Истории
Nikkie Willie

«Ребёнком я желала никогда не узнать, что такое война»: интервью с молодёжью сегодняшнего Донбасса

О жизни в непризнанных республиках, мировоззрении, молодости и отношении к войне.

Фото Валерия Мельникова

Шестой год на востоке Украины формально продолжается вооружённый конфликт. С 15 февраля 2015 года в регионе объявили режим прекращения огня, но отдельные стычки продолжаются. По сообщениям ООН, за это время число жертв достигло 13 тысяч человек. В результате боевых действий многие жители Донецкой и Луганской областей покинули дома и перебрались в соседние страны.

Как считают украинские власти, конфликт на востоке страны — это прямой результат вмешательства России, которая поставляет в регион оружие и солдат. Эту же версию неоднократно озвучивали в международных СМИ. Сама Россия участие в конфликте отрицает.

Из-за обстрелов оставаться в городах и сёлах становилось небезопасно — миномётные снаряды летели со всех сторон. Однако часть населения всё же осталась, в том числе молодёжь. Несмотря на войну, ребята продолжали ходить на учёбу, устраивать тусовки и строить планы на будущее.

Катя родилась и выросла на востоке Украины, в городе Лисичанск. Её детство и юность прошли в этом месте вплоть до 2019 года, пока она не поехала учиться в университет за границу. Маша жила и ходила в школу в Алчевске. Сейчас она учится на втором курсе педагогического университета в Луганске. Родной город Игоря — Харцызск. С октября этого года он переехал в Донецк. Всем ребятам по 18-19 лет, но они уже видели боевые действия.

Участник Лиги авторов TJ пообщался с молодыми людьми о жизни на Донбассе, молодости и отношении к войне.

Формулировки собеседников остались без изменения.

«Когда сидели в подвале, мысль была одна — дай Бог выжить»

Помните, как развивались события 2014-го года в вашем городе?

Катя: Конкретные военные действия начались в конце мая. Утром 24-го мне позвонила одноклассница, вся в слезах, и сказала, что в школу не надо идти, потому что взорвали мост при въезде в город. В Лисичанске тогда ещё было относительно спокойно: где-то раздавались залпы, но наш город не бомбили. Когда завоёвывали соседние города, хорошо слышались перестрелки и взрывы. Мы знали, что происходило вокруг: люди уже сидели на чемоданах с тёплыми вещами и документами.

Маша: В то время я жила в городе Алчевск Луганской области. Всё место зависело от металлургического комбината — многие взрослые работали там. Как только началась война, его закрыли. Уже в мае начались проблемы с продовольствием, пустые полки в магазинах.

Помню, как стали доноситься звуки выстрелов. По нашему городу не стреляли из-за комбината. Стреляли по посёлкам, которые возле нас. Это хорошо было слышно. Такие звуки можно сравнить с настенными часами: идёшь в школу, и взрывы, как часы, тикают у тебя над головой. Ещё страшно было видеть огромные толпы людей в очередях на междугородние автобусы.

Игорь: Я родился и вырос в Харцызске. В 2014 году мне было 13 лет. Весной в моём городе захватили городскую администрацию и здание МВД. В большинстве участвовали местные жители. Всё произошло стихийно, но штурма не случилось. У всех в памяти ещё был Майдан. Помню, как в мае люди шли на референдум с твёрдым убеждением, что Донбасс ждёт сценарий Крыма. Все верили, что свободный Донбасс никому не поставить на колени. С того времени появилась более законная форма того, что происходит. Раньше — просто вооружённые столкновения между военными и ополчением.

После референдума начал создаваться административный кулак современной республики, не считая армии. В мае слышались постоянные выстрелы. Харцызск в то время окружили с двух сторон. В один из августовских вечеров поочерёдно начали вылетать окна соседнего дома с первого по пятый этаж. Виной тому упавший в соседнем дворе снаряд от Града, который даже не взорвался. Тогда мы в первый раз спустились в подвал. В целом, Харцызск остался почти не тронут войной, в сравнении с другими городами.

Карта военных действий на территории Донбасса ​ Изображение Совета национальной безопасности и обороны Украины

Почему не покинули свой город тогда?

Катя: Мы уезжали на какое-то время. Из-за страха перед бомбёжками, в конце мая меня с младшим братом отправили к родственникам в Чернигов. Пробыли мы там около двух месяцев. Затем мама неожиданно приехала и забрала нас обратно в Лисичанск. Я не знаю, что повлияло на её решение. Когда мы вернулись, начался настоящий кошмар. Атмосфера царила как на настоящей войне: летали истребители, постоянно шёл дождь, повсюду грязь. Дышать невозможно — в воздухе висел запах пороха и трупов. Мы вернулись в то время, когда наш город решили отвоёвывать.

Маша: Я выезжала на лето после майских событий с родителями на море — просто пересидеть пару месяцев. У нас нигде не было родственников, поэтому мы не уехали насовсем. Все же уезжают к родственникам. А у нас близкие живут по Луганской области. Нет смысла переезжать из одного города в другой.

Игорь: После того, как снаряд прилетел в соседний двор, мы с мамой уехали в Бердянск на 21 день. Никто не верил, что военные действия продлятся даже до новогодних праздников. У кого имелись средства и желание — уехали на долго. Всё упиралось в деньги. У нас не хватало ни денег, ни желания.

Как поступили ваши друзья?

Катя: Помню, что одна одноклассница сразу же перебралась с семьёй в Киев. Но большинство из моих друзей всё-таки остались.

Маша: У меня очень много знакомых уехало. Кто перебрался в Россию, кто на Украину.

Игорь: Если брать 100% моих знакомых, то около 20-ти уехали в Украину, 30-40 уехали в Россию. Всё зависело от родителей. Если жили где-то близкие родственники, то к ним и уезжали.

Когда стало по-настоящему страшно?

Катя: В начале августа, через два дня по возвращению из Чернигова, мы снова попытались уехать во время «зелёного коридора» (часы, когда прекращались военные действия и желающие могли покинуть город — прим. TJ), но ничего не получилось. Автобус оказался переполнен людьми. Все брали с собой как можно больше личных вещей. Места нам не хватило, оставалось просто наблюдать за посадкой со стороны. Через какое-то время мы услышали, как начали стрелять. Тогда мама отвезла нас в бомбоубежище рядом с больницей, в которой она работала. Наверное, именно в тот день я почувствовала первый страх.

Маша: Много раз становилось страшно, выделить какой-то один момент я не могу. Помню, как во время учёбы мы шли в столовую в школе. Неожиданно забежал человек с автоматом, и крикнул: «Все на выход, сейчас начнётся бомбёжка!». Мы ужасно перепугались. Потом узнали, что это ложная тревога.

Игорь: Не думаю, что становилось слишком страшно. Я был малой и не совсем понимал, что происходит. Может, когда в соседний двор прилетел снаряд. Для нас в целом было привычно, что где-то что-то взрывалось. Я больше переживал за дедушку с бабушкой — они не настолько молодые, чтобы переносить подобную обстановку.

Приходилось ли прятаться в подвалах?

Катя: Приходилось. С начала и по конец августа мы две недели провели в подвале. Света вообще не было. Сидели в темноте, сырости и на трубах. Иногда люди делились свечкой, вокруг которой человек сорок собиралось. Снаружи что-то взрывается, на нас сыпется штукатурка. А мы себе сидим. Я тогда вообще ни о чём не думала. Не хотелось ни есть, ни спать. Когда сидели в подвале, мысль была одна — дай Бог выжить.

Маша: Мне повезло, наш город не бомбили. Прятаться не приходилось, но все окна в городе заклеивали крестами, чтобы не выбило ударной волной. Страшное зрелище: идёшь по городу, а везде кресты.

Игорь: Раза три-четыре. Если бы мы не уехали летом в Бердянск, число могло увеличиться до двадцати и больше. Но подвал подвалу рознь. В подвале дома моего дедушки вкрутили несколько лампочек, условия вполне сносные.

​Подвал Фото Валерия Мельникова

Пришлось привыкать к тяжёлым условиям?

Катя: Никто не привыкал. Все просто хотели остаться в живых. Но и тут относительно. У меня прабабушка пережила Вторую мировую войну. И когда мы просили её пойти с нами и спрятаться, она говорила: «Ой, да чего прятаться. Меня на той войне не убили, так на этой убьют». Как бомбёжки закончились, то мы просто наслаждались возможности выйти и подышать свежим воздухом.

Маша: Воду не давали неделю. Отключали воду, и никто об этом даже не объявлял. Набрано две канистры воды, и думаешь: «Приготовить покушать или помыться?». Даже сейчас вода в Алчевске идёт раз в два дня. Электричество отключали, связи не было абсолютно. У нас в одном кафе на весь город Wi-Fi работал. Очень много людей с телефонами стояли рядом со входом, чтобы просто поймать интернет. Всё это страшно угнетало. Постоянно хотелось уехать.

Игорь: Временами не было в городе газа, долгое отсутствие света, проблемы с водой. Все службы работали с перебоями. Связь не ловила: где-то вышки взрывали, а где-то глушили. У кого-то воду отключали на три дня, а у кого-то на две недели. На частных секторах проще — выручали колодцы. Но я достаточно быстро адаптировался. Всё благодаря моим родителям, которые обо мне заботились и содержали.

Школы были закрыты? Как вы учились?

Катя: Летом не учились. Активные боевые действия в моём городе прекратились в конце августа. 27 числа мы с друзьями уже спокойно гуляли. Первого сентября, как полагается, пошли в школу.

Почти все учителя остались. Во время линейки очень тяжело было смотреть на некоторых преподавателей — они ужасно постарели, появилась седина. Во время уроков про войну старались не говорить.

Маша: У нас позже учебный год начался — с октября или ноября. Моментов, когда закрывались школы или нам говорили не приходить, не случалось.

Игорь: В школу мы пошли с октября. Учителям не разрешали выражать свои знания и мысли на политические темы, чтобы не возникали споры и распри. В то время все учителя остались. В 2017-м и 2018-м годах многие сменились. Через две-три недели после начала учёбы ситуация на войне обострилась, нам ввели дистанционное обучение. Отменили его достаточно быстро.

Был нюанс со школами. В 2014 году я закончил седьмой класс в украиноязычной школе. В сентябре мне позвонили и спросили, хочу я оставаться в школе с украинским языком или переводиться в русскую. Так опрашивали по всем школам республики. Почти все школьники захотели учиться на русском языке. Я сильно сомневался, так как не представлял математику или физику на русском. В итоге, желающим учиться на украинском предложили одну школу в очень неудобном месте. Все, кто сомневались или хотели учиться на украинском, остались в старых школах.

Чему посвящали свободное время? Была возможность гулять с друзьями?

Катя: Во время бомбёжек из подвала мы почти не выходили. Помню, один раз во время затишья я вышла и уселась на лавочку. Тогда ещё солнце выглянуло. Я сидела, глаза закрыла, и такое спокойствие на душе наступило. Тихо, солнышко светит. Потом слышу — свист, взрыв. Я перепугалась и сразу в подвал.

Осенью мы уже нормально веселились, дурачились. Имелась у нас ещё игра — «растяжка».

Иногда мы ходили к роднику через поле. Но там было опасно из-за большого количества мин. А мы малые, дурные. Идёшь, смотришь себе под ноги, как вдруг кто-то толкнёт в спину и крикнет: «Растяжка!». От страха сердце в пятки уходило.

Маша: В основном гуляла. Чаще вопрос стоял с кем гулять. Все друзья в один момент просто собрались и уехали.

Игорь: Летом сидели дома, гуляли редко. Кого-то не выпускали, кто-то в компьютере сидел. В Донецке интернет работал хорошо, в отличие от Луганска. У нас каждый город как отдельная область — различия максимальные.

Осенью развлекались как всегда: гуляли в парках, по улице. Но город опустел: выходишь утром — пусто, выходишь днём — пусто, выходишь вечером — пусто. Ни машин, ни людей. Мы когда с пацанами в баскетбол играли, никто не ходил и не мешал. Все, кто любил гулять в ночных центрах или ночью — страдали из-за комендантского часа.

Заброшенное село Фото Валерия Мельникова

Когда в вашем городе начались перемены? Стало спокойнее?

Катя: С 27 августа мама уже разрешала мне гулять самой. Потом началась школа. Жизнь пошла на лад.

Маша: В 2017 году. Перестали стрелять. Разве что какие-то случайные взрывы.

Игорь: Постепенно. Зимой ситуация затихала, летом обострялась. Не было скачка, чтобы всем стало сразу хорошо.

«Тут не пепелище. Жить можно»

Как сейчас выглядит жизнь в вашем городе?

Катя: Сложно сказать. Всё как было заброшено, так долго и оставалось. Вот, например, многоэтажка. Туда попал снаряд — так здание в аварийном состоянии года три стояло. К дорогам тоже не прикасались. А ведь сколько БТРов и танков по ним проехалось!

Только в 2019 году начали восстанавливать инфраструктуру. У нас как раз летом были выборы в мэры города, так город буквально ожил: дороги ремонтировали, ямы заделывали, деревья сажали, даже звёзд эстрады приглашали! Я очень давно не видела мой город таким густонаселённым. С водой и электричеством всё в порядке — удобства налаживали в первую очередь.

Маша: В 2018 году я перебралась в Луганск и живу там. В принципе всё неплохо. Я бы не сказала что на уровне нормального государства, но, учитывая прежние времена, сейчас хорошо. Дороги сильно подпортились из-за танков. Грустно, что никто не торопится их чинить.

Игорь: Всё, что может ездить — ездит. Все, кто умеют ходить — ходят. Всё, что на балансе государства — работает. Кому-то радостно, кому-то не очень. Многое упирается в деньги. По моим ощущениям, состояние народа и города стало на порядок ниже, чем до этого.

Многоэтажки Луганска​, наши дни Фото Марии Фроловой

С магазинами проблем не возникает?

Катя: С продуктовыми всё хорошо. Остались «АТБ», «Сiльпо», недавно открыли «Семью». Каких-то знаменитых марок, вроде ZARA или Bershka, у нас нет. Как альтернатива — городской рынок и частные магазины. Цены такие же, как и в других областях Украины. Может что-то немного дороже, что-то дешевле. В целом, город развивается. Я не знаю, что повлияло, но спустя пять лет заметны перемены в лучшую сторону.

Маша: Продовольствие поставляют с России, бывают ещё белорусские продукты. Некоторые люди ездят за продуктами в Украину. Помню, как в 2015 году мама вернулась из магазина и жаловалась на качество продуктов: всё, что завезли из России, ужасно на вкус. Сейчас новые магазины открываются. Есть луганские, есть по республике.

Игорь: У нас своя новая сеть магазинов «Первый Республиканский Супермаркет», которую в народе по привычке называют «АТБ». Торговые центры и прочие магазины работают в привычном режиме.

С какими стереотипами о вашем регионе вы не согласны?

Катя: Сильно раздражает, когда называют москалями. Все, кто хотели уехать, уже уехали. Сейчас Лисичанск — Украина, и проживают там украинцы. Не нравится также, если говорят что в моём регионе одно быдло. Много воспитанных и культурных людей.

Маша: Люди очень любят преувеличивать свои страдания и переживания. Все запоминают самые страшные и яркие эпизоды. У многих складывается ощущение, что тут до сих пор военные действия и пол города разрушено. Это не так. Всё потихоньку пытаются отстраивать. Тут не пепелище. Жить можно.

Игорь: Не согласен, что на Донбассе живут гопники. Даже если здесь и гопники, то они совсем не тупые. Как Путин недавно сказал: «Донбасс порожняк не гонит». Это близко к истине. При Украине у нас был один из главных научных центров в стране, крупнейшие университеты. Молодёжь здесь достаточно умная.

Как выглядит учебный процесс?

Катя: Всё прекрасно. Я училась в одной из самых лучших школ области. Мы выигрывали кучу наград и призов. Школе доставили много интерактивных досок. В каждом кабинете компьютер, бесплатный Wi-Fi, удобный холл. Большинство учителей действительно любят свою работу и то, чем они занимаются. Их приятно слушать на уроке и выполнять задания. Очень им благодарна.

Маша: На моём факультете много молодых учителей. Эти учителя при всём желании не смогли уехать после магистратуры, вынуждены были остаться и преподавать. Очень много хороших преподавателей уехало. Но это в моём вузе, в других может по-другому. В школе мы сдавали выпускные экзамены, а потом вступительные в институте. Могли выехать и сдать ЕГЭ в Ростовскую область, но это по желанию.

Игорь: Большинство преподавателей из университета остались. Приказ Киева о переезде многие оставили без внимания. У нас много конференций с российскими вузами, международными. Конечно, нет такого как в западных университетах или Высшей школе экономики. При Украине у нас много людей из зарубежных стран училось, большой обмен студентами был. Сейчас уже не так.

Донецк в 2020 году​ Фото Дениса Григорюка

Образование, полученное на Донбассе, считается легитимным?

Катя: Про ЛНР и ДНР я не в курсе. На украинской территории выдаются дипломы украинского образца.

Маша: Проводилась аккредитация, чтобы мой университет подходил под стандарты российских универов. На моём факультете прошли три специальности: китайский, журналистика и лингвистическое обеспечение международных отношений. На этих специальностях российский диплом можно получить сразу, не выезжая и не выдавая много денег.

Именно наш диплом вообще нигде не легитимен. Можно поехать в Россию и там его защитить. Тогда это будет российский диплом.

Игорь: Сейчас высшие учебные заведения республики проходят российскую аккредитацию. Часть уже прошла, часть ещё нет. Скорее всего, наши магистры получат диплом российского образца. Говорят, что это будет ДНРовский диплом, но с буквами и цифрами российской аккредитации. Документ будет признаваться Россией. Но это не значит, что когда ты приедешь, частный предприниматель захочет тебя взять к себе в фирму.

Что можете рассказать по поводу дополнительного образования, секций, курсов и репетиторов?

Катя: Очень много репетиторов. Зачастую это старые учителя, которые вышли на пенсию. Попадаются хорошие, но к ним тяжело записаться. У нас есть несколько художественных школ, есть музыкальная. В плане народных танцев, хочешь — иди. Что-то более современное сильно страдает. В плане секций — всё прекрасно.

Маша: Репетиторов много. С музыкальными и художественными школами ничего не случилось, кружков много.

Игорь: Давай возьмём за аксиому — при Украине было больше. Репетиторство популярно. У нас очень одарённые школьники. Кто хочет обучаться в России — сдают ЕГЭ. Кому мила Украина — сдают ЗНО. В местные университеты принимают с внутренними экзаменами. Очень много секций и кружков. Но с прежними временами сравнивать тяжело.

Чему посвящаете свободное время?

Катя: Очень люблю гулять. Мне нравится общаться, выходить на улицу. Что угодно, лишь бы не сидеть дома — это вгоняет в депрессию.

Маша: Отдыхаю, гуляю с друзьями. Посвящаю время молодости.

Игорь: Наслаждаюсь жизнью. Пытался найти нормальную работу, но с этим не клеилось. Если ты студент заочного отделения, то ещё можно что-то выловить. А вот с очным совмещать проблемно. Занимаюсь саморазвитием: почитываю про политику и экономику. Главное, чтобы не наткнуться на конспирологию.

Есть ли у вас в городе клубы, бары?

Катя: У нас есть всего-лишь два клуба — «Подвал» и «Бардак». Первый ужасно оборудован, там постоянно драки происходят. А во втором есть бар, танцпол и музыка для людей за сорок. Никакого смысла идти в эти клубы я не вижу. Кальянные открываются — для нас хоть какое-то развлечение. Раньше вообще никуда не получалось сходить. В 2018 году у нас открылся кинотеатр с последними новинками кино.

Маша: Куча баров и кальянных. Заведений очень много, и много открывается. С клубами тяжело. Единственный нормальный клуб находится в Луганске на краю города, но я туда не ходила. По рассказам, из-за комендантского часа людей закрывают в помещении на ночь, чтобы они продолжали пить, веселиться и танцевать, не выходя на улицу.

Игорь: Есть два ночных клуба. Это достаточно крупные клубы, которые действовали ещё при Украине. В убыток себе они не работают. Очень много наливаек и кальянных. Постоянно открываются новые кафе.

Какие есть ограничения и меры предосторожности, которых нужно придерживаться?

Катя: Первое время запрещали по полям ходить — тогда ещё не всё разведали. Полиция или военные люди могли в любой момент подойти и обыскать. Действовал комендантский час. В ноябре 2015-го многое отменили. Были времена, когда обстановка накалялась, и думали, что опять что-то начнётся. Тогда комендантский час вводили снова. Сейчас уже всё в порядке.

Маша: Есть комендантский час с 23 до 4 часов. Все ужасно его ненавидят: тебя могут просто словить на улице и увезти, как у нас говорят, «на подвал». Сигареты и алкоголь продают с 21 года. Только у нас такое, даже в ДНР с 18 лет.

Игорь: Действует комендантский час. Официально, передвигаться свободно можно до 23 часов. Не раз я слышал о таких случаях, когда людей останавливали в 22.40 и просили показать документы. Проверка умышленно затягивалась до 23 часов и «нарушителей» забирали в комендатуру.

Лично мне не нравится, как ходит транспорт. Кроме троллейбусов, всё ездит до 21. А как домой добираться?

Как выглядит идеальная тусовка в вашем городе?

Катя: Мы часто ездили отдыхать в Северодонецк. Дорога занимала всего 15 минут. Там и боулинг, и кафе, и квест-комнаты. Но для молодёжи дешевле всё-таки посидеть на хате, в кругу друзей. В нашем городе больше нечем заняться.

Маша: В основном, денег ни у кого нет — студенческая жизнь. Мы собираемся компаниями на квартирах. Есть мой любимый бар «Берлога», где проводят тематические вечера и играют локальные группы. Творческий контингент в городе есть, но реализоваться очень сложно.

Игорь: Мы с друзьями сбиваемся в кучку, не больше десяти человек, сидим и общаемся. Поход в ресторан заканчивается большим счётом, а с друзьями встречаться хочется почаще, так что собираемся у кого-нибудь на квартире.

Знаменитости приезжают?

Катя: Во время выборов летом 2019-го очень много приглашали украинских звёзд. К нам приезжали «Время и стекло», KAZKA, MOZGI. Проблема в том, что у нас негде провести массовые концерты — дом культуры всех не вместит. В летнее время, пока тепло, выстраивают сцену, подключают оборудование и дают представление. У нас даже пенная вечеринка прошла.

Маша: В мае 2019 приезжал Хаски в ДНР. На день города часто кто-то приезжает. Но это малоизвестные или полузабытые артисты. Никто не хочет терять целую страну Украину из-за двух концертов в Луганске.

Игорь: Мне нравится российский писатель Александр Пелевин. Он часто к нам приезжает. Не реже бывают Чичерина, Лесоповал, Рем Дигга. Часто устраивают ралли на мотоциклах и внедорожниках.

​Хаски во время выступления в Донецке Фото Дениса Григорюка

«Ха, а что это за страна такая — ЛНР?»

Почему решили уехать/ остаться в городе?

Катя: А где там учиться? Город развивается, но в плане учёбы очень тяжело. Изначально я собиралась оставаться, но затем планы поменялись. Для меня чем дальше, тем лучше.

Маша: Я хотела уехать ещё после 11 класса, но родители оказались против. Очень трудно уехать сейчас, когда учишься и надо закончить. Но после 25 лет уезжать и работать официантом глупо. С ЛНРовским дипломом на нормальную работу устроиться тяжело. Слышала, как кто-то уехал в Россию с местным дипломом и его приняли. А кто-то говорит, что когда пытался устроиться в России, ему сказали: «Ха, а что это за страна такая — ЛНР?». Но я хочу уехать. Эта атмосфера неопределённости перетекает в застой. И этот застой продлится ещё очень долго.

Игорь: Жизнь — это не только образование или работа. Жизнь — это твои близкие, родные, друзья. Никто никого нигде не ждёт. Не ждут и в родном городе, если там нет близких или друзей. Дом там, где твои близкие. С другой стороны, если я буду работать по своей специальности, то это точно не Донецк. Те знания, которые нам дают, не ровня тому что здесь есть.

Расскажите о своих приоритетах.

Катя: Быть счастливой.

Маша: Разобраться со своей жизнью. Решить, в каком направлении мне надо двигаться.

Игорь: Семья. Образование.

Что для вас молодость?

Катя: Беззаботность, в хорошем смысле этого слова. Когда просто живёшь, кайфуешь.

Маша: Молодость — это когда ты не знаешь, чего хочешь, а все от тебя чего-то требуют.

Игорь: Радость, веселье. Улыбка при встрече с другом, девушкой, близкими.

Как война повлияла на ваше мировоззрение?

Катя: Я стала больше любить жизнь.

Ребёнком я желала никогда не узнать, что такое война. Сама удивляюсь, откуда у маленькой девочки могли взяться такие мысли.

Маша: Я теперь понимаю, что в любой момент может случиться всякое. Нужно быть готовым к неожиданностям. Никто из моих близких, знакомых никогда не ожидал войны. Стоит смириться, что жизнь может поменяться в любой момент по обстоятельствам, которые от тебя не зависят.

Игорь: Кардинально. Думаю, что нет людей, которые скажут иначе.

Какое отношение к войне сейчас?

Катя: Я не хочу такое снова пережить. Самое обидное, что я была ребёнком и всё в памяти отложилось. До сих пор дёргаюсь от резких громких звуков: салютов, грозы или хлопков.

Маша: Самое тяжёлое для меня в войне — неизвестность. Я прекрасно поняла, почему на исторические события много взглядов с разных сторон. Никто просто не знает, что происходит на самом деле. Особенно, если находиться в позиции сидящего на диване обывателя.

Игорь: Война — как мордобой. И то, если морду побили — одна жертва, а на войне — миллионы.

Где родился, там и пригодился. Согласны?

Катя: Нет. Какой смысл сидеть на одном месте без развития? Принести пользу можно где угодно.

Игорь: Нет. Уже не тот век. Можно работать на фрилансе и пригодиться у себя дома. Возможности гораздо шире.

Маша: Нет. У нас есть люди, которые по этой идеологии живут. Они сидят и говорят: «Ребята, кто будет республику поднимать с колен?». А мы говорим: «Не мы её поставили на эти колени».

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

Блок special_button недоступен

#истории #войны #украина #лонгриды #лигаавторов #россия #интервью