«Я ничего не хочу в себе менять»: монологи людей с физическими особенностями и травмами о принятии самих себя

Как научиться не стесняться проблем и справляться с неудобными вопросами о своей внешности.

В 2010 году клинический психолог Пол Гилберт разработал концепцию Compassion Focused Therapy (терапия, сфокусированная на сострадании) для людей, склонных к неконструктивной самокритике и постоянно испытывающих чувство вины и стыда. Гилберт говорит в своей книге «The Compassionate Mind», что self-compassion — это умение относиться к себе с той же заботой и добротой, с которыми человек относится к другим людям. Сочувствие к себе — не врождённая черта, а навык, который нужно растить и укреплять. Выделяют три основных компонента сострадания к себе: осознанность, чувство общности с другими и доброта к себе.

Некоторые люди доходят до такой степени отрицания себя, что работа над личностным ростом становится невозможной. И пока проблема не решена, никакое лечение не даст продолжительного эффекта, никакое новое знание не освоится и никакого прогресса не наступит. Люди с выделяющейся или не подходящей под стандарты внешностью часто сталкиваются с агрессией и осуждением, что порождает комплексы, депрессию и неуверенность в себе. TJ пообщался с такими людьми о принятии себя, дискриминации, поддержке и влиянии общества.

Когда мне было четыре года я подожгла на себе платье, закрыв в комнату дверь на замок. Я его несколько раз поджигала и тушила, а последний раз затушить не успела. Когда пламя перешло на простыню и подушку, бабушка залетела в комнату и завернула меня в мокрое полотенце. Она пыталась снять платье через голову, так у меня появились ожоги на лице. После этого она сразу вызвала скорую. Реабилитация проходила очень тяжело. Я месяц лежала в реанимации почти без сознания. В больнице пролежала около года.

В детстве мне было важно, что про меня говорят. Особенно было непросто, когда я пошла в школу. Первое время переживала, а потом подумала: «А зачем я парюсь?». Раньше каждое лето я носила одежду с длинным рукавом, потому что считала, что людям не хочется смотреть на мои ожоги. Но когда мне становилось жарко, я надевала футболку и забывала про окружающих.

Школьники обычно жестокие, они издевались и обзывали меня, но, к счастью, до физических действий не доходило, только называли «жаренной курицей», «жаренным шашлыком», «Фредди Крюгером» и другими оскорблениями. Но в основном обзывались мальчики, первое время я отвечала на это, бегала за ними, а потом мне стало всё равно.

Есть благотворительный фонд «Детская больница», который помогает ожоговым детям. Они отправляют таких детей два раза в год в лагерь, туда постоянно выезжают психологи, которые с ними занимаются. Они проводят тренинги, психологические игры, чтобы помочь раскрыться человеку. Так как я подопечная этого фонда, то участвую в разных мероприятия, помогаю что-то отвезти и стараюсь поддерживать фонд.

В 17 лет я осознала полностью, что принимаю себя с ожогами. В этом мне помогли мои друзья, которые поддерживают, учёба и мечта стать кинологом. Раньше очень хотела работать в силовых структурах, но поскольку у меня ожоги, то мне отказали. Ещё я никогда себя не жалела, не пыталась выбить жалость из других людей, я очень много работаю, и это помогает. Работаю с 14 лет, мне очень часто отказывали, скорее всего из-за шрамов, но только в одном месте честно об этом сказали.

На мой ожог чаще обращают внимание дети, они подходят и интересуются. А я им отвечаю в шутку, что не нужно играться со спичками. Но сейчас взрослые стараются не смотреть на меня или смотрят реже. Бывает задают неудобные вопросы. Когда я работала продавцом-консультантом, мне постоянно задавали вопросы про ожоги и начинали жалеть, мне это не нравилось. А когда я работала в общепите, мой директор заступилась за меня, когда очередной посетитель спросил меня про ожоги.

Незнакомые люди часто говорят: «Ты не пробовала сделать пластику?», «Нужно мазать лицо гусиным жиром, тебе поможет», «Сделай шлифовку лица». Или как-то ко мне подсел мужчина и заговорил про своего друга, который сможет мне помочь с ожогами. На тот момент мне было 14 лет, я не знала, что ответить и как уйти от этого неприятного разговора. Тогда я не умела дать отпор, сейчас я бы сразу ушла и не стала это слушать.

Свои фото я не стесняюсь выставлять в Инстаграм, веду страницу в формате блога. Рассказываю, как я себя принимаю и делюсь интересами. Но мне нравятся мои фотографии. Люди положительно на это реагируют, мне это тоже нравится. Сейчас там мало подписчиков, в основном мои друзья, но я рада открываться новым людям.

В 2014 году я работал на корпоративах и праздниках с фаер-шоу. В один из рабочих дней у меня в руках взорвались два пиротехнических фонтана, после этого мне ампутировали руки. Я воспринял это очень несерьёзно, у меня было довольно странное психическое состояние после ампутации. Люди проходят пять стадий принятия горя: начиная с отрицания и заканчивая принятием, а я сразу хотел получить протезы и жить дальше.

После травмы я не работал с психологом, но через несколько лет понял, что это необходимо. Произошла ситуация, которую невозможно забыть. Считаю, что проблемы решаются в процессе, невозможно разобраться во всём и сразу. Прошло много лет, и только в этом году я чувствую хорошее отношение к себе, стал меньше стесняться носить летом футболки, стало всё равно на окружающих и их реакции.

Когда получил протезы, я прятался, не ходил в общественные места, не хотел, чтобы на меня смотрели. Носил рубашки с длинным рукавом, чтобы ничем не выдавать свою особенность. Так я жил довольно длительное время, а потом меня это перестало беспокоить. Мне не нравятся косые взгляды людей, которые смотрят на меня как на что-то дикое.

Я живу в Воронеже, а это относительно маленький город, и люди, которые отличаются от большинства, привлекают намного больше внимания, чем в Москве или Петербурге. Я могу стать звездой любой маршрутки. Люди, не стесняясь, смотрят на меня, снимают на телефон и задают неловкие вопросы. Порой бесит, это же нарушает мои границы. В жизни я не часто отвечаю на вопросы, но в инстаграме стараюсь ответить всем. Иногда задают вопросы про мастурбацию или про то, как я хожу в туалет, но эти темы довольно пикантные, поэтому я отвечаю на них в шутку (В 2019 году Костя был Гостем TJ). Все остальные вопросы меня не смущают, я и не думаю, что вообще какие-то могут уже смутить.

В 2017 году мне написал сценарист и продюсер сериала «Толя-робот» Коля Куликов с идеей снять сериал про человека с протезами и предложил вычитать сценарий на ошибки. Потом я работал дублёром главного героя в кадре на крупных планах, я на это пошёл с большим удовольствием. Считаю, что должно быть много контента про людей-инвалидов в медиапространстве. Это важно, потому что такие люди не должны восприниматься как «диковинка».

Вся дискриминация, с которой я сталкиваюсь, связана с законами. Я не могу усыновить ребёнка, потом что инвалид первой группы не имеет на это право. Я хочу помочь ребёнку обрести нормальную семью, но государство мне отказывает в этом. Ещё не могу водить машину и сдавать на права. В тоже время в России есть много людей с ампутацией и рук, и ног, которые обходят этот закон. Местные гаишники входят в положение и выдают им права, потому что людям нужно водить, это естественная потребность активного человека. В США люди с протезами получают лицензию на вождение, а я не могу водить машину для своего же удобства. Государство показывает, что я инвалид, который не имеет прав на полноценную жизнь.

В детстве я не задумывалась о своих родимых пятнах, принимала их как данность. К ним не надо было привыкать. В детстве особо не рефлексируешь на этот счёт. Они мне не приносят никаких физических неудобств, за ними не нужен особый уход, это просто кожа, под которой просвечиваются сосуды.

Пятна можно удалить, в голове всегда была такая мысль, но из-за большой площади (пятна на право руке и ключицах) это дорого и муторно, нужно много сеансов, их сейчас удаляют лазером. Да и не факт, что после лазера не останутся ожоги и шрамы. Я подумала, что мне это не нужно, и я не готова.

В школьном возрасте были какие-то внутренние комплексы, я чувствовала себя неполноценной, искала какой-то дефект в себе, сравнивала со всеми. Меня постоянно спрашивали: «А что это такое?», акцентировали внимание на этом. Я старалась не носить открытую одежду, чтобы не было лишних вопросов.

У меня никогда не было проблем с принятием своей внешности в отрыве от этих пятен. Мама говорила, что ничего в этом странного нет. Для бабушки я всегда самая красивая, а папа считает, что я так отмечена богом, он у меня религиозный. Меня никогда не обзывали, не дразнили, проблем с парнями не было. Все проблемы в моей голове, когда думала, что человек увидит мои пятна и не примет меня, но в итоге ничего такого не было.

Мне было важно, что скажут и как посмотрят на мои пятна. Всегда хотелось избежать некой брезгливости во взглядах. Понимаю, что люди не знают ничего про пятна, поэтому стараюсь до сих пор носить что-то с длинным рукавом. И до сих пор не люблю неудобные вопросы. На пляж выхожу спокойно, потому что там я первый и последний раз увижу людей, и мне всё равно на их мнение. Другое дело – школа, где все друг друга знают. Никогда у меня параноидального прикрытия не было, летом я хожу в футболках, но просто не ношу одежду с вырезом.

Когда люди начинают спрашивать про мои пятна, они думают, что это ожог. Спрашивали: «А что это?», «Что с этим можно сделать?», «Как это убрать?», но я понимаю, что люди это спрашивают от незнания.

Многие девушки хотят поменять фигуру или что-то ещё, но я не хочу ничего в себе менять. Просто нужно взять себя в руки. Каждый может себя принять, просто нужно не забывать, что все проблемы в твоей голове, понимать, что нужно решать их комплексно, развивать себя в разных сферах и окружать правильными людьми.

В раннем детстве у меня развивалась генетическая болезнь, связанная с нарушениями работы соединительной ткани. Врачи поставили мне диагноз дисплазия соединительной ткани (нарушение развития соединительной ткани в эмбриональном и постнатальном периодах). Эта болезнь ухудшает зрение, начинаются проблемы с костями и хрящами. В худших случаях развивается жёсткий сколиоз. Эта болезнь выразилось через воронкообразную деформацию грудной клетки (впалая грудь).

Такая деформация повлияла на сердце, лёгкие и желудок. В 15 лет мне сделали первую операцию. Врачи вставили пластину из медицинской стали, которая помогла исправить генетическую особенность. Из-за этой пластины появились мои шрамы.

Как такового принятия шрамов тогда не было, потому что возник выбор: либо ходить с впалой грудью, которая стесняла меня морально и физически, либо со шрамами. Как говорят, шрамы украшают мужчину, но выглядели они жутко, я их стеснялся, особенно спустя месяц после операции.

Раньше мне было важно, что скажут про меня другие: засмеют или покажут пальцем. В школе, ещё до операции, в мужской раздевалке после физкультуры один парень из старших классов тыкал в меня пальцем и говорил, что я урод, который приехал из Чернобыля. Но после операции меня уже такие фразы не пугали, я к ним привык. Когда кто-то обращал внимание на мои шрамы, я говорил в шутку, что мне уменьшали грудь или порезали ножом.

Девушки не особо обращали внимания на мою особенность, но мне казалось, что обращали. Потом со временем я понял, что главное в общении с другими людьми, которые тебе нравятся, это твоя харизма, чувство юмора, а внешнее — на втором плане. Если девушка принимает меня, то принимает и мои шрамы. В этом я не сомневаюсь.

Мне кажется, что принятие наступило, когда я превратил свой недостаток в особенность. Стал отшучиваться, получать от этого удовольствие и думать о том, что если бы не эта операция, если бы не эта пластина, я не переехал в Петербург, не встретил людей, с которыми познакомился в больнице. Скажу банальную вещь, но всё, что ни делается, — к лучшему. С другой стороны, я понимаю, что мне горевать особо нечего, я получил эти шрамы во благо своего здоровья.

Раньше беспокоили и смущали разные вопросы от незнакомых людей, а сейчас это случается редко. Если задают неуместные вопросы, то только дети, но я понимаю, они это делают бессознательно. На пляже раньше носил майки или футболки, а в общей душевой отворачивался, чтобы никто не видел моих шрамов. Чувствовал себя уязвимым.

По поводу моих следов на теле редко высказывались негативно. Сейчас у меня идея закрыть шрамы татуировками. От неё я не отказываюсь, мне бы хотелось как-то использовать эти две линии на груди в качестве возможного продолжения татуировки. О пластике особой речи не шло. Я думал об этом, но это и физически, и финансово неподъёмно.

Мне не всё равно на мои шрамы, но я научился с ними жить, научился не обращать на них внимания, не чувствовать себя неуверенно. Если не любить себя, то относиться к самому себе с уважением. В моей жизни всё складывается именно так, что шрамы — это всего лишь шрамы, которые просто стали напоминанием, что всё зависящее от меня в этой жизни я сделал правильно.

TJ поговорил с Анной Шагинян — основательницей образовательного проекта Selfcarist.Space (проект, который помогает лучше разбираться в эмоциях, справляться со стрессом и самокритикой, поддерживать себя как друга). Анна попыталась объяснить, почему важно поддерживать себя и как прийти к принятию.

У нас много возможностей столкнуться со стыдом по поводу внешности. Мысль о том, что с нашим телом что-то не так (а стыд часто вырастает из этого ощущения), зарождается ещё в детстве, когда нашу внешность оценивали родители или другие взрослые. Критические комментарии со стороны сверстников, первых партнёров в подростковом возрасте сильно повлияют на наши отношения с телом. Реклама, индустрия красоты, знаменитости и блогосфера, которые долгие годы формировали нереалистичные и очень узкие стандарты красоты.

Тело давно перестало быть телом с его обычными функциями. Теперь это объект для постоянной оценки, сравнения, навешивания «ярлыков». Со временем в обществе появились «стандарты красоты», и увлечённость ими всё набирает обороты. Мы видим «идеальных» людей в рекламе и сравниваем себя с отретушированными, удачными фотографиями в Инстаграме. В медиа и блогах ещё встречаются материалы в духе «Как похудеть к лету», «Как накачать красивые мышцы», «Какую диету начать с нового года?», «Какие процедуры у косметолога обязательны в 30 лет?», «Какие фигуры нравятся противоположному полу» и так далее.

Можно ли сказать какие-то специальные слова утром в зеркало и полюбить себя? Нет. Можно ли по щелчку изменить отношение к себе, которое формировалось годами, а то и десятилетиями? Тоже вряд ли. Живёт ли в мире человек абсолютно во всём и всегда довольный собой? Я такого не встречала.

Живые люди сталкиваются со сложностями, недовольны собой, переживают и грустят. Если мы хотим относиться к себе добрее принимать и любить себя, то есть смысл настраиваться на долгосрочную работу. Потому что доброжелательное отношение складывается из мелочей и формируется долго.

Но выход есть – психотерапия, желательно со специалистом, который специализируется на РПП. Принятия себя и своей внешности состоит из больших пластов работы: убеждения, усвоенные в раннем возрасте, эмоции и умение их переживать, травмы и жизненные сложности, привычки, среда, в которой мы живём. Эта работа, которая требует времени, но определённо того стоит.

Статья создана участником Лиги авторов. О том, как она работает и как туда вступить, рассказано в этом материале.

#истории #психология #отношения #мнения #лигаавторов #лонгриды