Саботаж редакции, неосталинизм и «отбили нашего парня»: о чём фильм про «Медузу» и почему его упрекают в предвзятости

В выпуске «ещёнепознера» о «правдивой» истории проекта представлена версия одной стороны, а эпизод с домогательствами обошли стороной.

На YouTube-канале «ещёнепознер» вышло трёхчасовое видео про историю «Медузы» с подзаголовком «Как это было на самом деле». Двое из троих её основателей — гендиректор Галина Тимченко и главный редактор Иван Колпаков — отвечают на популярные вопросы к изданию: от марша за Голунова и «отбили нашего парня» до отношений с Навальным. Последствия скандала с сексуальными домогательствами, героем которого был главред «Медузы», тоже упоминаются, хотя сам эпизод с харассментом не обсуждают.

Автор «ещёнепознера» — Николай Солодников, друг интервьюируемых и муж журналистки Катерины Гордеевой, которая регулярно пишет для «Медузы». В соцсетях выпуск раскритиковали за нарочитую комплиментарность и однобокость. Несмотря на то, что он позиционируется, как фильм о том, как всё было «на самом деле», в нём представлена только версия событий Колпакова и Тимченко, а бывшие сотрудники, покинувшие редакцию из-за разногласий, рассказали, что «ещёнепознер» не пытался с ними связаться.

TJ пересказывает самые любопытные моменты выпуска и возникшие к нему претензии.

Некоторые вопросы и ответы приведены в сокращении.

25 октября 2018 года Тимченко сообщила о временном отстранении Колпакова. В этот же день Русская служба Би-би-си заявила, что поводом для этого стал его конфликт с женой одного из сотрудников «Медузы»: на корпоративе издания в Риге главный редактор, будучи пьяным, «прикоснулся» к её ягодице и сказал, что ему за это ничего не будет. В ноябре Колпаков подал в отставку, а в марте 2019 года после внутреннего разбирательства вернулся на свой пост.

После скандала из «Медузы» ушли многие сотрудники, включая одного из основателей — Илью Красильщика. В июне 2020 года Колпаков впервые прокомментировал случившееся. Он назвал инцидент на вечеринке «грубой шуткой» и считает, что «за свою ошибку заплатил сполна».

В видео Солодникова эпизод с харассментом не обсуждается: упор сделан на то, какие последствия он имел для издания, происходившее называют «кризисом». Кроме того, ведущий вместе с Колпаковым и Тимченко рассуждает о «новой этике» и своём отношении к ней.

Колпаков: Конечно, когда случился кризис 2018 года, немонолитность сыграла свою роковую роль (то, что в редакции было два «лагеря» — бывший коллектив «Ленты» и люди из «Афиши» — прим. TJ). Это был очень тяжёлый кризис именно из-за того, что команда внутренне делилась на некоторые партии. Это была партийная система.

Солодников: Под кризисом 2018 года ты имеешь в виду весь скандал вокруг тебя и так далее.

Колпаков: В общественном сознании это не разделено, но это два разных события. Одно — это крайне нелепая история, в которой я был главным героем, которая мне очень дорого стоила. И вторая история — уход Ильи Красильщика.

Солодников: Но это же истории, связанные между собой.

Колпаков: Нет.

Тимченко: Пожалуй, это был второй страшный день в «Медузе», когда несколько людей отказались работать. Они фактически объявили мне забастовку.

Меня вызвали на летучку и сказали, что пока мы не разберёмся с этой ситуацией, они отказываются работать.

Солодников: Много народу было?

Тимченко: Скажем так, «Лента» не отказалась работать. Редакция разделилась, в этом вся беда. На летучке я вела себя глупо. Я спросила: «Чего вы от нас ждёте?» Они сказали: «Чтобы вы решили эту ситуацию». Мы [с Колпаковым] поднялись наверх и позвонили Илье, который был в Америке. Я попыталась как-то успокоить людей, но неправильно оценила, что не будет никакого «мира под оливами».

Солодников: Как ты думаешь, в чём причина такого отношения к этой истории, в частности? Это делалось для того, чтобы в представлении этих людей расставить правильные этические флажки или для перестановки сил в редакции?

Тимченко: Я думаю, что у каждого была своя мотивация. Не было никакой общей тенденции. Кто-то не испытывал симпатии к главному редактору и мечтал о его замене. Кто-то искренне считал, что так поступать неправильно, кто-то заблуждался, кто-то вёл свою игру. Илья вернулся и не стал с нами разговаривать. Я однажды поймала его на кухне и сказала: «Илюш, хватит бегать, поговори со мной». Ничего хорошего из этого не получилось.

[...]

[Когда я прочитала заметку «Би-би-си»,] было ощущение абсолютной гибели. Ты на зубах ползёшь к этому четыре года, и потом чьей-то равнодушной рукой — всё.

Солодников: Было сразу понятно, что это ад?

Колпаков: Да. Мне было понятно ещё до выхода заметки, что ситуация развивается так, что никто не поймёт, что произошло на самом деле. И это обвинение, от которого очень тяжело отмыться. Только люди в ближнем круге отреагируют правильно.

Колпаков: Илья ушёл не из-за того, что он был недоволен моими действиями или не мог со мной работать. Он ушёл, потому что хотел уйти. В момент кризиса мы договорились, что он уйдёт через несколько месяцев. Он устал, его начала тяготить «Медуза», ему хотелось переехать в Москву, он устал от медиа, и мы договорились, что он в какой-то момент уйдёт.

Он прекрасно понимал, что если уйдёт сразу, люди воспримут его уход, как связанный со мной. Ну, и вообще это может нанести ещё больший ущерб «Медузе». Поэтому мы договорились, что он уйдёт в мае 2019 года. Потом у него случился личный конфликт с Галей. И это совершенно не стоит того, чтобы об этом говорить публично.

Солодников: Проехали.

Колпаков: Была неприятная ситуация, он вскочил и вышел, хлопнув дверью.

Тимченко: Был подкаст «Как жить», который мы вели с Лизой Кремер и Катей Кронгауз (женой Красильщика — прим. TJ). Это был очень личный и искренний подкаст. Когда всё это случилось, мы прекратили выпуск подкаста на какое-то время. Потом мои соведущие предложили возобновить его. Я отказалась в довольно резкой форме и сказала, что мне больше не интересно и не о чем с ними разговаривать. Лика [в ситуации с Колпаковым] не заняла никакую позицию, Катя заняла позицию вполне определённую. Я поняла, что не смогу так же с ними разговаривать.

[...]

Колпаков: Много людей ушло. С уходом каждого казалось, что пропасть, в которую мы падаем, глубже. Уход каждого человека был серьёзной потерей для издания и был лично для меня невероятно болезненным и обидным. [Ни с кем из них] практически не общаюсь. Мне очень горько, что я потерял столько людей, с которыми мы в одном окопе жрали землю.

Тимченко: Это неосталинизм. Потому что моя общественная репутация закончилась в тот момент, когда я всего-навсего сказала: «Ребята, кто без греха, не врите себе и зеркалу: мы все так или иначе поступаем в жизни, как человек-какашка». Это во-первых. А во-вторых, Ваня — мой лучший друг. Мне очень многие люди сказали, что моя общественная репутация закончилась, когда я сказала, что буду с ним, он мой друг.

Люди, которые прогуливали, которых я вытаскивала из Питера с пьянок. Я давала им право на ошибку. Но в 2018 году у нас права на ошибку не осталось. Как, вы что, не хотите колебаться с линией партии? Партия не может быть не права. Что это такое, как не неосталинизм?

В июне 2019 года журналиста «Медузы» Ивана Голунова задержали по подозрению в хранении и сбыте наркотиков, которые у него якобы нашли при обыске. После нескольких дней пикетов и широкого общественного резонанса дело закрыли. На 12 июня был назначен марш в поддержку Голунова, но так как журналиста отпустили, Колпаков написал, что «Медуза» не будет призывать людей выходить на акцию, ведь они уже «отбили своего парня».

Солодников: Нахера ты написал этот пост в фейсбуке про то, что вы защитили своего парня? Ты понимаешь же, что происходит. Почему ты его не удалил, когда увидел, что начался вся эта катавасия?

Колпаков: Я считаю, что человек имеет право сказать глупость.

Солодников: Но ты же знаешь публику в Фейсбуке.

Колпаков: Я знаю, что я не всегда говорю умные, глубокие вещи. Я не всегда рассудителен и адекватен. Я понимаю прекрасно, что выглядело это плохо. Но в тот момент, когда я это написал, мне так не казалось. Я вообще об этом не думал. Потому что это вообще был текст, предназначенный для редакции. Мне нужно было очень быстро привести редакцию из состояния resistance journalism (журналистика сопротивления — прим. TJ) в состояние normal journalism.

Когда осуществляется преследование наших сотрудников и коллег из других изданий, мы должны встать и отстаивать права. Но мы не можем заниматься политикой. Это одна из идей, лежащих в основе «Медузы»: мы занимаемся журналистикой, а не политической деятельностью. В этом нет ничего плохого. Но момент накануне марша был крайне неудачным, чтобы об этом рассуждать. Мне жаль, что я это написал.

Солодников: Сколько сейчас стоит «Медуза»?

Тимченко: Когда мы делали оценку несколько лет назад, это было, если скромно, миллионов десять. Сейчас не знаю.

[...]

Солодников: Ты помнишь день, когда кто-то сказал, что нашёл деньги? (После запуска в Риге у «Медузы» были финансовые проблемы, Тимченко боялась, что не сможет выплачивать сотрудникам зарплаты — прим. TJ)

Колпаков: Таких дней было несколько: «Я нашёл деньги, я понял, где достать деньги». И были дни, когда эти деньги были абсолютным спасением. Так продолжалось какое-то значимое количество времени, когда мы балансировали на грани, и у нас ни на что не хватало денег. Сразу после нашего запуска [в 2014 году] начался экономический кризис, нельзя было выбрать худший момент для начала бизнеса в Европе.

Солодников: Ты доволен тем, что в итоге совладельцами «Медузы» не стали ни [Михаил] Ходорковский, ни [Борис] Зимин, никто? Хотя по-прежнему продолжают какие-то долбо*** про это говорить.

Колпаков: Где-то через месяц после запуска мы сидели с Галей и [Ильёй] Красильщиком и сказали друг другу о том, какое же счастье, что мы запустились сами и контролируем это предприятие.

Солодников: Почему у меня как у читателя «Медузы» иногда складывается ощущение, что «Медуза» обслуживает Алексея Анатольевича Навального? Меня просто достало это.

Колпаков: Навальный — самое живое, что есть в российской политике, и один из главных героев современности. Мы следим за ним почти так же пристально, как за Путиным. [...] Одна из задач журналистики — давать голос тем, кто не может быть услышан. Учитывая, что Навальному заказан путь в официальные медиа, это всегда должно быть на подкорке. [...] И это человек, в искренности намерений которого мы не сомневаемся.

Личные отношения с Навальным у нас непростые. Мне кажется, он не очень любит журналистов.

Солодников: Вань, это мягко говоря. Путин так не разговаривает с журналистами, как позволяет себе Алексей Анатольевич Навальный.

[...]

Колпаков: Мне не сложно признать свою неправоту, [если Навальный как читатель «Медузы» указывает на ошибки]. Но при всём при этом я считаю, что Навальный очень плохо относится к журналистам и мне это не нравится. В частности, мне очень неприятно то, как он говорит про некоторых сотрудников, которые мегапрофессинальные и очень этичные. То, как Навальный пишет про Татьяну Лысову, работающую моим заместителем.

Солодников: Вань, это не повод просто сказать: «Если ты, чувак, позволяешь себе такие высказывания в адрес журналистов, мы про тебя больше слова не напишем. Пошёл на хер»?

Колпаков: В 90-е годы издания так и реагировали, но это неправильная реакция. [...] Я не имею права отрезать своих читателей от новостей про Навального, только потому что мне не понравилось, как он поступил. Это нечестно и непрофессионально.

Тимченко: Нас ценят за наш продукт, а не за то, как мы умеем сраться в Фейсбуке.

Солодников: Я понимаю, что редакции могут не работать сейчас так, как это было раньше. Но чувство собственного достоинства распространяется и на редакции в том числе и на издание. Если ты позволяешь себе говорить так о журналистах, плевать, мы просто о тебе не будем больше писать.

Тимченко: Мы не имеем права этого делать. Объективно Навальный — очень крупный политик федерального значения. В кодексе «Медузы» говорится, что мы не имеем права замалчивать общественно значимые события.

Татьяна Лысова с 2002 по 2007 годы и с 2010 по 2017 годы была главным редактором газеты «Ведомости». Источники РБК связывали уход Лысовой с недовольством Кремля независимой политикой издания, сама она называла увольнение «исключительно собственной инициативой».

После этого Лысова два года работала в «Интерфаксе», за что её осудили многие коллеги и Навальный. По его словам, журналистка «зарабатывала на жизнь враньём, два года делала мир вокруг хуже, а ей давали за это деньги». В январе 2020 года Лысова возглавила московское бюро «Медузы».

Тимченко: Чего мне с [Навальным] бодаться? Рассказывать, что Таня Лысова 20 лет верой и правдой служила в газете «Ведомости», и он ей восхищался? Рассказывать, что человек оказался в сложной жизненной ситуации? А почему Лёша не оправдывается, что он когда-то работал советником кировского губернатора [Никиты Белых]? Тоже так себе занятие, но никто же не ставит это ему в упрёк. Все говорят: ну да, человек может заблуждаться, ошибаться.

Солодников: Что стало самым убедительным фактором [для перехода Лысовой в «Медузу»]?

Колпаков: Я думаю, что реальная возможность заниматься настоящей журналистикой.

На фильм Солодникова отреагировали бывшие сотрудники «Медузы». Редактор Александр Горбачёв отметил, что, по его сведениям, для фильма не пытались поговорить ни с кем из покинувших издание.

Красильщик, которому посвящена значительная часть видео, подтвердил, что ему никто не предлагал принять в нём участие.

Он пошутил над Солодниковым, выложив объявление газеты, предлагающей написать «о вашей проблеме с ваших слов».

Бывший редактор новостей «Медузы» назвал забастовку сотрудников «фантазиями руководства».

В твиттере многие заметили комплиментарную интонацию фильма и замалчивание деталей.

Комментаторы на YouTube тоже недовольны.

#медиа #медузагейт #медуза #колпаков #интервью #мнения