Китайский путь — через изобретательство, войны и коммунизм к технологическому успеху и сверхдержаве

Удобный путеводитель по главным этапам истории страны, которая добивается экономического и политического успеха.

За последние годы в мире и интернете всё чаще заходит тема о Китае, а точнее — о его расцвете в начале 21-го века. Одни делятся в интернете новыми хвалебными одами «товарищу Xi», другие — ужасаются оруэлловскими сюжетами вроде социального рейтинга, третьи — просто следят за новыми успехами второй экономики мира.

Отдельные знания о Китае с трудом встраиваются в единое целое. Вроде бы там у власти коммунисты, но строят они почему-то капитализм. Вроде бы это древняя империя с кучей достижений, но 20-й век она встретила абсолютно отсталой страной. Вроде бы ещё несколько поколений назад там миллионами умирали от голода, но сейчас Китай — вторая экономика мира и, возможно, будущий лидер.

За парадоксами истории этой страны может быть непросто понять, как она шла к гегемонии в масштабе планеты. Но для самих китайцев такая постановка вопроса бессмысленна: их предки всегда считали, что именно их страна — вечный центр мироздания.

Оглавление

Классическая концепция гласит, что как государство Китай появился около пяти тысяч лет назад. Якобы здесь правили три властителя и пять императоров, легендарные полубоги-полугерои. Один из них, Хуан-ди, Жёлтый император, и создал первое китайское государство — Ся. Китайцы до сих пор почитают Хуан-ди как основоположника своей нации и государственности. В 21 веке историки сомневаются, существовала ли Ся на самом деле, так как все свидетельства об этом государстве относятся к более поздним периодам.

Истоки китайской цивилизации действительно уходят к неолитической революции. Первые оседлые культуры в центрально-северной части современной КНР археологи относят к 3-5 тысячелетиям до нашей эры. Древние китайцы одомашнили животных, освоили земледелие, знали ремёсла, плавили металл. Около 1600 года до нашей эры к северу от реки Хуанхэ сложилось первое доподлинно существовавшее китайское государство — царство Шан (Инь).

Шан вело успешные войны, образовав вокруг себя пояс из покорённых этносов. Один из них, чжоу, восприняли культуру и военное дело шаньцев. Около 1050 года до нашей эры они восстали против сюзеренов и захватили власть в царстве. Смена династии Шан на династию Чжоу стала прецедентом для китайской истории, что смена правящей верхушки не означает разрыва исторической преемственности. Лидер победителей, У-ван, позиционировал себя как потомка правителей полумифической Ся — то есть не узурпатора, а восстановителя исторической справедливости.

В эпоху Чжоу возникло одно из ключевых представлений национальной политической культуры. Речь идёт о концепции Небесного мандата. Согласно ей, власть правителям даёт обожествляемое Небо.

Верховные правители — больше чем просто политические лидеры, они — Сыновья Неба. Но высшие силы могут разочаровываться в пресытившихся властью династиях и передавать её более достойным кандидатам. По традиционным китайским представлениям, об утрате Небесного мандата свидетельствовали засухи, наводнения, неурожаи и другие природные бедствия.

Династия Чжоу номинально правила до конца 3 века нашей эры. Но большую часть этого времени Китай оставался конгломератом из дюжины конкурировавших друг с другом княжеств.

Только в 221 году до нашей эры правитель Цинь Шихуан-ди после серии военных побед собрал их в единую империю Цинь, от современной границы с КНДР до Южно-Китайского моря. Именно это событие западные историки считают рождением Китая как полноценной единой державы. Этноним China, устоявшийся в большинстве европейских языков — скорее всего, искажённое «Цинь».

Представления о государстве и праве внутри Китая во многом остаются производным от философских дискуссий 4-3 веков до нашей эры. В период раздробленности и междоусобиц образованные люди по-разному представляли, каким должен быть идеальный правитель.

Существовала жусюэ, «школа книжников», за рубежом известная как конфуцианцы, по имени наиболее яркого представителя — знаменитого философа Кунь-цзы (Конфуция). Она учила, что глава государства, даже обладая Небесным мандатом, обязан уважать обычаи, по-отечески заботиться о народе и руководствоваться традиционными представлениями о добре. Их же во главу угла должны ставить аристократы и простонародье.

Опосредованно учение конфуцианцев о добродетелях стало основой для пресловутого социального рейтинга в Китае, ведь Небо видит всех и всё, и всегда это учитывает.

Аристократам и простонародью оппонировали фацзя, «законники», которых в европейской традиции принято называть на латинский манер — легистами. Законники утверждали, что власть правителя абсолютна, и все жители обязаны ему слепо поклоняться. Стране необходимая чёткая единая система законов, любое неподчинение которым должно безжалостно караться.

Легисты заявляли, что правителю нужно руководствоваться соображениями практической пользы, а не какими-то абстрактными традициями и добродетелями. Большая часть людей, по их убеждению, к политике неспособна и не должна никак не вмешиваться в управление государством.

Эти идеи разделял объединитель Китая Цинь Шихуан-ди. Философ-легист Ли Сы стал серым кардиналом его правления. В империи Цинь воплощались все легистские идеи. Там установили единые для всех регионов налоги, систему мер и весов и сложную иерархию чиновников. Населению навязали множественные повинности, прежде всего — участие в стройке оборонительных сооружений на севере, ставших потом Великой Китайской стеной. Несогласных и потенциальных бунтовщиков показательно карали: несколько сот конфуцианцев сожгли вместе с их книгами.

Цинь Шихуан-ди и Ли Сы сознательно уничтожали любые свидетельства о былой раздробленности Китая. Полагалось, что новые порядки установлены на тысячи лет вперёд, и потомки должны считать единство страны вечным. На деле династия Цинь пресеклась на первом же наследнике своего основателя. Но империя сохранилась под началом новой династии Хань, правившей четыре века.

Основатель династии Хань Гао-цзу и его преемники официально придерживались конфуцианства, но под его вывеской продолжали жить легистские принципы. Современные китайские историки описывают это корректной формулой: «Кости фацзя обросли мясом жусюэ».

Ещё в начале имперского периода истории у китайцев сложилось представление о своей стране как о Чжунго, Срединной империи, вечном центре всего мироздания. Все остальные страны — это полупериферия или периферия. Первым, вроде вьетнамцев, корейцев или японцев, повезло больше — им географически проще постигать единственно истинную цивилизацию. А вот далёкие народы, вроде арабов или европейцев, обречены на варварское существование.

В 3-8 веках нашей эры такому специфическому мировоззрению поспособствовали многочисленные контакты с кочевыми народами, вторгавшимися в Китай с севера. Напряжённая борьба против разных племён не приводила Срединное государство к окончательным победам. В 220-589 годах под натиском нападавших единая империя распалась на Южные и Северные династии, причём северянами правили как раз потомки кочевников.

Разные завоеватели, от цянов в 3 веке до манчжуров в 1644 году, сталкивались с неразрешимой проблемой. Тактические победы оборачивались их стратегическими поражениями. Чтобы управлять китайцами, они вынужденно принимали язык покорённых, их культуру и образ жизни. В результате более многочисленные ханьцы через два-три поколения обычно ассимилировали побеждавших их дикарей. Даже грозные монголы, подчинив себе Срединное государство в середине 13 века, стали новой китайской династией Юань.

Всё это закрепляло идею об исторической бесконечности Китая и бессмысленности войн, как занятия менее развитых народов. «Ценное железо не пускают на гвозди, стоящие люди не идут в солдаты», — гласила конфуцианская пословица. Считалось, что в начале 10 века могущественная в военном отношении империя Тан как раз пала из-за интриг своих полководцев. Последующие правители намеренно ограничивали боеспособность армии и полномочия её командиров.

Большую часть истории китайская цивилизация доминировала над всеми остальными в мире не в военном отношении, а технологически. Ещё в третьем тысячелетии до нашей эры здесь освоили бронзовую металлургию. Около 200 года до нашей эры китайские мастера научились выплавлять чугун — почти на две тысячи лет раньше европейцев.

Достижения в металлургии сказывались на всех сторонах жизни китайского общества. Металл позволял не только воевать, но и засеивать больше земли, возводить многоэтажные дома, строить для повышения урожайности плотины и каналы, прокидывать мосты.

Технологический прогресс обеспечивал рост населения и торговлю с разными зарубежными государствами. Главным предметом экспорта традиционно служили шёлковые ткани. Производить их китайцы научились ещё до создания государственности, а около 400 года до нашей эры они освоили цветное ткачество.

Четырьмя великими изобретениями Китая принято называть бумагу, книгопечатание, порох и компас. Но реальный перечень достижений китайской мысли этим не исчерпывается. Не позднее эпохи Сун (960-1279 года), задолго до европейцев, ханьцы уже использовали разные технические устройства, от доменных печей и буровых скважин до водяных часов и рыболовной катушки.

На технологических достижениях Китая основывалось непрерывное производство и торговля внутри страны. Всё это гарантировало, что даже при новой политической нестабильности Китай сможет откатиться к исходному состоянию.

Западные историки отмечают, что единство страны также скрепляла сама география. В так называемом «внутреннем Китае», историческом ядре государства, отсутствуют непреодолимые преграды вроде гор или пустынь. А две крупные реки, Хуанхэ и Янцзы, как раз служили транспортными артериями. Это помогало титульному этносу, ханьцам, за счёт многочисленности и деловой активности ассимилировать иноязычные меньшинства.

Кульминацией технологического превосходства Китая в мире стали экспедиции Чжэн Хэ. В 1405-1431 годах этот флотоводец по поручению императора Юнлэ совершил семь путешествий по Тихому и Индийскому океанам, от современной Индонезии до Кении и Саудовской Аравии.

По количественным характеристикам морские походы Чжэн Хэ многократно превосходят плавания европейцев времён Великих Географических открытий. Под началом китайского адмирала ходили флотилии в 30-40 баочуаней, «драгоценных кораблей», каждый из которых был в несколько раз крупнее колумбовского флагмана «Санта-Марии».

Путешествия Христофора Колумба, Фернана Магеллана и Васко да Гамы изменили мир. Европейцы приступили к колонизации новых континентов и торговле с ранее неизвестными странами. Плавания Чжэн Хэ никаких практических результатов не дали — кроме коллекции экзотических древностей в Пекине и церемониальных признаний азиатскими царьками превосходства над собой китайского императора.

Отчёты экспедиций привели правившую династию к странным выводам. Императорский двор убедился в недосягаемом для остальных народов величии Китая. Элиты решили, что стране надо свести к минимуму любые внешние связи. По такой логике, самой империи контакты с «варварами» никакой бы пользы не принесли, а вот «дикарей» они могли бы прокачать в развитии до сопоставимого с китайцами уровня. Несколько веков династии Мин и Цин сознательно держали страну в изоляции, сведя внешнюю политику к установлению протектората над соседями, вроде тибетцев или уйгуров. Это привело к губительным последствиям.

В 1830-х годах Китай столкнулся с экспансией Великобритании и других западных держав. Иностранцы, с их точки зрения, изначально предлагали приемлемые условия — дипломатические отношения и паритетную торговлю. Но ментально застрявшую в 15 веке цинскую верхушку оскорбляла сама постановка вопроса: Сыновьям Неба предлагали уравнять себя с заморскими варварами.

Противоречия привели к двум Опиумным войнам (1840-1842 и 1856-1860 годов). Названия им дал формальный casus belli — западная торговля наркотиком в нарушение местных законов. Технологически отстававший за несколько веков изоляции Китай потерпел в обоих конфликтах поражения от британо-франко-американской коалиции. Проигравшим навязали серию унизительных соглашений, они выплатили огромную контрибуцию и экономически стали полуколонией Запада.

Поражения в Опиумных войнах не привели к существенным изменениям внутри Китая по типу японской реставрации Мэйдзи. Вплоть до 20 века императрица Цы Си консервировала в стране средневековые порядки. Только в 1911 году династию Цин свергла демократическая Синьхайская революция, получившая название в честь года железной свиньи по восточному календарю.

1 октября 1949 года коммунисты во главе с Мао Цзэдуном провозгласили Китайскую народную республику. До этого они при поддержке СССР выиграли в затяжном гражданском конфликте, на который пришлась Вторая мировая война. Тридцатилетняя запутанная междоусобица с участием Японской империи стоила жизни десяткам миллионов китайцев.

Главные враги коммунистов, националисты из Гоминьдана («Народной партии»), бежали на остров Тайвань. Их лидер Чан Кайши, опираясь на американскую военную помощь, позиционировал свой режим как единственно законную китайскую власть. В 1970-х годах мировое сообщество признало таковой только КНР. Тайвань с тех пор де-факто остаётся суверенным в рамках противоречивой концепции «Одна страна — две системы».

Пропаганда позиционировала Мао Цзэдуна как совершенно особую личность — «Великого Кормчего». Коммунисты объясняли, что их лидер одновременно освободил трудящихся от гнёта эксплуататоров и вернул стране единство, открыв Китаю путь к величию времён древних династий. В начале 1950-х годов Мао использовал свою неограниченную власть для устранения всех возможных конкурентов среди однопартийцев.

В 1958 году он инициировал «Большой скачок» — форсированную индустриализацию Китая, остававшегося на 90% аграрной страной. Плохо продуманная программа привела к катастрофическому голоду и потери трети валового национального продукта. В 1966-1976 годах другим сомнительным начинанием Мао стала «Культурная революция» — массовые политические репрессии. Политика «Великого Кормчего», по разным данным, унесла до 100 миллионов жизней.

В 1976 году, после смерти основателя КНР, власть перехватила фракция его умеренных критиков во главе с Дэн Сяопином. Он инициировал судьбоносные для республики реформы. Китайцам разрешили заниматься бизнесом, а внутренний рынок открыли для западных компаний. Впервые за десятки веков истории Китай при политическом единстве встроился в мировую торговлю, пересмотрев традиционное представление о своём месте в мире.

Номинально Дэн Сяопин никогда не руководил ни государством, ни компартией. Но на деле именно он координировал переход от сверхцентрализованной плановой экономики к свободной рыночной, при почти полном сохранении политической системы.

Реформы Дэна и его соратников проходили очень осторожно. В 1978 году полукапиталистические эксперименты легализовали только в пяти небольших особых зонах на юго-востоке страны. И только с середины 1980-х новые порядки постепенно начали внедрять в разных провинциях Китая. Политическое руководство обосновывало каждую новацию псевдомарксистской риторикой: у республики свой особый путь к социализму, и социалистический строй не означает строгих централизаторских порядков в экономике.

Изначально основными отраслями служили сельское хозяйство и изготовление товаров массового потребления. Но в 1988 году Дэн пророчески заявил, что «первостепенными производительными силами служат наука и техника». В 1990-х годах в Китае начали развиваться наукоёмкие производства, которыми всё чаще распоряжались частные владельцы. Этому способствовала политика нового руководителя страны Цзян Цзэминя. В 1995 году на пленуме центрального комитета компартии населению объявили, что в стране сложилась «социалистическая рыночная экономика».

В 2001-2005 годах в Китае демонтировали остатки командной экономики. Политическое руководство гарантировало зарубежным инвесторам свободу для финансовых потоков и незыблемость частной собственности. Для поддержки экономического климата в стране запустили масштабную кампанию по борьбе с коррупцией. Если в конце 1990-х годах КНР входила в 10% самых коррумпированных стран мира, то по состоянию на 2021-й — уже крепкий середняк рейтинга (66-я из 180), ровно на 70 пунктов опережая Российскую Федерацию.

Экономические реформы не привели к демократизации политической системы. Такой порядок сохранился и при его преемниках — Цзян Цзэмине, Ху Цзинтао и нынешнем председателе КНР Си Цзиньпине. Китай остаётся де-факто однопартийным авторитарным государством — под властью компартии, но с рыночной экономикой.

Малый и средний бизнес в республике даёт более 60% валового внутреннего продукта и обеспечивает около 80% рабочих мест. При этом высшее руководство Китая позиционирует себя марксистами и утверждает, что в стране строят социализм, только с национальной спецификой. Иностранные обозреватели обычно объясняют этот парадокс тем, что атрибуты коммунистической системы помогают элитам легитимизировать власть. А попытки любой её перестройки кажутся китайским политикам чреватыми ненужными потрясениями.

Многие внутри страны убеждены, что строгая иерархия однопартийной системы служит лучшим средством для социальных программ, таких как борьба с бедностью или коррупцией. И для достижения этих целей большинство населения молчаливо поддерживает такие сомнительные для западного человека практики как социальный рейтинг или «Великий золотой щит», тотальную систему интернет-цензуры.

В 21 веке Китай окончательно стал частью мировой экономики. Доля Китая в мировом хозяйстве выросла с 4 до 20% — прежде всего, за счёт банковского дела, финансовых услуг, информационных технологий и торговли бытовой техникой. В следующие несколько лет страна должна стать первой экономикой мира, даже при снижении темпов экономического роста из-за торговой войны с США.

Страна начала экономическую экспансию в дальнее зарубежье, вплоть до Африки и Латинской Америки. Представители КНР позиционируют отношения с партнёрами как взаимовыгодные, основанные на всестороннем сотрудничестве. Иностранные критики обращают внимание, что под красивыми формулировками китайцы по бросовым ценам скупают в более бедных странах продовольствие, полезные ископаемые и другие ресурсы. Причём нередко речь идёт об экологически опасных для младших партнёров Пекина проектах, грозящих гибелью местной флоре и фауне.

Доминируя над развивающимися странами, Китай обеспечил неуязвимость для постиндустриальных конкурентов. К концу 2000-х в стране оформились современные высокотехнологичные концерны, такие как ZTE, Huawei или Xiaomi, за счёт которых страна уже теснит традиционных лидеров в электронике.

В 2009 годах иностранные гиганты вроде Google, YouTube, Twitter и Facebook оказались заблокированными в Китае по политическим причинам. Пекинские власти посчитали эти сервисы средством коммуникации для инакомыслящих, вроде сепаратистов в Синьцзян-Уйгурии. Оказалось, что КНР могла себе позволить такой рискованный шаг.

За пореформенное двадцатилетие внутри страны сложилась прослойка собственных специалистов. Они смогли обеспечить подконтрольную правительству и удобную пользователям работу сервисов, аналогичных общемировым масс-медиа, вроде Baidu или WeChat. У Китая появился свой автономный и «независимый» интернет, который не только не давал спуску иностранным конкурентам, но и быстро начал диктовать собственные условия на IT-рынке.

Мировой порядок с Китаем во главе из древней космографической концепции незаметно становится реальностью. Реальностью, которая будто бы строится сама по себе.

Основные источники статьи:

#разборы #лигаавторов #китай #политика #технологии