«Владимир и Калашников — это провалы»: как отличить хороший памятник от плохого

Рассуждают архитектор, антрополог, архитектурный критик и публицист.

За последний год только в Москве установили как минимум десять новых памятников: князю Владимиру, Ивану Грозному, Майе Плисецкой, Михаилу Калашникову, встрече Горбачева и Рейгана, Фазилю Искандеру, анонимному рецензенту научных статей, Сергею Прокофьеву, маршалу Александру Василевскому и офтальмологу Святославу Фёдорову. Ещё 33 бюста работы Зураба Церетели (главы досоветской, советской и постсоветской России от Рюрика до Ельцина включительно) разместили во дворе одного из музеев Российского военно-исторического общества.

Сколько всего в Москве памятников, подсчитать сложно. Проект «Москва пешком» приводит список из 289 значимых скульптур, исключая установленные в последние годы. Блогеры, со ссылкой на данные информационного центра правительства Москвы от 2008 года (найти их первоисточник не удалось), называли другую цифру — 988. Первая городская скульптура была установлена в Москве в 1812 году. Таким образом с тех пор в городе появлялось как минимум по одному памятнику в год. Как максимум — по три.

Монументальному официозу Москвы с некоторыми оговорками (например, в 2016 году первый памятник Ивану Грозному со скандалом установили в Орле) можно противопоставить моду на игривый абсурд в других городах. Памятник поребрику и бордюру, а также скульптура «Елисей Котович Питерский» в Петербурге, памятники козе, Громозеке и дяде Стёпе в Нижнем Новгороде, памятник «бабру» в Иркутске (примечательный тем, что зимой жители города надевают на его лапки варежки) скульптура «Пермяк — солёные уши» в Перми, памятник киту из «Конька-горбунка» в Тобольске и так далее.

Часто установка памятника тому или иному человеку вызывает общественный резонанс. Например, открывшийся в сентябре 2017 года на Садовом кольце памятник конструктору Михаилу Калашникову посчитали слишком милитаристским. Редакция The New York Times назвала его «монументом убийствам», музыкант Андрей Макаревич счёл скульптуру «бездарной и уродливой», публицист Олег Кашин обратил внимание на то, что установку памятника инициировал «Ростех», которому сейчас принадлежит концерн «Калашников».

Через неделю после установки выяснилось, что один из чертежей, изображённых на памятнике, является схемой немецкой штурмовой винтовки StG 44 Хуго Шмайссера, разработанной в начале 1940-х и похожей на изобретение Калашникова. В итоге изображение спилили, а скульптору Салавату Щербакову пришлось оправдываться. Салават Щербаков — автор и памятника князю Владимиру на Боровицкой площади, который активно обсуждали осенью 2016 года.

TJ попросил экспертов порассуждать о том, что не так с современной городской скульптурой в России, зачем власти устанавливают статуи неоднозначным историческим персонажам и каким должен быть идеальный памятник.

архитектурный журналист, историк искусства, преподаватель МАРШ

С разных точек зрения ответ на вопрос, какой памятник считать хорошим, а какой — плохим, может быть разным. Причём даже если речь идет об одном и том же памятнике. Есть их эстетические качества, есть роль памятника в городском пространстве, а есть важность для людей (для разных — разная).

Эстетически памятники Калашникову и Владимиру, например, довольно слабые — это примитивный художественный язык, который считает похожесть главной ценностью. Эта эстетика — продолжение советской, ориентированной на классику, но сегодня она смотрится ещё неуместнее, неприятнее. В городском смысле эти памятники плохи ещё и тем, что дают очень много визуальной информации, от которой у современного горожанина и так голова трещит. Если мы хотим городское пространство, в котором можно приятно и расслабленно отдыхать, то для этого лучше подходит абстрактное искусство — чистая форма. Самый яркий пример, наверное, скульптура Cloud Gate Аниша Капура в Чикаго.

С точки зрения качества городской среды, Владимир и Калашников — это провалы, особенно на фоне многих успешных проектов последних лет. Оба памятника встали на пятачках земли, окружённых шумными дорогами, они отрезаны от города. При этом для Владимира на конкурс были предложены проекты, которые предлагали сделать переход от «Боровицкой», сделать это пространство частью той территории, которая ведёт вдоль Александровского сада к «Манежу». Для Калашникова, я уверен, тоже можно было найти место лучше. Сейчас это памятник, который лучше всего смотрится из автомобилей, выезжающих из тоннеля под «Маяковской». Для центра города это — очевидная недоработка.

Но самая большая проблема этих памятников — в том, что они просто никому не нужны. Коллективная память, отражением которой становятся мемориалы — это очень сложное явление. В нём разворачиваются свои процессы, далеко не всегда приятные, но точно — с трудом управляемые даже с помощью самой последовательной массовой пропаганды, какая была в СССР. Вспомните, как легко снесли многих Лениных.

Можно ли сейчас сделать идеальный памятник? Памятник, вызывающий общую радость и восторг — думаю, что нет, потому что мы живём в обществе, в котором нет консенсуса по очень многим историческим событиям. И вообще история, память — болезненные темы. Нервозность усиливается растущим интересом государства к формированию единой идеологически верной версии истории, что какое-то количество людей очень сильно раздражает, других — чрезмерно воодушевляет. Я не думаю, что в такой ситуации легко найти событие или человека, памятник которому воспринимался бы всеми позитивно. Сейчас в Москве заканчивают мемориал жертвам репрессий на проспекте Сахарова, и ситуация может быть такой же, как с памятниками Калашникову и Владимиру, но с зеркальной переменой сторонников и противников.

Памятник, вызывающий одинаковое безразличие, и при этом работающий с других позиций (как ориентир, как городское пространство) — наверное, можно. А также можно сделать «идеальный» памятник в достаточно замкнутом социальном пространстве, например, отдельно взятого микрорайона, на какую-нибудь близкую людям этого района тему, связанную не с политикой, а с местными мифами.

Но идеальный памятник, простите за занудство, это миф. Не бывает общества, в котором нет конфликтов. Всегда будут недовольные, обиженные. Город отражает это как зеркало.

При этом в демократическом обществе у всех есть право и возможность добиться установки памятника тому, что важно для них. Задача городских властей — модерировать этот процесс, а не играть за одну из сторон или быть стороной самой по себе. Конечно, сказанное про демократическое общество — это идея, а не реальность. Фашистам не дают поставить памятник, а в Новом Орлеане сбросили генерала Ли. Это только доказывает мою мысль: не бывает идеальных памятников.

Но коммуникация по поводу памяти может быть честной и искренней: вы говорите, что хотите, я с вами спорю. А может быть коммуникация, которой манипулирует тот, кто сильнее. Тогда, по сути, никакой коммуникации нет. Есть право сильного использовать городское пространство в своих интересах — и крики радости или протеста, сопровождающие этот процесс.

сооснователь архитектурного бюро WALL

Особую роль в развитии общественных пространств сейчас играет искусство — скульптура или арт-объект могут сделать из пустого общественного пространства точку притяжения, придать ему импульс. Часто, говоря о городах, мы вспоминаем площади, которые фактически являются лицом города. На многих открытках крупных европейских столиц, Берлина или Парижа, например, фигурируют именно памятники — как идентификация города. Поэтому у памятника функция такая: с одной стороны — идентифицировать город, с другой — стать частью его общественной жизни.

Для памятника важна локация, уместность и контент. Если это памятник человеку, то он должен находиться в одном месте, если это абстрактная скульптура — в другом. Памятник может повысить статус одного пространства, но понизить статус другого.

Он даёт яркое развитие всему месту — площади, кинотеатру, вообще центральной части города, является ориентиром. Во многом он играет коммуникационную роль — там назначают встречи и так далее.

Арт-объект тоже должен быть уместен. Одна из черт арт-объектов — они притягивают людей, поэтому их не стоит ставить в тех местах, где и так большая активность. Памятники нужно ставить в тех местах, где точек активности меньше. Районам, где таких мест нет, арт-объекты могли бы дать развитие.

Мне кажется, современная городская скульптура в России сейчас ищет какое-то новое осмысление себя. В Европе эта культура очень развита, там художники делают свободные инсталляции. У нас в этом плане есть отставание: скульптуры, которые устанавливаются в России, очень консервативны. Можно делать более современные и концептуальные скульптуры. Например, скульптор Ричард Серра сделал много таких памятников в Берлине: это свободные жесты из металла. У нас памятники привязаны к личностям. И при этом очень мало арт-объектов, которые выполняют функцию не только памятника человеку, но и культурную. Мы только начали подходить к этому — и это правильный вектор.

руководитель центра городской антропологии КБ «Стрелка»

Вопреки распространенному мнению, главная функция городских памятников заключается вовсе не в сохранении памяти о каком-то человеке или событии, а в конструировании иерархии идеологических смыслов, которую, как правило, выстраивает власть. Скажем, во времена СССР на главной площади каждого города ставили памятник Ленину вовсе не потому, что боялись, что советские люди его забудут, а для того, чтобы обозначить его буквально-таки мифологическое значение для государственной идеологии.

В этом отношении политика советского времени в области, так сказать, монументального искусства была достаточно последовательной и цельной, чётко регламентируя, кому, когда и где можно ставить памятники. Как правило, это был скучный официоз. Неслучайно в городском фольклор ответной реакцией на него стали «народные названия памятников» и всевозможные остроты (например, байки про памятник Ленина, который по ошибке сделали с двумя кепками — на голове и в руке. Или шутки по поводу того, куда именно указывает памятник, призывая в светлое будущее — на вино-водочный магазин или тюрьму). Но в этом официозе была своя логика, он был понятен.

В постсоветское время идеологический диктат вдруг исчез, и многие советские памятники утратили свое былое значение. Сейчас не очень понятно, что делать с теми же бесчисленными памятниками Ленину, которые стоят по городам и сёлам. Вроде бы сносить неправильно, но как их использовать, тоже неясно. Так они и стоят потихоньку, ветшают.

Зато интереснейшие процессы по всей стране происходят с установкой новых памятников. Прежняя централизованная система перестала работать, и теперь решения об установке чего-то монументального принимают местные власти. И здесь начинается самое интересное, потому что локальных стратегий и политик в этом отношении оказывается очень много. Причём решающую роль зачастую играют вкусы руководителей региона или города.

Скажем, в национальных республиках прошла волна установки памятников героям местного эпоса или историческим личностям локального масштаба. Кто-то увлекается современным паблик-артом, кто-то продолжает продвигать памятники советского образца, но каким-то местным знаменитостям, кто-то начинает ставить «скульптуры для селфи». К сожалению, и с точки зрения эстетики, и с точки зрения локальных смыслов многие такие памятники весьма убоги и не вызывают у жителей ничего, кроме недоумения.

Идеальная, но весьма редкая ситуация — когда памятник отсылает к каким-то ключевым местным символам и смыслам. А если там есть легкий юмор, то это вообще замечательно. Скажем, в Саратове огромной популярностью пользуется скульптурная композиция «Огней так много золотых на улицах Саратова», посвящённая одноименной песне и поставленная в 2009 году.

Песня про то, что «парней так много холостых, а я люблю женатого» стала неофициальном гимном города. Скульптура изображает как раз того самого несчастного холостого саратовского парня, который с букетом напрасно ждёт девушку на свидание, в то время как она страдает по женатому. Это очень живая и обаятельная история, «холостой парень» стоит на главной пешеходной улице города, и с ним постоянно все фотографируются, особенно девушки. Эту скульптуру действительно полюбили, потому что она остроумная и очень «саратовская».

Скульптуру установили на деньги компании сотовой связи, но это редкий пример удачного памятника-подарка. Куда чаще бизнес преследует какие-то свои интересы, как правило, используя свой дар как рекламу. И, на мой взгляд, большинство памятников, которые городу дарит бизнес, находятся за гранью добра и зла.

Например, в Кемерово на главной набережной города с потрясающими видами на реку сеть стоматологических клиник установила совершенно чудовищный памятник-скамейку под названием «От улыбки». Она отсылает к песне из мультфильма, но вообще похоже на название магического заговора. Совершенно наркоманский слон держит на хоботе улитку с дебильным выражением лица.

Понятно, что деньги на дороге не валяются. И если какие-то компании дарят городу памятники, то ему это выгодно — благоустройство осуществляется за чужой счет. Но есть ощущение, что такие подарки приносят больше вреда, чем пользы, особенно когда в городе их становится много.

Нашим городам очень не хватает какой-то продуманной политики в области монументального искусства. Памятник может подчеркнуть уникальность и своеобразие города, как «Холостой парень» в Саратове, а может просто замусорить городскую среду. Так что, как говорится, семь раз отмерь (и обсуди с горожанами), а один раз поставь.

публицист, писатель

Памятники, которые ставят сейчас, как будто нарочно сегментируют общество — одним царя, другим Сталина, третьим вообще Солженицына. У меня есть ощущение, что это культивируется нарочно. С обществом, у которого было бы единое представление о прошлом, о национальных героях и тому подобном власти было бы гораздо более неуютно. А с разрозненными группами по интересам, которые постоянно между собой конфликтуют, очень удобно.

Это же такое сочетание городской среды, идеологии и вот этого общественного раскола, и когда все эти темы сходятся в одной точке, всегда будет скандал — понятно, что на того же Калашникова всем скорее плевать.

Примечание: автор — корреспондент издания The Village.

#мнения #архитектура #памятники