«У каждого из нас был погибший, который стал испытанием»: главное из общения основателя «Лизы Алерт» с TJ

Григорий Сергеев о том, что делать после трагедии в Саратове, почему полиция работает плохо и какой системы реагирования не хватает в России.

15 октября в гости к TJ приходил председатель поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев. Больше двух часов он отвечал на вопросы в видеотрансляции. Мы выбрали главное из общения Григория с пользователями, сократив некоторые ответы. Полную версию можно посмотреть в записи на YouTube, куда мы добавили таймкоды.

Каждый доброволец рано или поздно оказывается в ситуации, когда человека находят погибшим. Бывает, поисковик не может отстраниться и холодно это воспринимать. Второй раз будет уже не таким тяжёлым, потом организм адаптируется. Эмоции всегда есть, но уже нет такого уровня и накала переживаний, самобичевания. У каждого из нас был погибший ребёнок или взрослый, который стал тяжёлым испытанием. Я не помню, чтобы после такого кто-то уходил.

«Лизе Алерт» исполнилось девять лет, и теперь у нас появилась некая психологическая поддержка. Мы аккуратно пробуем оказывать помощь внутри отряда. До этого люди переживали всё внутри себя.

Мы заточены под всё: мы по-разному ищем пропавших в лесу молодых и пожилых людей, глухих, адекватных и неадекватных, детей. Различается дистанция, с которой мы будем кричать и ожидать отклик, в некоторых случаях приходится переходить к прочёсу — это очень трудозатратный метод.

Есть вещи, которые мы делаем более-менее одинаково. Мы всегда работаем по линейным ориентирам, соблюдаем правила поиска, делаем на входе большой опрос. Чем больше мы спрашиваем и анализируем, тем меньше потом работаем ногами. Незыблемое правило — абсолютная безопасность для каждого добровольца. Люди не ходят по одному, нет групп, состоящих только из девушек. Если где-то так происходит, это страшное нарушение.

Когда в городе пропадают бабушка или ребёнок, это совершенно разные поиски. Если ребёнок осознанно убежал на определённой территории, мы не можем расклеивать ориентировки, потому что он испугается и сбежит за пределы района, что будет большой ошибкой. В своём районе он бегает по известным местам, знает, где можно достать еду, такая территория безопаснее. Мы закрыто распространяем информацию: есть современные методы оповещения, уведомления для конкретной локации, которые могут рассылать операторы связи. Также мы распространяем ориентировки среди, например, работников торговых центров.

С бабушкой, наоборот, всё очень открыто, мы расклеиваем листовки. Надо следить, какие у неё привычки, разрабатывать любимые маршруты, например, к городу, где она раньше жила, заводу, где работала. В обоих случаях мы занимаемся патрулированием, проверяем подъезды.

Мотивация у волонтёров нематериальная. Мы спасаем жизни — делаем то, что недоступно больше никому. Когда вы тащите из леса человека, который без вас там бы остался, это невероятное ощущение. Такая мотивация вам и не снилась.

Самое страшное — возбуждённые родственники с купюрами в руках, которые идут на вас, как на немецкий танк, чтобы отблагодарить. Мы объясняем, что никогда не берём деньги. На сайте есть список нужд, эти вещи можно купить и подарить нам. Заработать деньги в «Лиза Алерт» невозможно.

Девятилетняя Лиза Киселёва пропала в Саратове утром 9 октября по дороге в школу. В ночь на 11 октября тело девочки нашли в одном из гаражей рядом с её домом. Полиция арестовала уже судимого Михаила Туватина, который признал вину в убийстве.

Никто не занимается здоровьем людей, которые убивают и насилуют детей. Это заболевание, которое можно пытаться выявлять. Большую часть таких преступлений совершают люди, которые уже привлекались по насильственным статьям. Этой тенденции много лет, вопрос в том, почему с этим ничего не делают.

В 21 веке можно контролировать человека после выхода из тюрьмы, например, с помощью gps-браслетов. Я не говорю про методы химической или хирургической кастрации, они неэффективны и оказывают патологическое влияние на больную психику. Но есть современные методы, которые могут уберечь большое количество детей, потому что мы дадим потенциальному преступнику понимание, что он под контролем.

В Саратове для предотвращения подобных историй решили снести гаражи. Если их не снести, там действительно может произойти ещё одно преступление, но точно так же оно может произойти за любым кустом.

В фильме «Нелюбовь» Андрея Звягинцева мальчик убегает из дома. Его поисками занимается отряд, прототипом которого стала «Лиза Алерт».

«Нелюбовь» — великое, как и всегда, произведение Андрея Петровича. Он очень старался показать всё максимально реалистично. Мы консультировали в каждом кадре, касавшемся поисковых мероприятий. Там снимается всё наше оборудование, штабы, машины, навигаторы, рации и компасы. Надо понимать, что это кино, и в нём используются специальные приёмы, мелкие отличия, которые не влияют на общую картину. Например, в жизни во время осмотра мы не ходим так быстро, передвигаемся только маленькими группами.

Не знаю, очерствел ли я. Это процесс. Я не могу испытывать эмоции, которые будут мешать действовать качественно. К каким-то историям есть охлаждение. Но мы делаем всё это, потому что нам не всё равно. Мы эмоционально хотим спасти человека. Конечно, такого уровня страданий, как у родственников, у нас нет.

В США есть система Amber Alert, которая работает только с похищенными детьми. Мы хотим ввести систему реагирования, которая будет охватывать все типы пропажи ребёнка: нам нужны не только похищенные дети, но и те, кто ушёл из дома, потерялся. Это может происходить на природе или в городе, у ребёнка могут быть нарушения в развитии. Всё это разные системы реагирования.

Мы ходили с уже написанными схемами к властям разных регионов. Девяти лет существования «Лизы Алерт» не хватило для того, чтобы убедить какие-либо государственные институты в том, что это хорошее дело.

Мой первый поиск был до «Лизы». В июне 2010 года пропал мальчик Саша. На форумах появилась информация, что нужны люди с внедорожниками. Мы с другом собрались, купили фонари и поехали, хотя у нас не было тогда никаких знаний. Я вообще не понимал, что мы будем делать. Ребёнка искали в лесу, где с ним разделилась мама, её нашли, а его нет.

Нам сказали, что с утра приедут 70 военных, нужны будут добровольцы, чтобы зайти с ними одной шеренгой. Мы с другом поступили так, как сейчас никому не разрешаем делать: пошли ночью в лес. В результате мы дошли с автомобильным навигатором до какой-то поляны, было как-то не по себе, мы решили возвращаться.

Мы набрели на огромную кучу людей, часть потерялась. Появилась информация, что ребёнка нашли. На добровольческом квадроцикле приехал врач. Когда мы вышли из леса, приехали разные службы, генералы, пресса. В обратной дороге по радио я услышал, что в поисках принимали участие 30 единиц техники и сколько-то сотен человек личного состава. Ни слова о добровольцах. Ночью в штабе была одна машина МЧС с одним дежурным.

Всё. Как какой-нибудь майор или капитан, который много лет занимается поиском пропавших, может получать меньше помощника машиниста, пришедшего учиться в железнодорожное депо? Чего мы от них ждём? Мы точно хотим, чтобы они нас защищали? Патрульный в Московской области с зарплатой в районе 35 тысяч рублей — это полная ***** [жесть].

Система не принимает новшества. Большую часть времени надо писать, отчитываться, и бумага намного важнее жизни человека. Ничего не меняется с советских времён. Времени заниматься настоящим розыском нет. Людей увольняют, сокращают отделы. В полиции многие мечтают работать по-другому, но я знаю печальные случаи, когда лучшие из них устают биться головой об стену.

Мы даже не знаем, сколько пропадает людей. Монополия на эту информацию у министерства. Было бы здорово, чтобы несколько раз в год нам рассказывали, что пропало столько-то людей при таких-то условиях.

#дети #полиция #благотворительность