«Каждый день я приходила, как на войну»: монологи людей, которые подверглись травле в школе

Почему буллинг приводит к психологическим проблемам, с которыми сложно справиться во взрослой жизни, и как школа разрешает такие конфликты.

Психологическое давление, травля, насмешки — с издевательствами в школе сталкиваются многие российские школьники. Жертвой может стать любой: детей дразнят не потому, что их оппоненты «странные» или «слабые», а поскольку желают доминировать через унижение. Учителя и родители чаще всего обращают внимание на проблемы, только когда ситуация становится критической.

Специалисты из института образования ВШЭ (Высшая школа экономики) провели исследование среди 1,5 тысячи старшеклассников и студентов, с помощью которого выяснили, что с буллингом (травля) в российских школах сталкивается около 27,5% учеников. Похожие данные у Всемирной организации здравоохранения, которая проводила опрос среди 11-летних детей, где 23% девочек и 27% мальчиков подвергались унижениям со стороны сверстников. В 2018 году работники проектно-учебной лаборатории образовательной и молодёжной журналистики ВШЭ провели онлайн-опрос и выяснили, что 70% учителей становились жертвами травли со стороны учеников. А 6% респондентов отметили, что их регулярно унижают.

Многие считают это «школой жизни», которую должен пройти каждый, но буллинг травмирует детей и влияет на их взрослую жизнь. Педагоги, которые подверглись травли со стороны коллег или учеников, обычно теряют желание преподавать. TJ поговорил с теми, кто подвергся буллингу.

Травля началась в начальной школе — тогда моя мама стала депутатом, курирующим образование в регионе. Все учителя знали её, так как она раньше работала с ними, поэтому я часто слышала такие слова: «Как такая тупая девочка могла воспитываться у такой умной женщины?». Я плохо помню, как реагировала. Отвечала, что мама всех уволит.

Учительница не разговаривала со мной, игнорировала ответы, не подходила, чтобы помочь с заданием. Спортивный тренер говорил, что без мамы я никто. Всё это давление привело к первому нервному срыву в восемь лет — я заедала стресс, перестала заниматься спортом и практически ни с кем не общалась. В какой-то момент сказала: «Мамочка, я не хочу туда идти — они меня ненавидят».

Мальчики вплоть до 11 класса обзывали меня «свиньёй» и «жирдяйкой». В шестом классе они разрезали спортивные штаны, которые лежали в раздевалке, а потом смеялись, что штаны разошлись из-за веса. Подобных случаев было очень много: практически каждый день я приходила в школу, как на войну. В столовой одноклассники кидались едой, поэтому приходилось есть в туалете, чтобы меня не могли достать. Как-то на уроке литературы одноклассник ради шутки толкнул меня со стула, и я упала вместе с партой, поцарапав всё лицо.

В обиду себя не давала: дралась, обзывалась и спасалась как могла. Родители не верили мне, а, может, не хотели верить. Мама часто приходила в школу и говорила, что я конфликтный ребёнок и не могу ни дня без происшествий. В кабинет директора я попадала часто, да и мамы одноклассников приходили разговаривать со мной. Никто не верил, что я защищаюсь от нападок.

Также издевались учителя. Начала травлю учительница по МХК (мировой художественной культуре – прим. TJ). Она говорила одноклассникам, что со мной лучше не общаться и не дружить, так как я из обеспеченной и сложной семьи. Учитель не хотела отправлять меня на региональную олимпиаду, хотя я самостоятельно прошла все этапы. Она пришла к директору и сказала, что не поедет со мной никуда и нужно взять другую девочку. Вряд ли я смогла что-то сделать, если бы не вмешалась мама. Как оказалось, учительница была знакома с моим папой, и у них был какой-то неразрешённый конфликт.

Другие учителя проецировали комплексы и несбывшиеся надежды на меня. Говорили, что моя мама ужасный человек и бездарный руководитель. Некоторые в открытую говорили одноклассникам, что мама покупает мне оценки. Другой учитель, когда-то работавший с мамой, обзывал и угрожал плохими оценками.

Мама осознала проблему спустя два года после окончания школы, когда в городе учитель довёл ученицу до булимии (психическое заболевание, характеризующееся расстройством пищевого поведения — прим. TJ). Она просила прощения и хотела всё исправить. Некоторые одноклассники спустя годы также извинились. Но я не могу никого простить, эта травля до сих пор живёт со мной.

После школы я доводила себя тренировками и диетами, чтобы быть стройной и выглядеть идеально. Боялась общаться с парнями, думая, что они меня будут обижать и носила мешковатую одежду. Ругала себя и била по животу, хотя была уже очень худой. Буллинг сформировал человека-одиночку, который борется со всем один. Но всегда должен быть рядом человек, который сможет поддержать и защитить от такой токсичности.

После окончания университета в 2013 году я устроилась учителем физкультуры в школу. Первое время работала с энтузиазмом: взяла под руководство сложный класс и организовала театральный кружок. Особой гордостью для меня стала команда по чирлидингу. Собрала большую команду, где дети учились доверять и поддерживать друг друга. Проводила много времени с учениками: мы разговаривали, ездили на соревнования и выигрывали для школы кубки.

Так как школьный коллектив был довольно возрастным, коллеги воспринимали меня несерьёзно из-за молодого возраста. В паре работал пожилой физрук, который уже много лет преподавал в этой школе. Он постоянно поучал, делал замечания и подавлял. Однажды отчитал меня как школьницу прямо при моих учениках. Я спокойно ответила, что мы с ним имеем равное положение, так как мы оба учителя. После этого случая он постоянно жаловался на меня директору и завучу.

Отношения с детьми у меня складывались замечательные – я никогда не применяла силу и агрессию к детям. Но пожилые коллеги наказывали учеников за непослушание и обзывали их. Мне кажется, что учителя должны проходить тестирование у психолога, а если работа с детьми раздражает, то лучше уйти на пенсию.

У нас не было униформы, поэтому я приходила в ярких спортивных костюмах. Соцсети не скрывала, вся информация была на личных страничках. Там я хранила старые студенческие фотографии с вечеринок и фото в купальнике. И как-то мне позвонила директор и сказала: «Юля, у тебя есть пять минут, чтобы доехать до школы». Я не понимала, в чём дело. Пока я ехала в школу, позвонил друг и рассказал, что мои фотографии показывают по всем каналам.

Под давлением я написала заявление задним числом. Позже адвокаты говорили мне, что подобные действия незаконны, так как мне могли сделать только выговор. Но я не хотела бороться с этим и возвращаться в школу после такого скандала. Первые несколько дней были адом. Я не хотела идти домой, потому что за мной следили журналисты, и плакала из-за того, что не смогу больше работать с детьми.

Я пыталась найти работу, но уже не в школе. Сначала работала организатором мероприятий, в продажах, даже редактором на телевидении. А потом уехала в отпуск в Турцию, чуть позже встретила мужа и осталась там. Я плохо помню тот период, только запомнила кабинет и ту женщину из министерства.

Вся травля началась в восьмом классе, когда я увлёкся винтажными вещами и фотографией на плёнку. Мне нравится до сих пор ездить в Европу и искать редкие и необычные вещи. Всё началось с того, что я нашёл старый фотоаппарат дедушки и учился фотографировать и проявлять плёнку. В какой-то момент одноклассники в соцсетях под публикациями с плёночными фотографиями писали мне: «Фу, ну ты и мудак», «ну что за кошмар», «тупой педик».

Я не понимал, откуда весь этот негатив, поэтому решил поговорить напрямую. Мы встретились, после чего они избили меня и разбили фотоаппарат. Весь класс обзывал меня «хипстером» и «бомжом», некоторые писали это на двери моей квартиры. Мне пришлось закрыть все соцсети, прекратить со всеми любое общение и держаться обособлено.

После этих слов мне стало плохо, потому что учитель — тот, кто должен разрешать такие конфликтные ситуации без обвинений и претензий. Но я не собирался пренебрегать хобби ради других. Одноклассники продолжали караулить после школы и избивать. Я полгода ходил в школу с разбитым лицом.

Родители не выдержали и пошли к директору, но он пожимал плечами. Из-за последнего избиения я попал в больницу, и мама написала в прокуратуру. У меня было сотрясение и сломанный палец, который не смогли вправить. Поэтому на память о травле остался кривой палец на руке.

Помню, что в школе в течение года проводились проверки, после которых уволили директора и нескольких учителей. Оказалось, что не я один страдал от травли и насилия. Девочку из параллельного класса одноклассники довели до психиатра, который диагностировал депрессивное расстройство. Она пыталась совершить суицид.

После этого из учителей и одноклассников с нашей семьёй никто не разговаривал. Когда они встречали меня или маму на улице, в магазине или общественном транспорте, то делали вид, что нас нет. Я очень переживал, что со мной никто не захочет общаться, и какое-то время считал себя стукачом.

В 10 классе я перешёл в новую школу, где ко мне отнеслись дружелюбно. Но первые три месяца держался настороженно: никому не говорил, где живу, не добавлялся в соцсети и не отвечал даже на уроках. Со мной какое-то время общался школьный психолог: он мне помог наладить отношения с новыми одноклассниками.

Сейчас я понимаю, что это подтолкнуло меня стать юристом и защищать жертв насилия. Но я никому и никогда не пожелаю столкнуться с подобным. Недавно встретил бывшего одноклассника, который избивал меня. Он подошёл ко мне и стал просить прощения за то, что сделал со мной такое.

О том, как бороться с травлей в школах, рассказала TJ руководитель программы ТравлиNet при благотворительном фонде «Журавлик», педагог-психолог Мария Свир. Специалисты программы хотят сформировать психологически безопасную атмосферу для учеников и снизить уровень жестокости в подростковой среде, а заодно предупредить детские суициды.

О травле раньше не говорили — первые исследования проводили совсем недавно. Поэтому на травлю, как на большую проблему, начали обращать внимание в России лишь несколько лет назад. И когда в инфополе стала просачиваться информация о последствиях буллинга и печальная статистика, взгляд общественности обратился на проблему. Сейчас готовится законопроект о кибербуллинге. Надеемся, что в скором времени появится и закон о школьной травле.

Уверенный спокойный отпор — лучший метод против травли в моменте. Показать обидчику, что с тобой так нельзя обращаться, сказать ему об этом. И первым делом рассказать о травле родителям. Если в коллективе есть травля, то скорее всего вся атмосфера в школе оставляет желать лучшего.

Дети моментально считывают взаимоотношения среди взрослых и переносят их на свой круг взаимодействия. Можно поговорить о проблеме с директором, но чаще всего травля в коллективе говорит о дискоммуникации руководителя с педагогическим составом.

Мы всегда говорим детям, что надо искать взрослого, который точно поможет. Это может быть старший брат, дядя, тетя, бабушка, школьный психолог — кто угодно, кто готов включиться и помочь. Что может сделать взрослый — поддержать своего ребёнка показать, что вы приложите все усилия, чтобы остановить травлю.

Необходимо собрать фактические доказательства травли и разобрать их вместе с классным руководителем и администрацией школы. Если школа не принимает дальнейших мер, можно писать жалобы в Роспотребнадзор, прокуратуру или департамент образования. На это время ребёнка лучше всего перевести на домашнее обучение. Также прекрасной альтернативой будет переход в другой класс или в другую школу, чтобы избежать дополнительной травмы от пребывания во враждебно настроенном коллективе.

О том, как проблема травли может выглядеть со стороны руководства школы, TJ рассказал директор лицея № 14 в Тамбове Геннадий Любич.

Травли в школе происходят ежегодно. Иногда травле подвергает учитель, но это может быть связано с его неопытностью или молодостью, либо некомпетентностью. Бывают злые дети, которые замечают ошибки педагога, высмеивают или рисуют на него карикатуры. Но чаще травле подвергаются ученики.

Задача классного руководителя: сплотить класс, нивелировать конфликтные ситуации и объяснить детям, почему травля — это неправильный подход. В нашем лицее учатся дети с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья — прим. TJ), а дети, которые быстрее схватывают школьную программу, начинают их высмеивать. И тут нужно показать, что смеяться над этим не стоит.

Самое ужасное — травле подвергаются ученики, которые хотят учиться. Более слабые дети пытаются осадить стремление ребёнка к учёбе, и тогда у него пропадает желание посещать школу.

Поэтому сначала классный руководитель работает с ребёнком лично, потом учитель должен вывести на диалог обе стороны конфликта. Но главное — чтобы дети ещё сильнее не озлобились друг на друга.

Если эти меры не помогают, то есть вариант перевести ребёнка в другой класс или на домашнее обучение. Либо нужна работа со школьным психологом, службой медиации (способ урегулирования споров при содействии посредника — прим. TJ) и администрацией школы. Директор также должен вмешиваться и говорить с детьми. В каждой школе организуется комиссия по решению конфликтов. Эта комиссия решает не только детские конфликты, но и рассматривает этические вопросы преподавателей.

Бывают моменты, когда учитель позволяет себе оскорбить ученика, то сразу начинает работать конфликтная комиссия. Она формируется из родителей и работников школы. За 11 лет моей работы директора в лицее два раза создавали такую комиссию.

Многое зависит от института классного руководства. Сейчас в России на него обратили внимание (региональный проект Институт классного руководства «Новый формат»): специалистам стали доплачивать и поддерживать премиями, изменились обязанности. Сейчас руководитель проводит совместную работу с детьми: ходит в кино или театр, организует мероприятий и решает любые конфликты. Всё это способствует сплочению.

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#психология #отношения #лонгриды #истории #лигаавторов #образование