Истории
Мария Кафанова

Пропаганда, пафосные легенды и жертвенность: как советская власть подчинила журналистику для войны с нацистами

Изнанка полномасштабной кампании воодушевления солдат и гражданских, в которой не обошлось без серьёзных преувеличений и обмана.

Раздача бойцам 309-й стрелковой дивизии свежего номера дивизионной газеты. Фото Игоря Венюкова

Необходимость идеологической борьбы с Третьим Рейхом стала очевидной ещё до начала Великой Отечественной войны. Бойцов Красной Армии требовалось воодушевить к битвам, а врагов — сломать физически и морально.

Голосом военной пропаганды, которую в 1941—1945 годы называли «третьим фронтом», стали журналисты. Рисуя героические образы советских солдат и уничижая немецкую армию, они порой создавали мифы или умалчивали подробности определённых событий.

Прочти и передай товарищу

В работу советских репортёров идеология вмешалась не сразу. Процесс политизации начался после краха Российской империи. Основные задачи, которые предписывали журналистам, заключались в коммунистическом воспитании трудящихся и внедрении в массы традиций правящей партии. С приходом Сталина к власти журналистика окончательно изменилась: силы репортёров теперь направили на формирование культа личности.

Заслугам вождя приписывали успехи в первых пятилетках, демократические достижения (например, права на голосование, на труд и отдых, на бесплатное образование, материальное обеспечение в старости и болезни), а также становление социализма. Журналистика стала неотделимой частью тоталитарной системы, утратив свои основные черты — непредвзятость, опора на факты и плюрализм.

С 1928 года начался бурный рост газет. К 1940 году число печатных изданий возросло почти до девяти тысяч. Абсолютно все СМИ принадлежали государству. При этом какая-либо конкуренция отсутствовала — для каждого средства массовой информации отводилась своя ниша.

К концу 1930-х предчувствие надвигающейся войны всё крепче охватило советский народ. Вероятно, с целью пропаганды в прессе солдат Третьего Рейха стали называть фашистами, хотя официальной идеологией Германии был национал-социализм. Есть версия, что советские власти опасались ненужных сравнений с социализмом и путаницы. Сталину не нравилось, что Адольф Гитлер вообще использует термин «социализм».

На советскую журналистику возложили идеологическую подготовку к войне — не только в передовых, но и даже в толстых газетах вроде «Нового мира» печатали очерки о готовности советской армии к наступлению вражеских войск. А с началом войны журналистику немедленно перекроили на соответствующий лад. 23 июня 1941 года в дополнение к ТАСС учредили СовИнформБюро, информационно-пропагандистское ведомство, которое освещало военные события в печати и радио.

Репортёров обязывали проявлять максимальную личную инициативу, быть в любой момент готовым к участию в боевых действиях, привлекать к печати или радио бойцов, командиров и политработников Красной Армии, сохранять военную тайну. Военкор должен выступать образцом «дисциплины, смелости и неутомимости в работе». Газеты распространяли по всему СССР при помощи выездных редакций.

Рядовой С. Веритенов читает красноармейцам газету «Рабочий путь» Фото Василия Аркашева

Собственные издания появились у каждого корпуса, армии и фронта, включая отдельные бригады и дивизии. Далеко не все дивизионные и корпусные газеты, которые издавали в первые месяцы войны, сохранились. Их намеренно уничтожали, опасаясь, что публикуемая информация окажется в руках противника. Номера военно-полевых газет снабжали надписью на первой полосе: «После прочтения сжечь». Позднее ради экономии бумаги эта памятка изменилась: «Прочти и передай товарищу».

Профессиональных журналистов в СССР подготавливал один вуз. В Львовском высшем военно-политическом училище студенты проходили обучение по специальности «культурно-просветительская работа» и «военная журналистика». Во время войны через обучение прошли более восьми тысяч офицеров-политработников. Статус курсанта получали юноши, наделённые литературным талантом и демонстрирующие художественные навыки.

Проводное радио в каждом окопе

Радиовещание стало одним из ведущих инструментов военной пропаганды. По радио к гражданам обратился Вячеслав Молотов о нападении немецких войск. По нему же 9 мая в 2:10 ночи Юрий Левитан передавал сообщение о победе.

Поскольку немецкие военные радиопередачи транслировались и на русском языке, власти СССР, опасаясь, что граждане услышат речи врага, обязали всех граждан сдать личные радиоприёмники на временное хранение. Теперь новости узнавали только с помощью проводного радиовещания. На дребезжащих репродукторах «Рекорд» и «Зорька» звучали новости о положении на фронтах, о жизни тыла, о событиях в других странах.

Главными радиопередачами на войне стали «Письма на фронт» и «Письма с фронтов Отечественной войны». На этих передаче задействовали свыше 20 тысяч писем, благодаря которым советские бойцы находили своих товарищей и родных, эвакуированных в восточные районы СССР.

Чем было для нас радио? Ну, прежде всего это был друг, который держал нас в курсе событий. Мы никогда не выключали репродукторов. Радио стало неотъемлемым членом каждой семьи. Нам было трудно: ведь ни транспорта, ни света, ни тепла, не говоря уже о пище, — ничего не было. Но было радио! Эфир был для нас единственной связующей нитью с Большой землёй.

Лазарь Маграчёв

Одной из ключевых фигур советской пропаганды стал радиожурналист Юрий Левитан. Зычным и выразительным голосом он зачитывал сводки СовИнформБюро, приказы Сталина, сообщения о прорыве блокады Ленинграда, о провале плана окружения Москвы и о взятии Берлина. Знаменитое: «Внимание! Говорит Москва!» заставляло людей замереть и сосредоточенно слушать.

Юрий Левитан у микрофона. Фото Главное архивное управление Москвы

Но в журналистику Левитана взяли не сразу — редакторам поначалу не нравился его сильный провинциальный говор. Но когда в 1934 году Сталин услышал эфир, в котором ещё тогда молодой стажёр зачитывал новости газеты «Правда», то позвонил в Радиокомитет и заявил, что только «этот голос» должен читать текст его доклада на съезде партии.

В 1941-м Левитана эвакуировали в Екатеринбург из-за того, что все московские вышки, которые немецкие бомбардировщики использовали как маяки, демонтировали. Диктор работал в подвальном помещении, жил в бараке и в режиме полной секретности.

Не дай бог, чтобы дрогнул голос. Не дай бог, чтобы в нём прозвучала паника, растерянность, смятение. Ведь это будет замечено всеми и вызовет аналогичную реакцию, ибо голос Москвы был как голос сердца.

Юрий Левитан

За годы войны Левитан зачитал свыше двух тысяч фронтовых сводок и более 120 экстренных сообщений. Нацисты считали его врагом номер один, назначив за его голову награду в 250 тысяч немецких марок. И в то же время желали переманить к себе, чтобы тот сообщил о взятии Москвы Берлином и капитуляции СССР.

Кроме официальных источников пропаганды в военные годы действовало и так называемое «чёрное» радиовещание. Такие передатчики нелегально распространялись среди стран-противниц и на подконтрольных им территориях. Чтобы попасть в национальные эфиры, они скрывались под видом разных внутренних групп, которые заявляли о ведении оппозиционной или народно-освободительной войны.

В Германии эти вставки прозвали «голосом призрака». Пытаясь с ними бороться, немцы меняли частоты, глушили эфиры и временно прекращали вещание, но окончательно заблокировать «голос призрака» не удавалось. В 1942 году советские власти построили в Куйбышевской области самую мощную в Европе радиостанцию, оборудование для которой производили в блокадном Ленинграде и переправляли через линию фронта. Новая радиостанция обеспечивала слышимость передач на оккупированных территориях за границей.

1 сентября 1942. Партизаны слушают сообщение СовИнформБюро по радио Фото Сергея Лискутова

Радиовещание внесло немалый вклад в политическую пропаганду Советского Союза. Оперативные сводки, мотивационные фразы и репортажи не замолкали даже в самые трудные времена. Радио звучало в блокадном Ленинграде в течение всех 900 дней, на оккупированных территориях, в осаждённом Севастополе, на Курской дуге и среди партизан.

Советские власти высоко оценили работу радиовещания во время войны. 4 мая 1945 года Совнарком объявил 7 мая ежегодным Днём радио.

Эмоции вместо фактов

С наступлением войны на смену репортажной журналистике, когда корреспондент обязательно присутствует на месте событий, пришла художественно-публицистическая. На страницах газет теперь печатали очерки, рассказы и стихи, наполненные эмоциями и не скрывающие позиции автора.

Главной чертой журналистики была лаконичная, оперативная и острая реакция на происходящее. Военкоры писали не в редакциях, а в палатках или под деревьями. Корреспондент Филарет Жадаев вспоминал, что для передачи материалов в тыл часто приходилось пробираться к военным пунктам через зоны обстрела, а то и попадать под бомбёжку вражеской авиации.

Патриотические тексты Алексея Толстого как одного из самых громких пропагандистов-идеологов воспевали героизм и мужество советских солдат. В статье «Что мы защищаем», опубликованной в «Правде» в июне 1941 года, он развенчивал миф о несокрушимости врага и критиковал нацизм.

Наша земля немало поглотила полчищ наезжавших на неё насильников. На западе возникали империи и гибли. Из великих становились малыми, из богатых — нищими. Наша родина ширилась и крепла, и никакая вражья сила не могла пошатнуть её. Так же без следа поглотит она и эти немецкие орды. Так было, так будет.

Алексей Толстой

Большой интерес читателей вызывали повести и стихотворения Константина Симонова, который работал военкором с 1941 года и прошёл всю войну. Писатель участвовал в сражениях в Крыму, в Болгарии, Румынии, Югославии, Польши и видел последние бои за Берлин. Симонов присутствовал на судебном процессе над немецкими военными преступниками в Харькове и одним из первых оказался в освобождённом Освенциме.

Симонова очень ценили за оперативность и творческую плодовитость. К примеру, очерк «Дни и ночи» писатель не просто прислал в редакцию «Красной звезды», а, диктуя по хаотичным записям из блокнота, без заготовленного текста, передал на военный провод с узла связи на берегу Волги.

Константин Симонов на войне. Фото bibliouao.ru

Наравне с текстами о героизме и бесстрашии солдат в прессе часто выходили весьма спорные материалы. Один из ведущих советских журналистов Илья Эренбург нередко противопоставлял мужество красноармейцев коварству и жестокости немцев. С неизменной патетикой он призывал вставать на защиту Родины и бомбить врагов. Первым в отечественной литературе Эренбург использовал ставшее уже сакральным словосочетание «День Победы».

В статье «О ненависти» он открыто высмеивал гитлеровцев, называя их отбросами человечества, людьми с неопрятной биографией, садистами, духовными уродами и предателями. Само слово «фашизм» для автора — синоним злобы, бездарности и бесчеловечной жестокости.

Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь немца, немец убьёт тебя.

Илья Эренбург

Бескомпромиссность Эренбурга вызывала неоднозначную реакцию и в СССР. В 1945 году в газете «Правда» напечатали статью Георгия Александрова «Товарищ Эренбург упрощает», в которой писателя обвинили в подмене понятий. Автор не соглашался с призывом ненавидеть всё немецкое население и назвал заключения Эренбурга о сопротивлении врагов на советско-германском фронте ошибочными и необоснованными.

Похожие идеи отстаивал писатель Михаил Шолохов, который во время войны работал сразу в трёх изданиях — «Правде», «Красной звезде» и СовИнформБюро. «Нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души», — в эпиграфе Шолохов закладывает главную мысль очерка «Наука ненависти», главный герой которого поначалу сочувствует врагам и не жаждет их убивать. К концу войны персонаж кардинально меняет взгляды.

Антифашистский пафос и противопоставление советской армии немецкой стали неотъемлемой частью военной политики. Военкорам запрещалось в подробностях описывать все ужасы войны либо упоминать о том, что вражеская армия хоть в чём-либо превосходит отечественную. Это же табу распространялось на простых солдат, которые давали интервью для газет или на радио.

Советская пропаганда усиленно плодила фейки. Широко обсуждаемая история о 28 панфиловцах появилась с лёгкой руки журналистов «Красной Звезды». Очерк, написанный корреспондентом Василием Коротеевым, описывал бой у разъезда Дубосеково в Волоколамском районе Московской области, произошедший в ноябре 1941 года.

Перед отправкой в печать текст отредактировал журналист Александр Кривицкий. Он же добавил цитату, которую потом приписывали политруку Клочкову: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». А глава газеты Давид Ортенберг придумал знаменитую цифру 28, исключив из роты солдата, который переметнулся к врагам.

После войны Главная военная прокуратура провела официальное расследование, выяснив, что очерк о 28-ми панфиловцах — плод фантазии репортёров. Однако когда информация дошла до Сталина, тот решил ничего не менять.

В качестве инструмента пропаганды также использовали солдатские письма, которые часто печатали в прессе. Это были и письма-обращения, и письма-рассуждения, и письма, публикация которых наталкивала на дискуссию, но все они носили злободневный характер и били в цель убедительностью излагаемого.

К примеру, телеграмма фронтовика Корниенко с просьбой о помощи детям, письмо старшины Ливанова «Ждём ваших писем, девушки», письмо капитана Андреева «О любви» и прочие, опубликованные на станицах «Комсомольской правды», вызвали большой отклик у читателей. Солдатские «треуголки» расценивались как «важный материал, воспитывающий патриотизм и чувство ответственности».

Все конверты помечались штампом «Просмотрено Военной цензурой». Та вычитывала все солдатские письма — чтобы избежать утечки секретной информации и выяснить, нет ли среди адресантов агентов иностранных спецслужб, паникёров или предателей.

Фронтовые письма

В письмах советские бойцы не видели войну как нечто героическое и бравурное. Напротив, они часто воспринимали её как трагедию, наполненную ужасом, горечью утрат, страхом смерти и порой нежеланием убивать. Фронтовики, не пытаясь вдаваться в рассуждения, рассказывали родным и друзьям о голоде, о кошмарах плена, о жестокости не только своих врагов, но даже однополчан. Солдаты порой не верили, что день победы когда-нибудь наступит.

Но письма и журналистские тексты, раскрывающие не только доблестную, но и отталкивающую сторону войны, печатались лишь десятки лет спустя. В 1984-м вышел документальный роман белорусской журналистки Светланы Алексиевич «У войны — не женское лицо», в котором женщины, что добровольно пошли на фронт, рассказали свои истории. А год спустя Алексиевич опубликовала роман о детях войны «Последние свидетели» — не менее жуткий.

С фотоаппаратом на поле боя

Военной фотосъёмкой занимались журналисты из центральных газет, информагентств, а также изданий, работающих в боевых условиях. Во время ВОВ многие из них погибли при исполнении редакционных заданий, поскольку корреспонденты работали с «лейкой» или ФЭДом — фотокамерами, которые снимали на расстоянии не более 30 метров.

О резонансных событиях журналисты узнавали раньше обычных людей. Так случилось и 22 июня 1941 года, когда Всесоюзное радио передавало сообщение Вячеслава Молотова о нападении немецкой армии на СССР. Корреспондента Фотохроники ТАСС Евгения Халдея в тот же день срочно вызвали на работу.

Из окна редакции он увидел, как у репродуктора собираются люди, и выбежал на улицу. Так Халдей сделал знаменитый снимок «Объявление о начале Великой Отечественной войны», на котором изображены москвичи, слушающие речь Молотова. Этот же момент запечатлел и фотокорреспондент Иван Шагин, правда, в другом месте Москвы. На его снимке рабочие, стоя бок о бок, слушают радиообращение.

22 июня 1941. Объявление о начале Великой Отечественной войны. Москва, улица 25-го Октября Фото Евгения Халдея

22 июня 1941. Москвичи слушают радиообращение Вячеслава Молотова Фото Ивана Шагина

Эти два снимка, сделанные в начале войны, во многом не похожи на фотографии, которые стали печатать позже. На них ещё нет следа военной цензуры, нет пропагандисткой патетики и «верно» расставленных акцентов. Только живые лица и эмоции. Трудно сказать то же о последнем военном снимке. Хрестоматийный кадр, на котором советский солдат водружает Знамя Победы над рейхстагом в Берлине, сделан 2 мая 1945 года, однако штурмовой флаг установили днём ранее.

Евгений Халдей позднее рассказывал, что знаменитая фотография была постановочной. Перед тем выездом в Берлин в редакции ТАСС Халдей взял со стола красную скатерть, зашёл к знакомому портному, и тот сшил знамя победы за один вечер. Каноничный кадр стоил фотокорреспонденту немалых усилий — он забрался на край крыши здания и долго снимал героя в разных ракурсах.

Май 1945 года. Советский солдат поднимает Знамя Победы над Рейхстагом Фото Евгения Халдея

Фото Евгения Халдея

Фото Евгения Халдея

Фотокорреспонденты, уязвимые перед врагами, находили способы себя обезопасить. Они наводили объективы камер через смотровые щели танков, из кабин самолётов, из окопов, через амбразуры деревоземляных огневых точек, а временами даже из окон горящих зданий. Для прикрытия им выдавали специальное сопровождение, как правило, из нескольких опытных и крепких солдат.

В 1942 году фотограф Макс Альперт находился в тылу наступающей пехоты по приказу начальника политотдела дивизии. Но немецкие солдаты уничтожили её из пулемётов и автоматов, заодно погубив и охранение журналиста. Когда в атаку пошла вторая волна советских солдат, Альперт сфотографировал офицера, который, полуобернувшись, взмахнул рукой с пистолетом над головой, поднимая бойцов в атаку.

Младший политрук 220-го стрелкового полка 4-й стрелковой дивизии 18-й армии Алексей Ерёменко поднимает бойцов в контратаку Фото Макса Альперта

Вражеская пуля разбила объектив камеры, но плёнка сохранилась. Установить личность «Комбата» Альперту не удавалось до 1974 года, когда в редакцию «Комсомольской правды» пришло письмо от родственников Алексея Ерёменко, которые доказали, что на фото запечатлён именно он.

Советские солдаты гладят кошку в Сталинграде. Фото Якова Рюмкина, РИА «Новости»

Некоторые снимки не печатали не только по цензурным, но и по этическим соображениям. Это сюжеты, показывающие войну без прикрас — например, разодранные на части тела. Журналисты порой и сами волновались, стоит ли снимать картины всенародной трагедии. Как потом объяснить родным и близким погибших, что их мучения запечатлеваются для истории?

Но была одна фотография, которую опубликовали несмотря на табу. Это кадр Сергея Струнникова с мёртвой Зоей Космодемьянской. Шею девушки с обнажённой грудью сдавливает обрывок верёвки, на которой её повесили. Снимок стал символом сопротивления, и советские репортёры стали чаще запечатлевать трагические моменты войны — похороны солдат, разрушенные дома, трупы, лежащие на полях сражений и дорогах. Этот же кадр иллюстрировал статью Петра Лидова «Таня».

Впрочем, такие фотографии всё же появлялись на страницах газет значительно реже. Смерть защитников Родины показывали лишь тогда, когда она была героической. Наибольший интерес для советских властей по-прежнему представляли снимки, снятые в соответствии с государственной политикой.

* * *

Передавать свои материалы советские репортёры закончили 9 мая 1945 года в 00:50. После войны прямой обязанностью журналистов стала публикация статей о решающей роли ВКП(б) и лично Сталина в восстановлении экономики СССР и реконструкции разрушенных городов и деревень. Редакции советских газет обязали публиковать тексты о жизни страны, о промышленности, сельском хозяйстве и культуре.

На СМИ перестали экономить — объём газет увеличился, а в штат редакции взяли больше корреспондентов. Открылись новые отраслевые, областные и городские газеты, в том числе молодёжные. Все они должны выступать важнейшим средством «партийного руководства массами», «боевыми органами политического воспитания».

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#журналистика #войны #лонгриды #лигаавторов #ссср