Истории
Глеб Клинов

В заброшенных деревнях

Псковская область, наши дни. Гулял по двум деревням, в которых больше нет людей. Никого не осталось. Последние 25 лет у меня была возможность наблюдать это постепенное увядание.

Я приезжал сначала на все каникулы, а потом от случая к случаю. Хоть ненадолго, но каждый год. Раньше жизнь тут если не бурлила, то вполне активно текла со своими делами, конфликтами, сельскими работами, детскими играми, шумными разладами и не менее шумными примирениями.

Кто-то уехал, но большинство умерли — от старости, пьянки или самоубийства. Или ещё от рака — вроде экологически чистое место, а рак тут дело распространённое.

Сейчас же можно только ходить и наблюдать следы распада. Специально я никуда не ломился. Если было открыто — входил. Если висит замок — пусть висит. В одном только доме с замком дотронулся до двери, и замок выпал из дверного косяка вместе с петлёй, пробив трухлявое крыльцо. Что ж, принял за приглашение.

Дверь в сад

Состояние домов сильно зависит от кровли. Пока крыша цела, дом стареет, но держится. Стоит только крыше протечь — сразу гниет потолок, пучками свисает с чердака набухшая солома, проваливается пол, а в бревнах появляются проплешины.

Справа виден пролом в потолке — это как раз от воды. Чердак отсырел, потолок сгнил и провалился, проломив собой пол

По дому, даже заброшенному, примерно видно, кто в нём жил. Где-то видно — семья: там обычно остается куча тряпья, каких-то кружев, бумажек, подушек, баночек из под лекарств.

Место за печкой. За занавесками пружинная кровать с кучей матрасов

Хозяева уезжают — занавесочки остаются

А где-то видно — жил мужчина и скорее всего один. Вот дом, маленький, но крепкий. Крыша в порядке, внутри мало вещей, но очень все какие-то характерные.

У печки аккуратно стоят сапоги, висит одежда и рюкзак

Заводные часы. Завод не работает, стекло с трещиной. Но они лежат на столе, а рядом убраны в коробочку маленькие электронные

Давно всё висит и стоит, уже шесть лет. Последнее воскресенье

Печка нужна, чтобы что? Чтобы сушить

Большие, небольшие — уж какие есть

Последний всплеск цивилизации тут произошел лет двенадцать назад — решили в каждой деревне установить по таксофону. Ну, мало ли там скорую вызвать или не знаю, что. Сколько эти телефоны проработали — понятия не имею, если и работали вообще. Но торчат красно-синими пятнами среди общей разрухи.

«А, вот уже ответили, ну здравствуй, это я»

Почти везде уже выветрился жилой запах, остался только кислый запах плесени, сырого кирпича и штукатурки. А раньше войдешь в сени — а там молоком пахнет, или медом, или едой для свинок.

Обшитая дверь — красиво, тепло и по родному. Свою дверь не спутаешь

В одном сильно уже разрушенном доме увидел забавное, да чего-то не сфотографировал. Там стоит сундук, я открыл — внутри какое-то мутно пожеванное тряпьё, веточки, опилочки, все сырое, смешавшееся в однородную серую массу. А посередине лежит пачка макарон в пластиковом пакете — яркая, блестящая, совершенно нетронутая. И выглядит она как лут в компьютерных игрушках, когда открываешь ящик, а там «активный предмет», который можно взять с собой и потом использовать.

Специально сфотографировал несколько печек, чтобы подряд посмотреть. Пока печку можно затопить — дом вроде ещё «живой»

Есть в деревне пара домов — не знаю, как их назвать, «колхозные», может. В том смысле, что строил их колхоз — они кирпичные, продолговатые такие. На две семьи, и входа-веранды у них тоже по два. Вот в каменных домах особенно гнетуще чувствуется эта заброшенность.

Деревянные веранды почти отгнили от самого дома и развалились

Стекла и двери повыбиты. В одной комнате стояла печка-башня, круглая, до потолка. Стояла-стояла, пока не упала, провалив собой пол и рассыпавшись по подвалу

То ли картина была, то ли фотографии

Может, в этой двери подразумевалось стекло, но я, сколько себя помню, никогда его тут не видел

От каменного холода никакие оборочки не спасут

Почти во всех домах остались фотографии или даже какие-то документы — военные билеты, свидетельства о рождении или о смерти, сберкнижки и прочее. И это мне странно, я что фотографии бумажные, что документы привык всегда утаскивать собой.

«Доводилось нам сниматься, и на снимках улыбаться»

Поколениями прямо — ну неужели не жалко?

Ничего вроде нет, а пока фотки на стене — как будто ещё кто-то живёт

Судьба человека

Представьте этого милого мальчика лет в тридцать пять, с пьяным рыком выкидывающего жену с крыльца. Романтика, страсть

А это просто так, для атмосферности

В доме на краю деревни раньше жила самая «зажиточная» семья. У них видик был. И трактор, и Москвич. И даже игровая приставка к телевизору.

Пистолет от игровой приставки. И деревенским парням, и «городскому» мне было это одинаково волшебно — целишься в утку на экране, щёлк, и она падает!

Походишь по домам — а там затхло, холодно, холоднее, чем снаружи. Потом выйдешь на улицу, на солнце, и даже как-то повеселее, хоть даже и запустение вокруг.

Птичек нет. Единственные обитатели деревни — два аиста на столбе, он там как раз у меня за спиной. Посмотрели на меня сверху вниз, и полетели по своим делам

Подмышкой у сарая — лестница

Какие-то дома ещё выглядят довольно крепкими, несмотря на разор. А каких-то уже и нет. Этот вот сгорел. Бывший хозяин его, молодой ещё Мишка, году в 2002 взял и повесился от неразделённой любви. Прямо в ёлках, через дорогу от своего дома.

За деревней постепенно дорассыпаются остатки скотного двора — бывшего «деревнеобразующего предприятия». На скотном дворе работали почти все. Внутри мычали и автоматически доились коровы, а с краю длинного приземистого здания торчала под углом длинная оглобля транспортёра. Лента транспортёра вращалась, по ней медленно полз навоз.

Мы с местными мальчишками периодически бегали по скотному двору, сидели на крыше просто так, грызли яблоки и разговаривали про всякое. И туда же, на чердак, бегал я иногда с местной девчонкой Валькой.

Сейчас от скотного двора почти ничего не осталось. Двадцать лет прошло, как он закрылся, и посреди бывшего здания растут уже большущие деревья, толстые. Если б не знал — сказал бы, что им лет по пятьдесят.

Простенки между окон постепенно накреняются наружу. Я подошёл и толкнул рукой один простенок, ещё раз толкнул, раскачал — груда кирпича накренилась и с шумом рухнула, тряхнув землю подо мной и подняв облако пыли

Кладка стен там — ого-го, толщиной в четыре кирпича

Торцевая стена ещё стоит, но и ей явно осталось недолго

Изредка кто-то бывает разве что на кладбище, оно сразу в лесу за деревней, с противоположной от скотного двора стороны. Весной на всех могилах — живые цветы. Серьёзно, всё кладбище в этих желтых цветах и ещё в белых «звёздочках».

Не только у людей есть заброшенные дома

Но вот уж кому до людей дела нет, так это природе. На границе апреля и мая всё растёт, цветёт и колосится. На этом, в общем, и закончим.