озерска были эвакуированы больше 10 тысяч человек, около полумиллиона человек получили дозы радиации. Руководители Озерска больше боялись массовой паники, чем радиационного загрязнения. Сначала никого не эвакуировали, но слухи быстро распространялись, и 3 тысячи человек покинули Озерск и его окрестности. Только тогда, медленно и поэтапно, в течение двух лет эвакуировали оставшихся. Загрязнение ликвидировали солдаты-срочники, сбрасывая лопатами в болото остатки разбитого взрывом контейнера для отходов. Авария, одна из самых страшных в истории атомной энергетики, была признана только через несколько десятилетий.

Таким образом, отказываясь признавать опасность конструктивных недостатков, замалчивая аварии и сохраняя атмосферу секретности, учёные сами способствовали появлению новых аварий.

Истоки Чернобыльской катастрофы были заложены в самой конструкции четвёртого реактора

Ещё на стадии строительства четвертого реактора на Чернобыльской АЭС молодой инженер Леонид Топтунов, изучая документацию РБМК (реактор большой мощности канальный), обратил внимание на то, что стержни управления реактором могут при определенных условиях ускорять реактивность, вместо того чтобы замедлять её. Он рассказал об этом своему другу, но поскольку такая особенность конструкции была описана в официальных документах, не придал этому значения. Накануне аварии он только-только научился самостоятельно управлять реактором под присмотром старшего смены операторов.

Четвёртый реактор типа РБМК управлялся стержнями, заполненными карбидом бора длиной около пяти метров. Поднимая или опуская стержни в активную зону реактора, можно было регулировать скорость ядерной цепной реакции и уровень тепла и энергии. Активную зону реактора по периметру окружал ров с водой, покрытый стальной оболочкой, которая в свою очередь была засыпана песком. Поверх песка был огромный бетонный свод, на котором лежали металлические ящики со смесью железной дроби и серпентита, замедляющего нейтроны. На самой вершине хранилища лежал щит, гигантская крышка глубиной три метра и 17 метра в поперечнике, заполненная галькой, серпентитом и азотным газом. Её ласково называли Еленой (по документам она значилась как структура Е), и весила она 2000 тонн.

Объём РБМК был в 20 раз больше, чем у западных реакторов, он снабжал электроэнергией половину населения Киева и был крупнейшим в мире. Главное участие в его разработке принимал директор Курчатовского института Анатолий Александров. Он гордился тем, что его реактор построить значительно проще, чем западные аналоги. Его части можно было изготовить внутри страны, они не требовали специальных материалов или оборудования. Конструкция была модульной, реактор можно было собрать на любом месте и при желании нарастить дополнительные блоки для большей мощности.

Над каждым западным реактором возводился толстый бетонный купол на случай реадиоактивного загрязнения при возможной аварии. Но РБМК был слишком огромным, бетонный купол над каждым блоком удвоил бы его стоимость. Деньги сэкономили, прибегнув к менее дорогостоящим решениям. При этом учли возможные сценарии, например, разрыв одной или двух напорных труб — при этом радиоактивный пар должен был уходить вниз, через множество клапанов, и поступать в огромные резервуары с водой под реактором. Там бы он охлаждался.

Разрыв труб считался максимальной проектной аварией, которая могла случиться в результате каких-то чрезвычайных ситуаций — землетрясения, например, или падения на АЭС самолета. В этом случае самое страшное — расплавление реакторного ядра при невозможности его охлаждения.

Поэтому подача воды в ядро в случае аварии должны была поддерживаться любой ценой. Теоретически могло разорваться и большее количество труб, но такая возможность при проектировании не рассматривалась, поскольку считалась слишком уж невероятной. Тем не менее ее обозначили как аварию за пределами проектирования.

Не все ученые разделяли энтузиазм по поводу конструкции РБМК. Один из специалистов Курчатовского института предупреждал, что проект слишком опасен для эксплуатации в мирных целях. Другой ученый считал реактор взрывоопасным в принципе, и долго писал в ЦК КПСС и Совет министров предупреждающие письма.

Ещё на стадии проектных испытаний РБМК выявилось, что чем больше срок эксплуатации реактора, тем сложнее будет им управлять. Конструкторы внесли изменения, но не смогли до конца устранить нестабильность. Испытания в Ленинграде показали, что работа реактора на практике сильно отличается от работы в теории, но Доллежаль и Александров, создатели РБМК, решили пренебречь этим обстоятельством.

Сами размеры РБМК были проблемой. Операторы могли управлять отдельными блоками, но не всем реактором в целом, процессы в одном блоке могли сильно отличаться от происходящего в другом. Точки реактивности могли находиться глубоко внутри ядра, и при такой гигантской конструкции их было сложно обнаружить. Это особенно сильно проявлялось при пуске и остановке, но конструкцию перерабатывать не стали, решив, что операторам вместо инструкций нужно полагаться на опыт и интуицию.

С реакторами типа РБМК уже случались небольшие аварии, в том числе и на Чернобыльской АЭС, но всё держалось в такой секретности, что даже инженерам самой АЭС не говорили правду — ни о радиоактивных выбросах, ни о причинах аварии.

28 марта 1979 года на АЭС в Гаррисберге, Пенсильвания, череда мелких неисправностей и человеческих ошибок привела к плавлению реактора и загрязнению окружающей среды радиоактивной водой. Радиоактивные газы попали в атмосферу, облако этих газов дрейфовало над Атлантикой, правда, никому не причинив вреда. Это вызвало панику и скандал, развитие атомной энергетики было временно приостановлено. Чтобы избежать упоминаний об опасности «мирного атома», в СССР причины происшествия приписали особенностям капитализма. Ученые-атомщики заверяли, что советский персонал подготовлен гораздо лучше, реакторы намного безопаснее, и такого в нашей стране просто не могло произойти.

Если бы все эти случаи тщательно изучались, ошибки анализировались, а недостатки конструкции устранялись как можно быстрее, Чернобыльской трагедии могло бы не произойти.

Человеческий фактор сыграл свою роль в Чернобыльской катастрофе

26 апреля 1986 года ночная смена готовилась к испытаниям турбогенератора. Следовало проверить систему безопасности, защищающую реактор в случае отключения электроэнергии. Репетировалась потеря внешней мощности, на случай, если бы на станцию перестала поступать электроэнергия из сети. Сценарий укладывался в рамки проектной аварии, когда станция резко теряет мощность, а насосы, по которым циркулирует вода через активную зону реактора, внезапно остановились. На этот случай на станции запаслись дизельными генераторами, но на их пуск плюс последующий пуск насосов может уйти до трёх минут. Этого времени достаточно, чтобы ядро реактора начало расплавляться.

Такую проверку безопасности должны были провести еще в 1983 году, но тогда бы строительство четвертого блока не уложилось в сроки. Плановая остановка реактора давала наконец возможность провести испытания в реальных условиях.

Заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, руководящий испытанием, давно имел дело с ядерными реакторами, правда, в основном для атомных подводных лодок. Но он досконально изучил документацию на реактор РБМК и присутствовал при вводе в эксплуатацию всех реакторов Чернобыльской АЭС. Ему доводилось руководить секретной военной лабораторией, но он не понимал, что военный стиль руководства нельзя переносить на операторов и инженеров гражданской атомной станции. Он требовал, чтобы его приказы беспрекословно выполнялись, грозил карами ослушавшимся и игнорировал любое мнение, не совпадающее с его собственным. При всех его недостатках он был опытным профессионалом, и при изучении документации РБМК тоже отмечал, что видит в ней много непонятного. Дятлов начал раздавать указания операторам. Он велел старшему смены Александру Акимову снизить мощность реактора до 200 мегаватт, хотя по регламенту полагалось снижать ее не ниже 700. Акимов возражал, но Дятлов настаивал, и Акимов неохотно выполнил приказ. Старший инженер управления реактором реакторного цеха Леонид Топтунов постепенно снижал мощность. Он начал переводить систему на автопилот, поддерживающий РБМК на определенном уровне, пока идут испытания. Он должен был выбрать уровень мощности реактора на новом режиме, но почему-то пропустил этот шаг. И компьютер счёл нормой любое падение мощности вплоть до нуля.

После снижения мощности до 200 мегаватт она продолжала падать. В ядре начал накапливаться нейтронный газ ксенон, и это было сигналом операторам — требовалась полная остановка реактора и отмена испытания. Но реактор не выключили. Одни утверждают, что Дятлов запретил это делать, сам Дятлов говорил, что его даже не было в комнате. Так или иначе, Топтунов по приказу Дятлова начал вытягивать стержни управления для увеличения мощности. Поначалу он отказывался это делать, боясь, что окончательно потеряет контроль над реактором, но Дятлов пригрозил ему увольнением, и он подчинился. Вытягиванием стержней Топтунову и старшему предыдущей смены Юрию Трегубу, который пришел к нему на помощь, удалось поднять мощность до 200 мегаватт. Для этого им пришлось вынуть из активной зоны реактора 203 из 211 стержней управления, что было запрещено без разрешения главного инженера завода. Но инженеры решили пренебречь системой безопасности — не столько по собственной беспечности, сколько потому, что не были осведомлены, насколько она важна.

В такой ситуации только медленная стабилизация реактора и такая же медленная его остановка могли предотвратить катастрофу, но Дятлов принял решение продолжать испытания. Охлаждающие насосы, подключенные к реактору, заработали и стали подавать в ядро охлаждающую воду. Этим они ещё больше нарушили реактивность, и вода очень быстро превращалась в пар.

Само испытание с отключением электроэнергии и дизельными генераторами прошло благополучно. Но между тем все больше воды превращалось в пар, все сильнее нарушалось равновесие в ядре. В 1:23 испытание закончилось. Пора было выключить реактор и вернуть стержни на место. Сначала, когда стержни вошли в верхнюю часть реактора, общая реактивность упала, как и было задумано. Но потом графитовые наконечники стержней стали вытеснять воду в нижней части ядра и генерировать еще больше пара, соответственно повышая реактивность. Вместо того чтобы заглохнуть, реактор начал разгоняться. Регистрирующие системы успели записать несколько сигналов о стремительно растущей мощности, а затем вышли из строя. Вскоре произошло два мощных взрыва, и реактор был полностью разрушен.

Взрыв был эквивалентным 60 тоннам тротила, он разорвал сотни труб пароводяного контура и подбросил многотонную «Елену» в воздух, как монетку. Крыша разлетелась на куски, а в атмосферу была выброшена газовая смесь с радиоактивными частицами йода 131, нептуния 239, цезия 137, стронция 90 и плутония 239, смертельно опасными для человека. В небо уходил красивый голубоватый светящийся столб, земля была усеяна графитовыми блоками. На крыше третьего энергоблока (покрытого битумом с ведома начальства, а не огнеупорными материалами) начался пожар, прямо над реактором, и если бы героическими усилиями пожарных его не удалось бы ликвидировать, вся АЭС могла бы взлететь на воздух, сделав необитаемой половину Европы. На месте реактора кипел радиоактивный вулкан из уранового топлива и графита.

Формально к катастрофе привели неправильные действия операторов, но она стала возможной и приобрела такие масштабы в результате комплекса причин. Неудачная конструкция реактора, страх перед начальством и личные амбиции, непродуманная система безопасности — всё это сыграло свою роль.

Чтобы потушить пожар и ликвидировать загрязнение, предпринимались героические усилия, но действовать приходилось почти вслепую

После неизбежной неразберихи, когда ученые и партийное начальство пытались понять, что же в точности произошло, стало ясно, что необходимо решить, и как можно быстрее, следующие задачи. Во-первых, в обломках реактора могла возникнуть новая цепная реакция, он уже выдал несколько небольших взрывов. Кроме того, в небо продолжал извергаться столб газов с радионуклидами, и нужно было прекратить этот процесс. Нельзя было тянуть и с эвакуацией Припяти, которая началась 27 апреля. Сначала вывезли людей в радиусе 10 километров от реактора, в последующие дни из 30-километровой зоны. Эвакуация была объявлена временной, многие уехали в домашней одежде, оставив вещи и взяв только документы. Первое сообщение, очень краткое, об аварии на Чернобыльской АЭС появилось в прессе только вечером 28 апреля. Когда в Европе уже забили тревогу, в городах Украины и Белоруссии проводились народные гуляния по случаю 1 мая, тогда как радиационный фон был очень опасен.

В разрушенном реакторе продолжало что-то происходить. Академик Валерий Легасов, вошедший в комиссию по ликвидации аварии, подсчитал, что в реакторе было 2500 тонн графитовых блоков, продолжающих гореть с температурой больше тысячи градусов по Цельсию. От этого жара могли расплавиться топливные кассеты, которые остались в ядре, и гранулы диоксида урана, которые в них находились. Выброс ядовитых веществ стал бы еще более интенсивным. Если пожар не погасить, огонь в остатках реактора будет гореть около двух месяцев, отравляя атмосферу не только в СССР, но и во всем мире.

Огонь, пылающий в реакторе, невозможно было потушить обычными способами. Горение графита и ядерного топлива сопровождалось такой высокой температурой, что для тушения не годились ни вода, ни пена. Вода не только превращалась в токсичный пар, но и могла спровоцировать еще один взрыв. В итоге пожар было решено тушить смесью, включающей глину, свинец и доломит, которая должна была, как надеялись учёные, погасить графитовый огонь, охладить ядерное топливо и заблокировать выброс радионуклидов. Ни одного из этих компонентов на станции не было. В их отсутствие было решено тушить пожар порошковым бором и песком, чтобы не терять времени. Песок создавал фильтрующий слой поверх горящего реактора и душил огонь. Его сбрасывали с вертолетов. Вертолетчики работали с утра до вечера каждый день, а ночью обеззараживали вертолеты и отмывались в сауне, стараясь смыть с себя радиоактивную пыль. Очистить вертолеты оказалось не так-то легко, и под вертолетами желтела трава от воздействия радиации.

Сначала, казалось, пожар не поддавался никаким воздействиям, но постепенно начал стихать, а к тому времени подоспел и свинец. Однако спустя какое-то время горение и выбросы возобновились. Возникли опасения, что огонь уничтожил бетонный пол и ядовитые продукты горения могут попасть в реки.

Если расплавленное топливо уйдёт из-под фундамента, оно достигнет Припяти и Днепра, а перед этим пройдёт через затопленные отсеки и бассейны подавления пара. Это может вызвать новый взрыв, намного более сильный, чем первый, и уничтожить остальные реакторы. Было решено откачать воду под реактором, чтобы этого не случилось. Температура воды быстро повышалась, медлить было нельзя. И военные под командой капитана 427-го Краснознаменного механизированного полка гражданской обороны Петра Зборовского, рискуя жизнью, каким-то чудом откачали воду. Опасность взрыва пара была ликвидирована, осталось остановить продвижение горящей массы вниз, сквозь бетон. С помощью метростроевцев и шахтёров под реактором пробили шахту под теплообменник со сложной сетью труб из нержавеющей стали, кабелями управления и датчиками температуры, которые уложили в бетон и покрыли слоем графита. К окончанию работ, в которых были задействованы сотни шахтеров, солдат, инженеров, выяснилось, что прожига бетона все-таки не произойдет.

Ликвидаторы аварии не имели ни опыта борьбы с радиацией, ни надёжных средств защиты

К ликвидации последствий Чернобыльской аварии подключились все научные и технические силы страны. В 30-километровую зону приехала оперативная группа специалистов по радиации и химической войне, были стянуты солдаты и тяжелая техника.

Все бюрократические препоны были забыты, необходимые ресурсы со всего СССР доставлялись по первому требованию: свинцовые листы, аппараты для точечной сварки, графитовые блоки, спецодежда. Официальных планов и инструкций по ликвидации последствий ядерной катастрофы никогда не разрабатывали, ликвидация была импровизированной. По поводу максимально допустимой дозы радиации были разногласия, а пока врачи, настаивающие на низкой дозе, и военные, считавшие, что можно увеличить ее вдвое, приходили к единому мнению, работы продолжались. К тому времени, когда решили наконец, что безопасная доза, как и настаивали врачи, составляет 25 rem, многие успели перебрать радиационного излучения. Да и после этого трудно было контролировать допустимый уровень — слишком мало было обученных дозиметристов. Объём радионуклидов, вырывающихся из реактора, все время менялся, и вместе с ним менялся радиационный фон.

Очистка наиболее грязных радиоактивных обломков вокруг реактора осуществлялась солдатами на танках ИМР-2, предназначенных для расчистки пути пехоте через минные поля или после ядерной атаки. Они были оборудованы бульдозерными лопастями и кранами с гидравлическими клещами, чтобы можно было сорвать упавшие телефонные столбы или сдвинуть в сторону упавшие деревья. Изнутри танки обкладывали свинцом, чтобы защититься от радиации. Два бульдозера с радиоуправлением расчищали радиоактивный щебень и почву с четвертого блока, но оба быстро отказали — гамма-облучение от распыленных обломков, было около тысячи рентген в час.

Верхний слой почвы вокруг реактора удаляли вручную. Люди работали на открытом воздухе, в военной форме, и из средств защиты у них были только респираторы с лепестками. Грунт копали обычными лопатами и укладывали в металлические контейнеры, чтобы потом их захоронить. Каждая смена длилась около 15 минут, но после нее у всех першило в горле, кружилась голова, шла кровь из носа, некоторых, получивших особо большие дозы, рвало. Там, где радиация была особенно высокой, для одной задачи задействовали десятки человек, но каждый работал не больше двух минут.

На службу призвали запасников от 24 до 50 лет. Им объявили, что идут особые военные учения. Около 40 тысяч запасников расселили по периметру 30-километровой зоны отчуждения, и каждое утро отправляли в крытых грузовиках в помощь войскам, работавшим на очистке почвы возле реактора.

Грузовики и вертолеты поднимали радиоактивную пыль, которая оседала в виде тяжелых осадков в сотне километров от Чернобыльской АЭС. Этой пылью было покрыто все внутри зоны, она просачивалась в легкие и желудки вместе с вдыхаемым воздухом, оседала на волосах.

Одни ликвидаторы серьезно относились к угрозе: пили только из запечатанных бутылок, ходили в респираторах и шапочках, стремились смыть с себя всю пыль. Другие по незнанию или беспечности не соблюдали никаких мер предосторожности: лежали на траве рядом с реактором, курили и раздевались по пояс, когда стояла жара. Офицеры КГБ прибыли в зону в защитных костюмах и с японскими дозиметрами, но они не знали, как эти дозиметры работают. При этом вокруг реактора валялись трупы мертвых ворон, слишком долго задержавшихся в окрестностях.

Мелкодисперсная облученная пыль и мусор загрязняли землю, радиоизотопы попадали на посевы и траву, отравляя коров и коз. Ветер снова разносил изотопы в уже очищенные районы, так что ранняя дезактивация пользы не принесла. Радиоактивное облако плыло над землей много дней и недель, загрязняя здания, сады, деревья и воду в озерах и реках. Здания, посевы, лес, машины нужно было отчистить, снести и захоронить таким образом, чтобы радиоактивный распад был более или менее изолирован от окружающей среды. Над реактором решили выстроить огромный саркофаг.

В июне завершилось строительство 195-километрового забора вокруг всей зоны отчуждения. Атомград Припять и Чернобыльская АЭС оказались в центре безлюдной территории в 2600 квадратных километров, вход в которую охранялся солдатами и войти можно было только по специальному пропуску.

Если раньше предполагалось, что на полную очистку зоны уйдёт несколько лет, после чего люди смогут вернуться в свои дома в Припяти, то потом стало ясно, что это невозможно. Несмотря на все усилия ликвидаторов, многие из которых потеряли здоровье и годы жизни, Припять стала городом-призраком. Но худшего удалось избежать — радиационная катастрофа не распространилась на другие города Украины, Белоруссии и России, хотя ее последствия еще долгое время ощущались и в СССР, и в Европе. Над реактором был построен саркофаг, а перед этим радиационные обломки расчищали солдаты, которых называли биороботами — настоящие роботы с такой работой не справлялись.

В настоящее время власти Украины при помощи мирового сообщества для надежности возводят над обветшавшим саркофагом новый купол — «Арку». Работы еще не завершены.

Чернобыльская катастрофа имела долгосрочные последствия

В первые дни после аварии умер 31 человек из персонала АЭС — они попали в самое пекло. Им пересаживали костный мозг, но это не помогало. Однако некоторые облученные чудом выжили вопреки прогнозам.

Долгосрочные последствия облучения на всех, кто участвовал в тушении реактора, очистке Припяти и строительстве саркофага, выразились в росте онкологических заболеваний, наследственных болезней, катаракте, сердечно-сосудистых заболеваниях. Прямая связь этих заболеваний с воздействием радиации очень неохотно признавалась медиками по распоряжению свыше. Данные о погибших от последствий катастрофы противоречивы: по данным ВОЗ, их в общей сложности около четырёх тысяч человек, по официальным оценкам их намного меньше.

После аварии было возбуждено уголовное дело с целью выявления виновных. В Министерстве среднего машиностроения (Средмаш), отвечавшего за строительство и ввод в эксплуатацию реакторов, готовился доклад в Политбюро, где всю вину пытались свалить на неквалифицированных операторов. Этой точки зрения придерживались Александров, директор Средмаша Ефим Славский и конструктор Николай Доллежаль, которые упорно пытались заверить правительство в безопасности реакторов РБМК вообще и чернобыльского реактора в частности. Топтунов и Акимов были обвинены в некомпетентности, которая привела к аварии, возразить им было нечего, поскольку спустя несколько дней после взрыва реактора оба были мертвы.

В Министерстве энергетики высказали другую точку зрения, где отмечалась неудачная конструкция реактора. Будь она другой, никакие ошибки операторов не могли бы привести к таким ужасным последствиям. Скрывать этот факт — значит отказываться от выявления настоящих причин катастрофы.

На совещании у Горбачёва пришли к выводу, что РБМК не соответствовал нормам безопасности, а его создатели сознательно вводили правительство в заблуждение, зная, что их считают непогрешимыми. Однако никто из них не был наказан. Зато наказали Брюханова, Дятлова, главного инженера Фомина и еще несколько сотрудников, дав им сроки заключения от 6 до 10 лет, уволили нескольких руководителей среднего звена из Средмаша и Министерства энергетики.

Чернобыльская катастрофа сказалась на развитии атомной энергетики во всем мире. Строительство АЭС в Западной Европе и США было приостановлено до 2002 года под давлением общественного мнения. В СССР законсервировали строительство новых энергоблоков на АЭС и строительство новых атомных станций (однако старые действуют до сих пор, пока не найдена альтернатива). Правда, реакторы РБМК переоснастили, придав им максимум надежности — насколько это было возможно.

Правовым последствием катастрофы стал закон, предусматривающий уголовную ответственность за сокрытия последствий катастроф и аварий. Эти сведения больше не являются секретными.

Академик Валерий Легасов, принимавший самое активное учатие в тушении горящего реактора, был потрясён масштабами катастрофы и состоянием ядерной энергетики. Он пытался модернизировать науку, писал доклады в правительство, статьи в научные журналы, давал интервью в стремлении что-то изменить, но этим только испортил себе карьеру. Подорвавший здоровье и душевные силы, он покончил с собой 26 апреля 1988 года.

На загрязненной территории Белоруссии в 1988 году создали радиационно-экологический заповедник для наблюдения за воздействием радиации на животных. Сначала среди них наблюдались отдельные случаи мутаций, но затем популяции диких животных стали быстро восстанавливаться, доказав, что воздействие человека куда более губительно для природы, чем воздействие радиации. Кроме того, у природы есть мощные адаптационные механизмы. Восстанавливаются и некоторые виды растений, менее чувствительные к радиации, чем другие.

* * *

Катастрофа на Чернобыльской АЭС долгое время служила предупреждением ученым-атомщикам и правительствам разных стран, но сегодня ее уроки постепенно забываются. В 2010-х годах были попытки пытались возродить ядерную энергетику. В США уже действовал контракт на 30 лет на строительство новой АЭС, Украина в 2011 году планировала начать строительство двух новых реакторов рядом с Чернобылем.

Но тут авария на атомной станции Токийской электроэнергетической компании в Фукусиме вновь напомнила человечеству, с чем оно имеет дело. Японское правительство тут же отказалось от всех своих ядерных реакторов, Германия закрыла 8 из 17 реакторов и к 2022 году планирует полностью перейти на возобновляемые источники энергии. США отменили контракты строительства новых реакторов, но все же атомная энергетика позиций не сдает. Франция и Китай расширяют использование атомной энергетики и в целом это самый простой способ удовлетворить растущую потребность человечества в электроэнергии. Однако жизнь требует создания куда более продвинутых в плане безопасности реакторов, чем те, которыми пользовались до сих пор.

#книги #чернобыль #литература #история