Карательное «лечение» инакомыслия в СССР: экспертиза, признание невменяемым и нейролептики

Путь от единичных случаев до систематической госпитализации здоровых людей.

С 1921 года советские власти начали постепенно использовать психиатрию для борьбы с диссидентами и правозащитниками. Они злоупотребляли своими полномочиями, фальсифицируя диагнозы неугодных людей и отправляя их в лечебницы на неопределённый срок. Эта практика получила название «карательная психиатрия», став одним из самых известных и жёстких примеров репрессий в СССР. В разные годы её жертвами становились Иосиф Бродский и Егор Летов, а прекратилась практика лишь под закат СССР, когда через неё прошли до двух миллионов человек.

Основные источники статьи:

Вероятно, первой известной жертвой карательной психиатрии стала Мария Спиридонова – одна из лидеров партии левых социалистов-революционеров. В 1918 году её, как и множество левых эсеров, задержали и приговорили к тюрьме, но учли «особые заслуги перед революцией» и амнистировали. На следующий год её обвинили в поклёпе на советскую власть, а поскольку это было уже второе задержание, то суд назначил наказание. В постановлении говорилось, что Спиридонова страдала неким «истеричным состоянием». Поэтому трибунал постановил изолировать её от политики, заключив в «санаторий».

Но случилось неожиданное — Спиридонова по подложному пропуску вышла из Кремля, где содержалась под стражей, и скрылась. В октябре 1920 года её вновь арестовали и поместили в Бутырскую тюрьму. Власти опасались, что она вновь сбежит, поэтому в апреле 1921 года Феликс Дзержинский предложил решение — поместить Спиридонову в психиатрическую лечебницу под охраной.

Таким местом стала Пречистенская психиатрическая больница, где революционерку продержали несколько месяцев. Неизвестно, подвергалась ли она какому-либо «лечению». Спиридонову освободили 18 октября, под поручительство общественных деятелей. В этом случае, как заметил диссидент Александр Подрабинек, пребывание Спиридоновой в больнице рассматривалось как мера репрессивная, а не медицинская. К ней относились именно как к политическому противнику, а не просто больному человеку, и меры к ней применялись карательные, хотя и прикрывались «санаторием».

Через год случился ещё один показательный случай, на который повлиял Владимир Ленин. В 1922 году на Генуэзской конференции, которую от Советского Союза представлял Георгий Чичерин, поднимался вопрос о представительстве в Советах всех слоёв населения, в том числе и мелких предпринимателей. Чичерин решил пойти на уступки западным делегатам и предложил Ленину внести «маленькое изменение» в конституцию СССР за приличную компенсацию. Ленину такое предложение не понравилось, поэтому он написал Молотову с предложением отправить Чичерина в «санаторий».

Чичерину повезло, его эта участь миновала, он спокойно продолжил свою работу. Но эти примеры стали первыми в советской истории, когда правящая элита, в той или иной степени, пыталась использовать психиатрию в политических целях.

После смерти Ленина в 1924 году, к власти пришёл Сталин. При нём для массовых репрессий использовался ГУЛАГ, но идея психиатрических больниц не исчезла. Тогда они назывались тюремными психиатрическими больницами, а заключённые именовались б/з/к – больные заключённые. Одной из самых известных стала Казанская тюремная психиатрическая больница: с 1934 года туда отправляли политзаключённых, в основном по статье за контрреволюцию и антисоветскую деятельность. В 1940 году, после присоединения Эстонии к СССР, туда попал её президент — Константин Пятс.

По виду такие больницы не отличались от тюрьмы. По углам территории стояли вышки с часовыми, над стенами тянулась колючая проволока. В то время не хватало медицинских препаратов, поэтому в учреждениях применяли немедикаментозное лечение. Например, электросудорожную терапию и смирительную рубашку. Практиковалась «сонотерапия», когда заключённые в течение определённого времени (от одного до семи-восьми дней) получали серьёзные дозы снотворных и не спали только во время приёма пищи.

В отличие от лагерей, в лечебницах не применяли обязательные работы. Заключённые трудились в различных мастерских или на кухне, а могли отказаться. Они также получали письма, денежные переводы или посылки. Заключённый такого учреждения, Владимир Гусаров, рассказывал, что подобные лечебницы обладали особым статусом среди осуждённых.

До 1953 года карательная психиатрия оставалась набором методов, но не отработанной системой. Здоровых людей признавали невменяемыми, но не особенно лечили. Медикаментозное воздействие почти не применялось, из-за нехватки психотропных средств, качество пищи оставалось на низком уровне, но обитатели и не голодали, как осуждённые в лагерях.

Со смертью Сталина в 1953 году начался процесс осуждения его культа личности и постепенный процесс расформирования системы ГУЛАГа. Одним из первых, кто обратил внимание на произвол сталинской власти, стал Сергей Писарев. Незадолго до смерти Сталина он написал ему «сугубо-доверительную» записку, по «делу врачей». Это сфабрикованный процесс против видных советских врачей, обвинённых в заговоре и убийстве советских лидеров. Дело получило широкий резонанс, но после смерти Сталина всех арестованных освободили, восстановили на работе и реабилитировали.

Писарев раскритиковал методы следователей Министерства государственной безопасности и предложил перепроверить дело ещё раз. Но в день смерти Сталина его арестовали и поместили в Ленинградскую ТПБ, где признали невменяемым. Два года спустя Писарева полностью реабилитировали. Он попытался возбудить дело против персонала Ленинградской ТПБ и экспертов-психиатров. По его письму в ЦК КПСС создали специальную комиссию для проверки фактов, изложенных в письме.

После проверки больниц в Ленинграде и Казани выяснилось, что большая часть «невменяемых» здорова. Расследование установило, что 75% случаев заключения в ТПБ — это незаконно обвинённые. Однако на этом всё и закончилось — виновные остались на свободе, а всех, кто входил в комиссию, исключили из аппарата ЦК.

С 1960 года советская психиатрия находилась в особенно сложном состоянии. Наука плотно существовала в связке с советской партией, и порой обслуживала её интересы, а не свои цели. В советской психиатрии основным критерием психической патологии служила неспособность пациента социально адаптироваться. Этот критерий стал удобным инструментом в карательной психиатрии. К примеру, когда человек объявлял голодовку по политическим мотивам, ему приписывали отсутствие социальной адаптации, ведь его действия противоречили нормам. В 1969 году, именно этот метод применили советские психиатры против диссидента Петра Григоренко.

Из заключения следует, что Григоренко находился в конфликте с властью, а это недопустимо. На такой основе и строились все экспертизы, после этого оставалось лишь выбрать диагноз. Наиболее популярный диагноз для инакомыслящих, который продвигал психиатр Андрей Снежневский, это вялотекущая шизофрения.

Вялотекущая шизофрения — это разновидность заболевания, при котором шизофрения прогрессирует слабо и отсутствует свойственная симптоматика. Для карательной психиатрии это удобный диагноз, под который мог попасть почти любой человек. В 1962 году Снежневский поставил этот диагноз Владимиру Буковскому — активному диссиденту, позже раскрывшему масштабы карательной психиатрии в СССР.

Самым распространённым препаратом был галоперидол. При приёме этого препарата появлялось желание постоянно двигаться или менять позу. Мыслительные процессы затормаживались, становилось тяжело думать. Нередко это сопровождалось тревогой и бессонницей. Действие этого препарата на себе испробовал лидер группы «Гражданская оборона» Егор Летов. С 1985 года его творчество приобрело политический характер. Такой музыкой быстро заинтересовался КГБ и от Летова потребовали закрыть группу, но он отказался. В том же году его отправили на лечение с диагнозом «вялотекущая шизофрения». В лечебнице он провёл несколько месяцев.

Другой популярный метод против пациентов — инсулинокоматозная терапия. В рамках неё человеку кололи инсулин, ежедневно увеличивая дозу на 4 единицы. Из-за этого у человека снижался сахар в крови, и при 50-100 единицах в день он впадал гипогликемическую кому и шок, из которого выводили раствором глюкозы. Курс обычно состоял из 30 шоков, а применялся при лечении шизофрении и инакомыслия. На Западе от подобной терапии отказались в 1953 году, но в СССР она лишь набирала обороты.

Другой метод борьбы с инакомыслием — сульфозин. Это раствор очищенной серы в масле, при введении вызывающий подъём температуры до 40°С, а также боль в месте укола, которая могла не спадать неделями.

Применялся метод «влажной укрутки», когда заключённых плотно пеленали хорошо смоченной простынёй: высыхая, она сильно сжимала тело. Такой метод испробовал на себе поэт Иосиф Бродский, которого в 1964 году обвинили в тунеядстве. Суд отправил Бродского в психиатрическую больницу, где тот провёл три недели, пока шла медицинская экспертиза.

В августе 1968 года группа диссидентов вышла на Красную площадь, протестуя против ввода в Чехословакию советских войск. В полдень они развернули плакаты у Лобного места с лозунгами: «За вашу и нашу свободу!», «Мы теряем лучших друзей» и «Позор оккупантам!». Почти моментально на диссидентов напал милицейский патруль, начав кричать на них и избивать.

Больше всех досталось Виктору Файнбергу, активному диссиденту и борцу с антисемитизмом. Во время задержания ему выбили все передние зубы, поэтому в суд его не повезли, а отправили на принудительную психиатрическую экспертизу. Его признали невменяемым и поместили в Ленинградскую психбольницу. Как говорил Файнберг, режим в лечебнице был намного жёстче, чем в тюрьме. Там применяли пытки, избивали как больных, так и здоровых, «пичкая» психотропными препаратами. Столкнулась с медицинской экспертизой и Наталья Горбаневская, другая участница демонстрации. Ей поставили диагноз – вялотекущая шизофрения. Но у Горбаневской был маленький ребёнок, поэтому её отпустили.

Остальных участников этой демонстрации обвинили в «распространении клеветнических измышлений» и «групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Вадим Делоне и Владимир Дремлюга получили несколько лет тюрьмы, а Константина Бабицкого, Ларису Богораз и Павла Литвинова отправили в ссылку. Но их демонстрация, изначально обреченная на разгон, дала свои плоды. Она стала первой акцией диссидентов в СССР, которую громко освещали в международной прессе. А пражская газета «Literární listy» открыто заступилась за задержанных.

В 1971 году психиатр Семён Глузман решил провести свою независимую экспертизу по делу диссидента Петра Григоренко, которого признали невменяемым. Глузман получил материалы дела и потратил год на их изучение, доказав, что Григоренко абсолютно здоров. Материалы экспертизы получили широкую огласку за рубежом, а Глузмана арестовали и осудили на семь лет лагерей и три года ссылки.

В 1977 году, по инициативе диссидента Александра Подрабинека, в стране создали правозащитную ассоциацию по расследованию использования психиатрии в политических целях. Организация занималась оглаской случаев незаконного помещения в психиатрические больницы и помощью заключённым. За годы работы организация задокументировала более 70 случаев злоупотребления психиатрией. В 1981 году, стараниями КГБ, организация распалась. Всех участников осудили на несколько лет тюрьмы.

Но подходил этап «перестройки», власть взяла курс на частичную демократизацию общества и налаживание контактов с другими странами. Одним из условий, для интеграции в мировое сообщество стояло соблюдение прав человека в области психиатрии. В 1989 году, под давлением западных стран, советские власти признали систематическое использование психиатрии в политических целях. Согласной данным «Белой книги России», после этого с психиатрического учёта сняли около двух миллионов человек. Ответственность за содеянное никто не понёс.

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#ссср #история #репрессии #лонгриды #лигаавторов