Олимпиада-1936 – триумф пропаганды. Как нацисты скрыли ненависть к евреям, а мир поверил благодаря хорошему шампанскому

Многие страны сомневались насчёт выбора Берлина для проведения соревнований, но нацистское государство для большинства оказалось «стабильнее», чем социалисты и либералы в странах-конкурентах.

К 1936 году мнения относительно нацистской Германии разделились. Одни иностранцы считали её воплощением бесчеловечной диктатуры, основанной на принципах ненависти и фантазиях лидера. Другие видели в Третьем рейхе единственную альтернативу коммунистической угрозе и хвалили Гитлера за объединение нации. Неоднозначно иностранцы относились и к предстоящей Олимпиаде, которая должна была пройти в Берлине.

Изначально на проведение соревнований претендовали 13 городов, среди которых оказалось сразу четыре немецких: Берлин, Кёльн, Нюрнберг и Франкфурт-на-Майне. Наконец, список сократили до двух кандидатов. Когда в 1931-м Международный олимпийский комитет выбирал между немецкой столицей и Барселоной, Берлин казался более надёжным вариантом. Испанию охватил политический хаос: монархия пала, на внеочередных парламентских выборах победили социалисты и левые либералы, страну провозгласили «демократической республикой трудящихся всех классов».

Веймарская республика не поражала стабильностью после биржевого краха 1929 года и последовавшего экономического кризиса, но в стране хотя бы не пришли к власти левые, которых многие влиятельные европейцы в то время считали более опасной силой, чем нацистов. В начале 1930-х НСДАП боролась за власть с коммунистами, а главой государства формально оставался президент Пауль фон Гинденбург.

Несмотря на готовую инфраструктуру, возведённую к состоявшемуся в Барселоне спортивному фестивалю, политическая неопределённость вокруг Второй Испанской Республики оказалась решающим фактором. В голосовании за право провести Олимпиаду Берлин набрал 43 голоса, а столица Каталонии – всего 16.

В течение нескольких лет обстановка в Германии стремительно изменилась: нацисты добились абсолютной власти. К середине 1930-х они ещё не приступили к чисткам среди евреев, но открыто заявляли об антисемитизме, бойкотировали принадлежащие евреям магазины и практически исключили «нежелательных элементов» из жизни общества.

Ядром нацистской программы выступала конспирологическая теория о заговоре евреев и коммунистов. Больше всего от агрессивной пропаганды страдали обычные граждане, которые считали себя немцами, но неожиданно фактически оказались вне закона. Одноклассники издевались над еврейскими школьниками. Взрослым евреям запрещали заходить в магазины и бары, а на улицах их избивали штурмовики. К нападкам присоединялись даже немцы, которые до этого доброжелательно относились к евреям.

Многие интеллектуалы и чиновники призывали сборные своих стран отказаться от участия в Олимпиаде-1936, но официально бойкот объявили только Испания и СССР. В Каталонии даже запланировали альтернативную Народную Олимпиаду, в которой собирались участвовать около 6000 спортсменов из 22 стран, включая Великобританию, США, Норвегию, Швецию, Данию, а также команды беженцев из Германии и Италии. Начало Игр в Барселоне наметили на 19 июля, но соревнования сорвались из-за гражданской войны.

В Штатах протест против немецкой Олимпиады возглавил юрист Джеремайя Махони, президент Любительского спортивного союза США. Его активно поддержали лидеры Американского Еврейского конгресса и Еврейского рабочего комитета, но в декабре 1935-го на голосовании сторонники бойкота всё-таки уступили с разницей в три голоса, и сборная США отправилась в Берлин. Нацисты заверили, что не будут мешать иностранным еврейским спортсменам, хотя до этого на протяжении трёх лет исключали еврейских атлетов в Германии из клубов и отстраняли от участия в турнирах.

Из-за противоречивой информации большинство иностранных гостей летом 1936-го не знали, чего ожидать от Третьего рейха. Они много слышали и читали о бесчеловечности гитлеровского режима, но надеялись на лучшее и верили, что журналисты преувеличивают. Оптимисты не разочаровались: нацисты действительно организовали выдающийся спортивный праздник и убедили многих сомневающихся в своей доброжелательности.

Гитлер мало интересовался спортом, а в 1932-м заявил, что «организованные мировым еврейством игры едва ли возможны в государстве под управлением национал-социалистов». Однако министр пропаганды Йозеф Геббельс убедил фюрера, что Олимпиада поможет улучшить репутацию нацистов. «У немецкого спорта есть одна задача, – сказал Геббельс в апреле 1933. – Закалить характер германского народа, внушить ему боевой дух, воспитать стойкое товарищество, необходимое для борьбы за выживание».

Берлинская Олимпиада до сих пор считается одним из наиболее наглядных примеров пропаганды тоталитарных режимов. Сторонники Гитлера приложили огромные усилия, чтобы замаскировать насилие, жестокость и расовую ненависть, и показали всему миру положительные качества рейха: организованность, патриотизм, единство. Спустя всего несколько лет хвалившие немцев за порядочность и гостеприимство туристы недоумевали, как от них скрылось подлинное лицо нацизма.

Из-за блеска и размаха летней Олимпиады-1936 многие исследователи почти не уделяют внимания зимним Играм того же года, которые тоже состоялись в Германии. Тогда 646 атлетов соревновались в восьми видах спорта с 6 по 16 февраля в городах Гармиш и Партенкирхен, объединённых в горнолыжный курорт. Американский журналист Уэстбрук Пеглер отмечал огромное количество военных и описывал ту Олимпиаду как «великую военно-политическую демонстрацию нацистского государства при номинальном участии Международного олимпийского комитета».

В период подготовки возглавлявший оргкомитет Карл Риттер фон Хальт больше всего беспокоился из-за избыточной антисемитской пропаганды. «Если мы продолжим в том же духе, – рассуждал он. – Возмущённые жители Гармиш-Партенкирхена нападут и искалечат любого приезжего, хоть немного похожего на еврея».

К тому же выводу пришёл посетивший Германию с инспекцией президент МОК Анри де Байе-Латур. Функционер предупредил нацистов, что необходимо убрать любые проявление антисемитизма: плакаты, знаки, открытки. Великобритания, Франция и США и так относились к Третьему рейху с предубеждением. Демонстрация ненависти к евреям спровоцировала бы дипломатический скандал.

Немцы прислушались: для иностранных делегаций олимпийская деревня предстала безмятежным райским уголком без проблем внешнего мира. Со всей округи собрали и вывезли известный радикальной риторикой и призывами к насилию антисемитский еженедельник «Der Stürmer» гауляйтера Юлиуса Штрейхера. В олимпийскую деревню чудом пронесли несколько экземпляров газеты, но удивление спортсменов так и не переросло в скандал.

Высокопоставленные иностранцы восхищались манерами немецких дипломатов, а спортсмены в письмах родным не рассуждали о политике и не упоминали еврейский вопрос. Главной темой обсуждения стали не антисемитские акции (многие атлеты о них даже не подозревали), а сенсационный успех британских хоккеистов, которые в итоге выиграли золото.

Спортсмены относились к нацистским церемониям по-разному в зависимости от личных убеждений, но никто не углублялся в националистский подтекст Олимпиады. Капитан британской сборной, горнолыжник и противник гитлеровского режима Питер Ланн отказался участвовать в параде, но не в самих соревнованиях. Норвежская фигуристка Соня Хени, наоборот, запомнилась тёплым отношением к фюреру: с энтузиазмом вскидывала руку в нацистском приветствии, удостоилась от Гитлера аудиенции и подписанного фото.

Когда немцы подавали заявку на участие в Олимпиаде, НСДАП ещё не контролировала страну, однако спортивное мероприятие такого масштаба обеспечило нацистов идеальной площадкой для манипуляции общественным мнением. В те годы зимние Игры уступали по престижу летним, но даже они поразили зрителей размахом и пафосом. Вот как описал церемонию открытия отец Питера Арнольд Ланн: «Неожиданно сквозь метель показалась процессия. Первой шла греческая команда. Греки приветствовали того, кто больше подошёл бы для Спарты, а не для Афин. Среди разыгравшейся метели заполыхало пламя, вырвавшееся из жаровни. За ним зажглись олимпийские маяки на вершинах холмов».

Немцы уступили норвежцам и в общем зачёте, и по количеству золотых медалей, но добились главной цели: убедили доверчивых и не слишком внимательных гостей, что они не монстры. «Германское правительство считает Олимпиаду невероятно важным событием с точки зрения пропаганды, — телеграфировал британский посол в Германии Эрик Филиппс министру иностранных дел Энтони Идену. — Они рассчитывают продемонстрировать иностранцам мощь и солидность нацистского режима».

В наше время кажется удивительным, что европейские аристократы, влиятельные чиновники и знаменитые спортсмены проигнорировали противоречивую политическую ситуацию. За полгода до начала зимней Олимпиады в Германии уже ввели Нюрнбергские расовые законы, лишавшие евреев гражданства и возможности вступать в брак с «чистокровными» арийцами. Ещё летом 1934-го нацисты организовали известную как Ночь длинных ножей расправу над политическими оппонентами, в ходе которой погибли от 150 до 200 человек. Несмотря на жестокость режима, международные соревнования прошли с большим размахом.

Ввод немецких войск в демилитаризованную Рейнскую зону 7 марта 1936-го также не послужил поводом для санкций против рейха. 1 августа того же года в Берлине начались соревнования, которые по задумке Гитлера и Геббельса, должны были затмить все предыдущие Олимпиады. Так и получилось — тысячи гостей со всего мира наслаждались праздником и не заметили, как прямо перед ними набирала полную мощь преступная машина.

Для нацистской идеологии большое значение имела сформулированная личным архитектором Гитлера и будущим министром вооружения Альбертом Шпеером теория ценности руин. Она предполагала, что величие архитектурных сооружений определяется их внешним видом не только после постройки, но и после разрушения. Даже развалины должны производить неизгладимое впечатление и выступать в качестве моста от традиций прошлого к будущим поколениям. В соответствии с концепцией Шпеера и Гитлера олимпийские объекты проектировались так, чтобы поражать воображение даже через тысячи лет. Фюрер не хотел, чтобы наследники знакомились с историей рейха через ржавые обломки и груды металлического мусора.

В Берлине развернулись беспрецедентные по масштабу строительные работы, которые должны были увековечить столицу рейха, приблизить её по статусу и наследию к Афинам и Риму. В городе и окрестностях появились Олимпийская деревня на 140 коттеджей, манеж для верховой езды, хоккейный стадион, бассейн и — самое главное — Олимпийский стадион вместимостью 110 тысяч зрителей. Шпеер по приказу Гитлера скорректировал проект архитектора Вернера Марха — в русле теории руин металлический каркас заменили на натуральный камень.

Идея преемственности проявилась и в первой в истории эстафете Олимпийского огня. Концепцию разработал пропагандист и генеральный секретарь оргкомитета Карл Дим. По его задумке, доставка факела из Олимпии в Берлин с помощью нескольких тысяч бегунов отсылала к лампадодромии — древнегреческому ритуальному состязанию в беге с горящими факелами.

Кропотливая подготовка не сводилась к возведению объектов. Нацистам было необходимо скрыть от делегатов из международных организаций проявления ненависти к евреям. Они успешно справились с этой задачей: в 1934-м организовали роскошный приём для президента Олимпийского комитета США Эйвери Брэндеджа, а в 1935-м — для почётного президента МОК Пьера де Кубертена. В июне 1936-го проверяющие застали чистый, аккуратный, гостеприимный город и не зафиксировали никаких нарушений. Брэндедж выступил одним из главных противников бойкота Олимпиады. Движение за перенос соревнований он назвал попыткой политизировать спорт и еврейским заговором с целью испортить репутацию национал-социалистов.

Евреям запретили заниматься спортом на высоком уровне задолго до начала Олимпиады, но нацистам удалось заглушить возможное недовольство одним решением — они позволили выступить в Берлине фехтовальщице Хелене Майер, иммигрировавший из Германии в США в 1932-м дочери еврея и немки. Её приглашения оказалось достаточно, чтобы чиновники и другие атлеты проигнорировали процесс практически полного исключения евреев из спортивной жизни Третьего рейха.

Бегунья Лили Хенох 10 раз побеждала на чемпионатах Германии, но после прихода к власти нацистов из-за происхождения могла выступать лишь в специальных клубах для евреев. Та же судьба постигла тысячи других спортсменов, которые успешно выступали до 1933-го. Хенох не допустили на Олимпиаду, а шесть лет спустя депортировали вместе с матерью и братом в Рижское гетто, где почти сразу расстреляли.

Та же участь постигла нескольких спортсменов еврейского происхождения, которые всё-таки выступили на Олимпиаде. Например, польские пловец Илья Шрайбман и фехтовальщик Роман Кантор погибли в Майданеке, а французский пловец Альфред Накаш чудом выжил в Освенциме и выступил на Олимпиаде-1948 в Лондоне.

Прыгунья в высоту Гретель Бергманн уехала из Германии в Великобританию в 1933-м, но незадолго до Олимпиады нацисты вынудили её вернуться под угрозой репрессий в отношении родных. Спортсменка готовилась участвовать в соревнованиях в составе немецкой сборной, но незадолго до начала Игр её исключили из национальной команды под предлогом слабых выступлений. В 1937-м Гретель покинула Германию во второй раз и обосновалась в США.

Нацисты всеми силами минимизировали присутствие евреев на Олимпиаде, но делали это максимально незаметно. Пока спортсменов с «неправильной» родословной исключали из клубов, иностранцы обращали внимание только на чистоту улиц, тёплое отношение обычных немцев и индивидуальный подход. В Олимпийской деревне в 22 километрах от центра Берлина специально для финнов запустили сауну, а газон подстригли настолько ровно, что на нём можно было играть в гольф. В столовой немцы предлагали каждой сборной отдельное меню в зависимости от национальных предпочтений.

Ещё одним отвлекающим манёвром стало толерантное отношение нацистов к темнокожим спортсменам. Для сторонников Гитлера они были представителями низшей расы, но не такими опасными вредителями, как евреи. Немцы стерпели афроамериканцев на Олимпиаде, а сами атлеты ни разу не столкнулись с проявлениями расизма.

Доброжелательное отношение немцев к чернокожим спортсменам развеяло сомнения многих туристов и чиновников относительно гуманности гитлеровского режима. Нацистов полностью устраивало такое положение дел: их не радовали успехи завоевавшего четыре золота американца Джесси Оуэнса, но доброжелательное отношение к представителю другой расы отвлекло внимание от кошмарного положения евреев. Представители МОК и дипломаты считали, что нельзя подозревать немцев в национализме, если они даже к темнокожим отнеслись лучше, чем большинство белых в Штатах.

Скептически настроенные медиа получали мало поводов для критики — даже Оуэнс встал на защиту Гитлера, который по версии СМИ отказался от рукопожатия с Джессси. Спортсмен объяснил, что у фюрера просто не хватило времени, чтобы лично поздравить его в ложе, а афроамериканский редактор издания Pittsburgh Courier Роберт Л. Ванн восхитился тем, как Гитлер и Оуэнс отсалютовали друг другу под овации многотысячной аудитории. Позже атлет признался, что его больше оскорбил не нацистский лидер, а президент США Франклин Рузвельт, который не удостоил его поздравительной телеграммы.

В общении с приближёнными Гитлер возмущался из-за успехов темнокожих спортсменов, но на публике пренебрежение нацистов к «низшей» расе никак не проявлялось. Даже режиссёр Лени Рифеншталь в пропагандистском фильме «Олимпия» уделила значительное внимание триумфу Оуэнса. Такое отношение может показаться парадоксальным для нации, отстаивающей расовое неравенство, но на самом деле в нём нет ничего удивительного.

Нацисты не могли допустить до участия в Олимпиаде исключительно арийцев и пошли на уступки, но остались верны главному принципу. Несмотря на многочисленные проверки и требования, летом 1936-го в Берлине евреи всё равно остались изгоями, пока остальной мир наслаждался праздником.

За триумфом Оуэнса легко не обратить внимания на драму других американских легкоатлетов Марти Гликмана и Сэма Столлера. Накануне эстафеты на 400 метров обоих спортсменов еврейского происхождения без объяснения заменили на Джесси и Ральфа Меткалфа. Сборная в обновлённом составе легко выиграла золото, но Гликман и Столлер не сомневались, что решение отстранить их от забега связано с политикой. По результатам отборов именно они должны были бежать эстафету, но руководство сборной испугалось оскорбить Гитлера и Геббельса.

Сторонники Гитлера быстро осознали идеологический потенциал Олимпиады, и ещё до старта соревнований использовали предстоящее мероприятие, чтобы воодушевить простых граждан. Нацисты запустили по стране Олимпийский караван — процессию из четырёх дизельных грузовиков, украшенных баннерами со свастикой. К каждому автомобилю цепляли несколько трейлеров, которые функционировали как выставочные павильоны. Идея заключалась в том, чтобы показать немцам даже в далёких провинциях, какой национальный праздник состоится благодаря фюреру.

С таким же размахом от Бохума до Берлина провезли огромный колокол весом почти 14 тонн с надписью «Я призываю молодёжь всего мира» на основании. В каждом из городов, где останавливалась процессия, устраивали праздник, и транспортировка заняла несколько недель. Поддержка власти среди населения достигла пика — обычные граждане восхищались размахом предстоящих соревнований и гордились, что разруха после войны сменилась духовным подъёмом под руководством Гитлера.

Для нацистов было принципиально, чтобы Игры 1936 года получились уникальными. Одним способом добиться этого стали отсылки к культуре родоначальников Олимпиады, другим — размах церемонии открытия, которая впервые в истории транслировалась по телевидению в прямом эфире. Нацисты совместили представление сборных и прославление германской нации с военным парадом: разные части армии, флота и ВВС продемонстрировали строевой шаг. Руководители сборных встретились с Геббельсом и Герингом и удостоились ланча с Гитлером, а затем двинулись на Олимпийский стадион.

1 августа 1936 года несколько сотен тысяч человек на улицах Берлина наблюдали, как продвигался кортеж фюрера. Когда Гитлер поднялся на трибуну в сопровождении членов МОК и нацистских руководителей, зрители поприветствовали его вскинутыми вверх ладонями. Несколько оркестров исполнили Марш присяги на верность, гимн «Германия превыше всего» и песню Хорста Весселя — официальный гимн НСДАП. Над стадионом пролетел дирижабль «Гинденбург», за которым развивалось олимпийское знамя.

Немцы даже пригласили 63-летнего греческого крестьянина Спиридона Луиса, который в 1896-м завоевал золото в марафонском забеге на первых Играх в современной истории. Легендарный чемпион вручил Гитлеру оливковую ветвь, символ мира и преемственности. Завершили роскошное представление 20 тысяч выпущенных в небо над стадионом голубей. «Ни одна нация со времён Древней Греции не смогла передать дух Олимпиады лучше, чем Германия», — похвалил организаторов Эйвери Брэндедж.

Никогда раньше национальный лидер принимающей стороны не вызывал такого интереса, как Гитлер в Берлине. К 1936 году многие немцы прониклись к фюреру почти религиозным чувством, а на Олимпиаде их экстаз разделили некоторые иностранцы. Американка Карла де Врис осталась под таким впечатлением от харизматичного диктатора, что во время мужского заплыва вольным стилем на 1500 метров прорвалась через заграждение и поцеловала Гитлера.

Представители ближнего круга Гитлера ублажали высокопоставленных гостей и пытались растопить лёд в отношениях с настроенными против нацистов иностранными дипломатами. Геринг устроил банкет в здании оперного театра со слугами в камзолах 18 века и факелами, а затем ещё один приём в новом здании министерства авиации. Специально для этого мероприятия в саду возвели точную копию деревушки двухсотлетней давности с почтой, гостиницей и живыми осликами.

Автор книги «Записки из Третьего рейха» Джулия Бойд приводит воспоминания одного из приглашённых на вечеринку рейхсминистра авиации: «Ничего подобного не было со времён Людовика XIV». Свой приём, хоть и с меньшим размахом, провёл министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, которого 11 августа назначили послом в Лондоне. «Мне безумно понравилось, — записал английский парламентарий Генри Чэннон. — Прекрасный вечер, фантастический набор именитых гостей, общая нестандартность ситуации, превосходное качество шампанского».

Последним иностранных гостей накануне завершения Олимпиады развлекал Геббельс. Министр пропаганды пригласил все команды на остров на реке Хафель и восхитил спортсменов роскошными фейерверками. Вечеринки представителей нацистской элиты посещали не только атлеты и чиновники, но и аристократы: английские бароны, наследник итальянского престола принц Умберто с сестрой, шведский принц Густав Адольф и племянница датского короля Александрина-Луиза.

Несмотря на победы Джесси Оуэнса и критику отдельных медиа, Олимпиада в Берлине прошла для нацистов идеально. Немцы выиграли 33 золота (на девять больше, чем США), а всего завоевали 89 медалей — на 33 больше, чем американцы. Однако главный успех заключался даже не в спортивных достижений, а в антураже вокруг Игр. Благодаря общенациональному двухнедельному торжеству народ сплотился вокруг Гитлера. Иностранцы не заметили никаких признаков антисемитизма и решили, что обвинения в адрес национал-социалистов выдумывают их противники — коммунисты и евреи.

С прямыми трансляциями, эстафетой огня, документальным фильмом Рифеншталь и акцентом на национальное величие Олимпиада в Берлине задала тренды, которым следуют организаторы Игр и в 21 веке. «Это всё ещё был молодой режим, — рассуждает куратор мемориального музея холокоста Сьюзан Бахрач. — Он нуждался в общественной поддержке, особенно среди молодых людей, которые должны были воспринять и распространить идеи нацизма. Спорт и Олимпиада в частности послужили отличными средствами для привлечения аудитории на свою сторону».

Гости составили идиллическое впечатление о Германии, хотя уже через три года нацистские войска напали на Польшу, а ещё раньше оккупировали Чехословакию. После начала войны дипломатов, болельщиков и спортсменов критиковали за недальновидность, но полностью отстраниться от преступлений прошлого оказалось невозможно: в наше время политики по-прежнему используют спорт для демонстрации величия, укрепления власти и пропаганды. «Те соревнования послужили платформой для Олимпийских игр, какими мы знаем их сегодня, — уверен автор книги «Нацистские игры: Олимпиада-1936» Дэвид Клэй Лардж. — Смесь политических интриг и крайнего национализма никуда не исчезла».

Уже через несколько дней после церемонии закрытия Олимпиады режим явил задержавшимся спортсменам истинное лицо: в витрины магазинов и ресторанов вернулись таблички со словами «Евреям вход запрещён». Когда американский баскетболист литовского происхождения Фрэнк Любин отметил, что во время соревнований не видел ничего подобного, сопровождавший его немец ответил: «Тогда подобного действительно не было. Но теперь Олимпиада закончилась».

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#олимпиада #политика #история #лонгриды #лигаавторов