«Убийство Чаплина должно было спровоцировать войну со Штатами». Как великий комик чудом избежал покушения в Японии

Звезда «Бродяги» и «Золотой лихорадки» отправился в Японию продвигать новый фильм и знакомиться с культурой, но оказался в эпицентре политических интриг.

В восемь часов вечера 16 апреля 1889 года на улице Ист-Лэйн в районе Уолворт на юге Лондона в семье артистов мюзик-холла родился мальчик. Его назвали Чарльзом, как папу. Детство Чарли складывалось драматически. Отец пил и умер в 37 лет от цирроза печени. Мать лишилась голоса, а затем и рассудка. Ещё при жизни родителей Чарли приходилось бегать к друзьям в гости в надежде, что там его угостят обедом.

Семья ютилась на маленьком чердаке среди непереносимой вони и старого тряпья, но без мебели, которую забрали кредиторы. В промышленной и безразличной столице людям с необычной профессией приходилось терпеть и выживать. Несмотря на тяжелую судьбу, Чарли не сгинул в приюте или притоне. Он уехал в США и добился мировой популярности. Безымянный оборванец из трущоб превратился легендарного Маленького Бродягу.

За три года до Чарли Чаплина 12 апреля 1886-го в деревне Каваба в префектуре Гумма на японском острове Хонсю на свет появился четвёртый сын провинциального доктора по имени Широ Иноуэ. Его детство тоже складывалось непросто. Вспыльчивость мешала подружиться с другими детьми. Вместо общения он дрался с ровесниками, а те в ответ издевались над ним за чрезмерное любопытство и постоянные вопросы к учителям.

Как и гений немого кино, прошедший путь от религиозных исканий к радикальному милитаризму Иноуэ тоже прославился, хоть и совсем по другой причине. В первой половине 1932 года группировка молодых офицеров под названием «Кейцумейдан» («Лига крови») под его руководством совершила несколько громких политических убийств и попыталась свергнуть правительство.

Судьбы великого актёра и жестокого националиста едва не переплелись самым причудливым образом. Гостивший в Японии Чаплин попал в список жертв «Лиги крови» вместе с бизнесменами и министрами. Гибель обожаемого на Западе Бродяги обострила бы политический кризис до предела и поставила мир на грань мировой войны даже до прихода НСДАП к власти в Германии. Сам Чарли не подозревал о грозившей опасности, но узнал о политической ситуации в Стране восходящего солнца намного больше, чем рассчитывал.

В первой половине 1932-го популярность Чаплина достигла глобальных масштабов. До него люди даже не догадывались, что можно настолько любить актёра. Везде, где бы ни появлялся Маленький Бродяга, его встречали восторженные толпы. Вышедший годом раньше фильм «Огни большого города» стал хитом и подтвердил величие Чарли. История любви Бродяги и слепой цветочницы потрясла и тронула зрителей, хотя немое кино уже выходило из моды.

На путешествие по Востоку Чаплина вдохновили очерки о Японии писателя и переводчика Лафкадио Хёрна. Загадочный и далёкий регион завораживал Чарли с 1930-го, когда он увидел в Лос-Анджелесе спектакль японской труппы о самурайском искусстве. «Япония всегда будоражила моё воображение, – писал Чаплин в автобиографии. – Страна цветущей сакуры, хризантем и людей в шёлковых кимоно». К тому же актёр увидел возможность закрепить международную славу «Огней большого города».

В поездке Чаплина сопровождал брат и менеджер Сидни. Ассистент Чарли Тораичи Коно, этнический японец, прибыл в Японию заранее, чтобы организовать программу. Чаплины посетили Александрию и насладились красотами Бали, а затем на океанском лайнере Сува Мару прибыли в порт японского города Кобе. Внимание местных жителей потрясло Чаплина – фанаты дожидались его так же, как сейчас караулят рок-звёзд и элитных спортсменов. Чтобы показать, насколько важен его визит, власти запустили над кораблём приветственные самолёты.

«Яркие, разноцветные кимоно на фоне дымовых труб и тускло-серых доков представляли собой удивительно красивое зрелище, – вспоминал Чаплин в автобиографии. – Я бы не сказал, что в этой демонстрации чувств проявилась будто бы присущая японцам сдержанность и непостижимость характера. Толпа была так же взволнована и эмоциональна, как всякие другие толпы, какие мне приходилось видеть».

К восторгу Чаплина правительство выделило для него специальный поезд до Токио. На каждой станции актёра ждало не меньше поклонников, чем в порту. Когда из-за давки Сидни споткнулся и упал, обезумевшая толпа чуть не затоптала родственника знаменитости.

Чаплины основательно подошли к знакомству с местной культурой. Ещё на корабле они попросили членов экипажа устроить традиционный обед, чтобы понять, чего ожидать от японцев. Автор биографии Сидни Лиза К. Стайн описывает, как на протяжении двух часов братья сидели на полу в традиционной японской позе сэйдза и в аутентичных костюмах. Они кое-как завершили трапезу с помощью палочек и с трудом встали на ноги, как после целого дня верховой езды.

Первые несколько часов в Японии вызвали у Чаплина детский восторг: «Загадочность, непостижимость Востока стала легендарной. Мне всегда казалось, что мы, европейцы, преувеличиваем её. Но стоило нам ступить на берег в Кобе – и я почувствовал её в воздухе, а в Токио она уже начала нас обволакивать». Однако с первыми странностями актёр столкнулся уже по пути в отель.

Чарли по-прежнему наслаждался поездкой и считал, что его спутники поддались излишней подозрительности. Коно рассказал боссу, что некий торговец приглашает его к себе посмотреть на коллекцию нарисованных на шелку эротических картин. Чаплина предложение не заинтересовало, хотя ассистент объяснил, что эти люди не принимают отказов и угрожают ему с самого прибытия в Японию.

Вскоре Чарли убедился в словах помощника. Они с Сидни и Коно обедали в отдельном зале ресторана, когда к ним подошла группа из шести молодых мужчин. Один из них бесцеремонно сел рядом и что-то сказал ассистенту Чаплина, тот явно испугался. Чарли включил актёрскую изобретательность: сделал вид, что тянется в карман за револьвером, и громко возмутился. Он постарался не выдавать волнения и приказал Коно вызвать машину. Втроём с Сидни они покинули ресторан и лишь тогда почувствовали себя в безопасности.

Оказалось, что с Коно говорил тот самый человек, который до этого приглашал Чаплина смотреть на картинки. Отказ актёра он воспринял как личное оскорбление. К тому времени Чарли уже догадался, что столкнулся не с назойливыми поклонниками, а с гораздо более грозными и жестокими людьми. Уже на следующий день испортившие обед звезде японцы чуть не совершили государственный переворот.

Охватившие Японию в 1930-х беспорядки, страх и паранойя были связаны с недовольством консерваторов и националистов прозападной политикой действующего правительства. Император Хирохито унаследовал престол в 1926 году и сразу столкнулся с социальными и экономическими противоречиями. Биржевый крах 1929 года нанёс мощнейший удар по финансовым возможностям Японии.

Переживавшие кризис Штаты отказались от масштабного импорта шёлка-сырца. Ключевой для японской промышленности продукт больше не был востребован, а население страны увеличивалось примерно на один миллион человек каждый год. Число работоспособных японцев в среднем ежегодно вырастало на 450 тысяч граждан, но государство не могло обеспечить столько рабочих мест.

Плохой урожай в начале 1930-х привёл к голоду в северных регионах. За увеличением национального долга последовал непомерный рост налогов. Крестьяне шли на отчаянные меры: продавали землю и заставляли дочерей заниматься проституцией. Значительная часть населения требовала реформ, а самые радикальные критики хотели сменить власть силой.

Заговор начался в 1928 году, когда Широ Иноуэ согласился возглавить новый буддистский храм в посёлке Оараи рядом с городом Мито к северу от Токио. К тому времени он пожил в Китае, где беспробудно пьянствовал и брался за любую опасную работу, увлёкся духовными практиками и сменил имя на Ниссо («Призванный солнцем») по указанию голоса, который обратился к нему во время медитации.

Иноуэ разработал собственные методы мистического созерцания в русле дзэн-буддизма и набрал 20 молодых учеников. Из наставника он превратился в проповедника и запрограммировал последователей на беспрекословное подчинение. Его интересовала не только религия, но и политика. Величайшей бедой Японии Ниссо считал отход от национальных ценностей из-за деструктивного влияния Запада. Свою миссию он видел в том, чтобы вернуть родину на правильный путь и спасти от иностранного вмешательства.

В его концепции буддизм причудливым образом сочетался с призывами к революции. «Я чувствовал, что весь мир един, – описывал он одно из откровений. – Я испытывал мистический опыт, с которым никогда не сталкивался раньше. Это было чудо». Во время молитв Иноуэ слышал голос, называвший его спасителем, и видел свет, исходивший одновременно снаружи и изнутри его сердца. Такие явления убедили его в особом предназначении.

Сначала Ниссо планировал готовить юношей к мирным протестам. Но чем хуже становилась ситуация в стране, тем сильнее он верил, что страну спасёт только насилие. Как и в Германии, где экономический кризис привёл к краху либеральной Веймарской республики, японцев всё больше привлекали идеи усиления армии и возвращения к национальным корням.

К 1932-му участники «Лиги крови» объединились с участниками правых студенческих организаций из Токио и радикалами из Императорского флота в Японии. Последние выступали против правительства с 1922 года, когда правительство согласилось ограничить вооружение по условиям Вашингтонского морского соглашения. Иноуэ внедрил принцип «один человек, одно убийство» и составил список из 20 политиков, которых необходимо убрать, чтобы поднять революцию и восстановить абсолютную власть императора.

Несмотря на верность последователей Ниссо, только двое выполнили возложенные лидером миссии. Вечером 9 февраля 1932-го 20-летний ученик плотника Шо Онума застрелил бывшего министра финансов и руководителя центрального банка Японии Дзюнноскэ Иноуэ, который готовился выступить с предвыборной речью в одной из токийских школ. 5 марта 21-летний Горо Хишинума убил бизнесмена и директора компании «Мицуи» Такумы Дана, когда тот припарковался перед зданием банка.

Обоих преступников сразу арестовали. Онума рассказал, что ещё накануне не был уверен, сможет ли убить человека, но во время медитации открыл глаза и увидел, как дым ладана струится к потолку. «В тот момент я внезапно осознал, что смогу исполнить предназначение», – объяснил радикал. Хишинума рассуждал так же высокопарно, назвал убийство «мистическим умерщвлением» и признался, что почувствовал экстаз от выполненного долга, когда спустил курок.

Ниссо сдался вслед за приспешниками и на суде подробно обосновал идеологию «Лиги крови» с точки зрения религии и политики. Многие обыватели, полицейские и участники процесса отнеслись к обвиняемым с сочувствием. Убитые не пользовались популярностью: Дзюнноскэ Иноуэ обвиняли в усугубивших экономический кризис просчётах, а Такума Дан олицетворял возрождение дзайбацу – денежных кланов, которые наживались на дешёвой рабочей силе.

Простые японцы не одобряли действий террористов, но разделяли недовольство. Адвокаты выставили убийц жертвами безразличных юристов, которые не придавали значения патриотическим стремлениям подсудимых, и заставили сменить судью. Новый председатель позволил преступникам носить на заседаниях традиционную японскую одежду и давать показания.

Когда обвиняемым всё-таки предоставили слово, Иноуэ проявил себя грамотным оратором. «У меня нет системы идей, я руководствуюсь исключительно интуицией, – говорил он. – Над нашей национальной политикой сгустились тучи. Мы взяли на себя ответственность разогнать эти тучи».

Инцидент «Лиги крови» создал прецедент для массового возрождения националистических настроений в Японии. Общество не только не ужаснулось громким убийствам, но и прониклось логикой преступников. Ещё до суда над Иноуэ и его сторонниками, оставшиеся на свободе участники «Кецумейдан» продолжили борьбу за «освобождение» родины от западного гнёта.

Ниссо Иноуэ арестовали до приезда Чарли Чаплина, но именно его идеи чуть не стоили голливудскому актёру жизни. Один из лидеров нового радикального протеста офицер флота Сейши Кога предложил убить не только всю правительственную верхушку Японии, но олицетворяющую западный капитализм знаменитость. Такой ход оборвал бы любые дипломатические отношения между странами.

Утром 15 мая Чаплин сидел в кровати в токийском люксе и разбирал посылки от поклонников. Он наслаждался вниманием и любовью японцев, пока Сидни и Коно нервно оглядывались по сторонам и беспокоились из-за слежки. Через пару часов в отель позвонил сын премьер-министра Цуёси Инукаи Такеру и пригласил Чаплина посмотреть несколько поединков сумо.

Чарли с радостью согласился и позже не раз описывал впечатления от причудливого спорта: «Потрясающее зрелище. Если не разбираться в технике, процесс кажется довольно забавным, но всё равно производит гипнотический эффект».

Посреди очередного матча подошёл один из помощников и что-то прошептал на ухо Инукаи. Тот извинился перед спутниками, вышел и вернулся только к концу матча, бледный и растерянный. Когда Чаплин спросил его, что произошло, Кен ответил, что его отца только что убили. Чарли и Сидни проводили потрясенного мужчину к себе в номер и успокоили рюмкой бренди.

Когда Кен рассказал, что убийц было шестеро, братья переглянулись. Оба вспомнили агрессивных молодых людей, которые накануне подошли к ним в ресторане. Пока Чаплины обсуждали случившееся, заговорщики вломились в дом бывшего министра иностранных дел и попытались активировать несколько бомб в токийских банках. Когда очередная попытка посеять панику и развязать войну провалилась, убийцы поймали такси до полицейского участка и добровольно сдались.

Чаплин проводил Инукаи домой и увидел залитую кровью циновку в комнате, где совсем недавно застрелили премьер-министра. Дворец осаждали журналисты и фотографы. Чаплин учтиво ответил на несколько вопросов, хотя не до конца понимал, что произошло и какую роль преступники отводили ему в провалившемся заговоре. Подробности трагедии 15 мая раскрылись намного позже, когда Чарли с братом уже покинули Японию, а террористы дали показания.

«Лейтенант Сейши Кога, главарь заговора на флоте сказал, что заговорщики обсуждали план действий для объявления военного положения в стране, – описал подробности журналист Хью Байес. – Предполагалось забросать бомбами здание палаты представителей и убивать выбегающих из здания членов палаты. Другой план предполагал убийство Чарльза Чаплина, посетившего в то время Японию. Премьер-министр пригласил мистера Чаплина на чай, и молодые офицеры рассчитывали во время этого приёма напасть на резиденцию премьера».

Подсудимый также объяснил, что главной целью нападения на резиденцию премьер-министра было свержение правительства и убийство главы правящей партии, хотя лично он не испытывал к политику никакой неприязни.

Неизвестно, насколько близко к гибели оказался Чаплина во время восточного турне. По версии некоторых биографов, за несколько дней он избежал покушения два, а, возможно, и три раза. Сначала заговорщики отказались от его убийства, когда узнали, что актёр подхватил тропическую лихорадку на Бали и почти наверняка прибудет в Японию не раньше 16 мая. Однако Чарли быстро восстановился и причалил в порт Кобе с опережением графика.

Убийство министра обернулось для Чаплина огромным шоком. На следующий день он необычно долго стоял с опущенной головой перед дворцом в знак памяти о погибшем, а перед отъездом грустно отметил, что с такой слабой охраной японским политикам стоит ждать новых потрясений. Однако даже грозившая ему опасность и скомканный визит не лишили Чарли чувства юмора. Он искренне посмеялся над заговорщиками, которые хотели развязать войну с США с помощью убийства Чаплина, но не учли, что он британец.

«Представляю, как они исполнили бы свой план, а затем узнали бы, что убили англичанина, – веселился актёр. – Пришлось бы извиняться». Несмотря на экстремальные обстоятельства, Чаплин остался в Японии до 2 июня и проникся местной культурой. После возвращения в Штаты он неизменно с ностальгией вспоминал о поездке, а представление артистов театра Кабуки сравнил с «Ромео и Джульеттой».

Япония настолько восхитила Чаплина, что он посетил её ещё три раза. В один из визитов ему снова чудом повезло избежать беспорядков. В феврале 1936-го по пути в Страну восходящего солнца актёр задержался на Гавайях. Тогда же около 1500 вдохновлённых идеями национал-социализма молодых военных попытались свергнуть действующую власть, добились аудиенции у императора и спровоцировали национальную панику. Чарли приехал уже после разгона протестующих и ареста зачинщиков.

Политические убийства 1932 года и последовавшие за ними процессы над участниками «Лиги крови» оказались поворотным моментом в истории Японии. Сочувствующие считали Иноуэ Ниссо, Сейши Когу и их сторонников истинными патриотами, которые пошли на преступление лишь потому, что переживали за судьбу родины больше политиков и бизнесменов.

Вероятно, именно такой подход привел к необычайно мягкому наказанию для заговорщиков. Иноуэ и двух убийц из оригинальной «Лиги крови» приговорили к пожизненному, но остальные участники секты отделались сроками от трёх до 15 лет. В начале 1935-го 11 осуждённых амнистировали и освободили. Иноуэ выпустили в 1940-м, при этом записи о его действиях уничтожили. С юридической точки зрения он больше не считался преступником и не совершал никаких противоправных действий.

Так же мягко правоохранители отнеслись к убийцам премьер-министра. 11 молодых офицеров приговорили к четырём годам заключения, а троих зачинщиков – к срокам от 10 до 15 лет. Четыре участника оригинальной «Лиги крови» получили сроки по пять, восемь и 12 лет. Этот случай стал первым в истории Японии, когда общественное мнение настолько очевидно повлияло на решение суда. Даже обвинители говорили о приговорах почти извиняющимся тоном и переживали за преступников.

Военные преступления, неудачные путчи и мятежи начала и середины 1930-х катализировали возрождение японского милитаризма и привели к сближению с Третьим рейхом. После Иноуэ любой акт терроризма можно было оправдать как проявление верности императору и заботу о национальном благополучии. Экономический кризис, выход на первый план националистов, обвинения иностранцев и олигархов во всех бедах и требования вернуться «к истокам» – эти события и социальные тренды в Японии повлияли на формирование «оси» не меньше, чем аналогичные процессы в Германии.

Воспоминания Чаплина доказывают, что больше всего актёр переживал за уникальную культуру Японии, которая могла пострадать как от радикального национализма, так и от проникновения Запада. В начале 1960-х он так резюмировал свои рассуждения: «Как долго Япония сможет сопротивляться вирусу западной цивилизации – это спорный вопрос. Её граждане привыкли ценить простые моменты в жизни. Долгий взгляд на полоску лунного света, паломничество к цветущей сакуре, тихая медитация во время чайной церемонии. Возможно, скоро всё это накроет смог западной предприимчивости».

Символично, что именно изменивший представление о масштабах и возможностях своей профессии актёр прочувствовал социальную обстановку и японскую культуру более тонко, чем большинство учёных и журналистов.

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#история #япония #чаплин #кино #лонгриды #лигаавторов